Загадка о тигрином следе

При вынужденной посадке, когда покалеченную машину тащило по речному льду, Гранит по инерции дернулся вперед и гашетка пулемёта, ударила его в правый глаз, едва не выбив его…

Но вот затих вдали гул белогвардейского аэроплана, так же скоро улеглась и радость двоих спасённых – они остались наедине с белым безмолвием, за бортом кабины снега по пояс и полная неизвестность впереди…

Когда мужики убили товарища Лаптева – красного военлёта, ему тоже какой-то мужик сзади рубанул топором по затылку. Но в момент удара Гранит по счастливой случайности повернул голову, и лезвие прошло вскользь. Тем не менее, на затылке у него под волосами можно было нащупать вмятину… Потом, когда его привели расстреливать, сопровождающие – пятеро мужиков – начали между собой договариваться, кому стрелять в паразита. Придя к какому-то соглашению, они отошли от приговорённого метров на 20. В это время появился самолёт. Он появился здесь случайно. Лаптеву, как это часто случалось в его жизни, фантастически повезло. Пилот аэроплана, возвращаясь с задания, немного сбился с курса. Увидев внизу людей с обрезами, лётчик сразу понял, что это мятежники, и сбросил на них бомбу. Двое расстрельщиков были убиты. Остальные стоящие у амбара попадали – кто на колени, кто на живот. Ещё одной удивительной удачей комиссара оказалось то обстоятельство, что сидящий за штурвалом аэроплана авиатор оказался под стать ему – рисковый малый, легко решающийся на авантюры, вроде посадки на неизвестном поле ради спасения неизвестно кого.

Сверкая пятками и голой задницей Лаптев помчался к приземлившемуся аэроплану. Его пилот даже не стал останавливать машину, чтобы подобрать беглеца. Здоровенный детина, он, высунувшись по пояс из кабины, схватил бегущего худенького пацана за плечо и словно котёнка втащил на крыло.

Когда Лаптев прилетел столь необычным образом к своим, тело его покрывала тонкая корка льда, а вместо лица была одна сплошная сине-бордовая гематома – сковородка, чугунная сковорода, а не лицо. Но раны на нём заживали с потрясающей быстротой, как на собаке.

*ЧООН – чекисткий отряд особого назначения.

Глава 11

Ситуация вокруг Симбирска буквально с каждым часом становилась всё более тревожной. Отряды повстанцев перекрыли большинство ведущих к городу дорог, и, кажется, собирались с силами для решительного штурма. Белые генералы об этом конечно знали. Заехавший к лётчикам по какому-то делу уполномоченный губчека рассказал, что своими глазами видел на противоположном берегу Волги разведывательный разъезд колчаковцев. Пора было вылетать, а комиссар запил.

В компании своей новой невесты и двух забулдыг из аэродромной обслуги он целыми днями пьянствовал. Впрочем, иногда Лаптев всё же появлялся из столовой, где происходил кутёж, чтобы размять косточки и «поруководить». В накинутой на плечи мохнатой бурке, в сопровождении свиты собутыльников 20-летний самозванец выглядел кавказским князьком, обладающим безграничной властью казнить и миловать в своём уделе. На местных лётчиков он, кажется, одним своим видом наводил ужас. Его боялись и ненавидели. Лукову комиссар тоже казался гигантом, матёрым злодеем.

Несколько суток комиссар пьянствовал, не просыхая. Опасающийся мужицких вил и шашек белоказаков немецкий наёмник попытался уговорить Лаптева, когда тот однажды вышел из столовой, ускорить вылет.

– Не волнуйся, камрад! Если чумазые лапотники только сунуться сюда, я прикажу их выпороть – покровительственно пообещал обеспокоенному немцу нетрезвый апологет рабоче-крестьянской власти. В алкогольном дурмане комиссар явно забыл о марксистских принципах и видел себя барином-крепостником. О своей простонародной фамилии и низком происхождении беззубый и шепелявый «аристократ» тоже сейчас вспоминать не желал. Его несло:

– Мужик должен пахать, а не бунтовать. Пускай, пускай приходит, я его научу знать своё место! Я его…в бараний рог! Обратно в борозду загоню! Я оставлю в их родовой памяти такое воспоминание, что они будут падать ниц, едва завидя вдалеке кожаную комиссарскую куртку! Я им…

Грозя кулаком воображаемым бунтовщикам, комиссар некоторое время силился закончить свою мысль, но так и не сумел, и отправился с сотоварищами продолжать разгул.

Целыми днями из столовой доносились песни под гармошку и граммофон, дикие крики, женский визг и хохот. Кроме невесты комиссара в гуляющей компании откуда-то появились ещё женщины и двое субъектов уголовного вида. Похоже, Гранит водил дружбу не только с местными чекистами, но и с фартовыми ребятами, которые приехали прошлой ночью из Симбирска и привезли с собой девочек.

Под вечер участники оргии снова появились на улице – все в непристойном виде. Разгорячённые спиртным мужики гонялись за своими обнажёнными подругами, а, поймав, совокуплялись прямо на снегу. Командование авиаотряда в это дело не вмешивалось, предпочитая сохранять нейтралитет. Казалось, на московского гостя просто нет управы.

Точку в комиссарском загуле поставил генерал Вильмонт. Одиссей видел, что краснобайство комиссара раздражает кадрового военного. Он без всяких сантиментов решил вылетать без комиссара. Но это оказалось невозможно сделать. Немец Вендельмут обнаружил, что Лаптев по-тихому слил весь коньячный спирт из баков их самолёта. Немец доложил об этом начальнику экспедиции. Терпению генерала пришёл конец. Мало того, что комиссар пропивал топливо экспедиции, его обещание достать 100 литров горючего оказалось обыкновенным враньём! Пора было приструнить разгулявшегося анархиста, пока он не подвёл под монастырь всю группу.

Вместе с Луковым и немцем Анри Николаевич решительно вошёл в столовую. Картина, которую они увидели, кажется, в первый момент смутила даже многое повидавшего на своём веку генерала. Прямо на полу, на брошенных шинелях и бушлатах вповалку расположились измождённые после долгой пьянки и оргии голые мужчины и женщины, тела их сплелись в один клубок. Густая тяжёлая атмосфера помещения была пропитана алкогольными испарениями, запахом пота и марафетным духом.

– Это что за фря? – комиссар недовольно ткнул пальцем в сторону генерала и сплюнул через отсутствующие передние зубы. – Тебя не приглашали.

– Погоди, погоди, Гранитушка, – погладив комиссара по плечу, встрепенулась одна из лежащих рядом с ним девиц. – Смотри, какой милашка к нам заглянул на огонёк. Мы ему рады.

Молодая женщина грациозно поднялась с пола. Одиссею она неожиданно показалось восхитительной вакханкой. Роскошное тело её было прекрасно в своей бесстыдной наготе – тяжелые, налитые груди, широкие бёдра, нежные плечи. В приглушённом свете кожа её казалась золотистой. Чёрные косы на голове девицы были уложены венцом. Луков обомлел. Ласковый взгляд и бархатный мягкий голос девицы гипнотизировали:

– Заходи, красавец, побудь со мной. Но вначале вкуси сладость моих сахарных уст.

Девица грациозно приблизилась к Лукову, осторожно сняла с молодого человека очки и потянулась своими устами к его губам. Одиссей вдруг почувствовал дыхание, отравленное спиртным перегаром, и инстинктивно отпрянул. Но девица совсем не обиделась. Она усмехнулась и предложила молодому мужчине кружку.

– Запей горьким вином, коль недостаточно сладко показалось.

Одиссей чувствовал, как горят его щёки. Близость этой бесстыдной женщины, ни смотря ни на что, не могла не взволновать его. Но от предложенной кружки он, конечно, тоже отказался. Тогда девица взяла Одиссея за руку и нежно потянула за собой на пол, приговаривая:

– Что ж, не захотел моего поцелуя, изведай другого. Тебя люблю теперь я. Побудь со мной, забудешь о тревогах. Лаской огневой утолю все твои печали.

– Ого, смотри-ка, приглянулась ему наша Маруха! – хохотнул и подобострастно обратился к юному комиссару один из его собутыльников, указывая на растерявшегося Лукова. – Но может, лучше старичку её предложишь, она кого хочешь молодым козликом скакать заставит!

– Ох, ха, ха! – заржали приятели комиссара.

– Зачем отбираете у меня мальчика – надула губки вакханка, он такой милый, чистенький такой, не испорченный, прямо съела бы. Ам!