Заговор

— Но… — слезы, не успев покинуть влажные глаза, моментально превращались в льдинки.

— Это приказ! — выкрикнул Барс. — Карета стоит с кучером на перекрестке улиц Бастугаттан и Тавастгаттан.

Ира побежала, как будто и не было усталости. Она знала, карту столицы Швеции, по крайней мере, расположения улиц центра, девушка выучила. Так что целенаправленно отправилась к месту, где ждала самая, что только нашли в Стокгольме, дешевая карета, запряженная двумя доходягами-конями, которые на таком морозе могли уже издохнуть. На этом средстве передвижения девушка быстро доберется до нужного места, а там, уже в спокойной обстановке, ее, под видом финского парня, повезут в сторону Вестероса, города, название которого так забавляло Сперанского, после на Гетеборг. А там останется только переправиться до Дании, или в Голландию и по Европе домой. Долго, но лучше так, чем остаться лежать на этом неуютном, сером, грязном снеге Стокгольма.

Она спасется, а вот Барс с остатками своей группы… Но они мужчины, это их работа — воевать и защищать!

Ира услышала револьверные выстрелы, после ружейные залпы, три взрыва гранат, вновь одиночный револьвер работал, опять стрельба ненавистных шведских солдат. И все…

Одиночный последний выстрел револьвера заставил девчонку остановиться, она поняла, нет… она почувствовала, что этот выстрел прервал жизнь Барса, Пети Данилова. Он никогда бы не дался в руки врагу, всегда говорил, что оставит одну пулю для себя, благо их пять в револьвере.

Бежать! Нельзя, чтобы эти смерти были напрасны, бежать…

Глава 20

Глава 20

Стокгольм

12 февраля 1799 года (Интерлюдия).

Платить за три комнаты зимой в Стокгольме — сущее разорение. Для рачительного парня, у которого даже не в голове, а в крови, экономия и бережливость было сложно отдавать серебро хозяйке за очередной день проживания. Но Степану Кулаге приходилось это делать уже потому, что его шведский язык был лучший, чем у кого иного из группы Танка… И где Командир берет только такие позывные?..

— Фру Анна-Лизабетта, но вы же сдираете у меня кожу. Смилуйтесь, сбавьте пять рундштюков, прошу вас, фру! — не играя, на полном серьезе, как чувствовал, просил Степан, тут, в столице вражеского государства, представленный, как Олаф.

— Я ведь могу еще прибавить два рундштюка, до круглой суммы, чтобы вышел серебряный риксдалер, — улыбнулась вдова Анна-Лизабетта, которую Степан, а с его подачи и все остальные члены группы, называли «Анализ».

— Нет, нет, фру! Ни в коем случае не нужно повышать, тут бы все же понизить, — не унимался Степан Кулага, по позывному Казначей.

Фру Анна-Лизабетта лукаво посмотрела на Олафа. Женщина распрямилась и, поправ приличие, стала осматривать странного молодого мужчину. Делала это так, как-будто коня выбирает, только что зубы не рассматривает, хотя в нее станет и такое учудить. На самом деле, так почти что и было, хозяйка доходного дома выбирала себе жеребца.

Анна-Лизабетта, еще не старая, но уже вдовая женщина, муж которой, бывший ротмистром, погиб на последней войне с ненавистной Россией, это было девять лет назад. Тогда молодая вдова осталась с годовалым сыном на руках, но с немаленьким капиталом, который составляли, прежде всего, два дома в ее собственности.

Тридцатилетней женщине не хватало мужского плеча, но она больше не вышла замуж, а плечо… и не только этой части мужского тела, Анна-Лизабетта добивалась и без обряда венчания. Вопреки нормам морали и строгости общества, женщина брала то, что хотела и плевала на то, что о ней подумают. Когда-то, когда это было необходимо, никто не предложил ей помощь, а теперь она самодостаточная дама, имеет три продуктовых лавки, сдает комнаты в одном из своих домов, а еще у Анны-Лизабетты есть доля в небольшом рыболовном предприятии.

— Хорошо, красивый, пусть платой остается десять рундштюков. Но за то, что я не стану повышать цену, тебе придется согреть меня этим морозным утром, — сказала хозяйка и недвусмысленно облизала губы, жадно смотря на Степана и раздевая его глазами.

Казалось, что такое поведение должно исходить от мужчины, и Анна-Лизабетта чуть ли не каждый день встречается с подобными предложениями. Но в том и был интерес женщины — смутить своим поведением мужчину, который считает, что мир создан для них, людей с некоторыми, не всегда выдающимися, частями тела, которыми Господь обделил женщин.

Анна-Лизабетта была очень даже интересной, в меру упитанной, знойно рыжей, женщиной, с пышной грудью, и со страстными ярко-голубыми, скорее даже, синими, глазами. Степан и не против… Был бы, если только не ряд обстоятельств.

— Фру, у меня планы были на сегодняшний день и утро и… вечер… утро, — растерявшись, мямлил Олаф-Степан.

— Ты повторяешься, утро уже было… Нет, красивый мой, его не было, но обязательно будет, — Анна-Лизабетта рассмеялась.

«Засмеют же!» — подумал русский диверсант.

На самом деле, Степан не был робкого десятка, женщин уже знавал, да тут, в группе Танка, все знали женские ласки. Обучение в школе Сперанского предусматривало и такое образование. Но были некоторые причины, которые не позволяли Олафу-Степану накинуться на прелестную хозяйку прямо сейчас.

Во-первых, прямо сейчас на него смотрит лидер группы Танк. Даже для задания сложно заниматься этим, когда на тебя смотрят. Во-вторых, женщина нравилась Степану, он не хотел причинять ей боль, не понимал, что отказом еще больше расстроит. Ну и напор пугал парня. Такие они, мужчины… Когда они в роли охотника, так и хвост пистолетом, а как становятся дичью, то, порой, мало чем поведением отличаются от девиц, теряются.

— Итак, Олаф, я жду! — потребовала вдова. — Или мне нужно спросить, почему это по ночам к тебе, ну или к твоим дружкам, приходит женщина. Такая, светловолосая!

Вот теперь Степан, словно переключил внутри себя тумблер, стал собранным и решительным. Дело коснулось не только его, но и всей группы. Задание диверсионной группы Танка еще не выполнено, два дня нужно как-то прожить в Стокгольме и не вызвать подозрений. Когда выбирался доходный дом фру Анны-Лизабетт Бергстрем, то командир рассчитывал, что такая занятая женщина, чаще всего пропадающая либо в лавке, либо разъезжающая по своим делам, не станет пристально следить за постояльцами. Ошибка, — плохо изучили объект. Не учли женскую тоску по молодому и сильному мужскому телу. Хотя, времени на это не было.

Но Степан-Олаф приглянулся вдове не только своей молодостью, силой, тем, как он смотрел на женщину, поедая ее взглядом. Постоялец был хозяйственным, рачительным, умел считать деньги, выглядел не дорого, но опрятно, чисто, пах не конским навозом и потом, а… просто не пах, что уже удивительно. Такие качества в мужчине еще больше возбуждали вдову. А что до одежды, так она уже сейчас готова была купить Олафу такую одежду, что самые богатые торговцы стали бы принимать молодого мужчина за своего.