Заклинатель ордена Линшань. Новые пути. Книга 2
Шрифт:
Инчжоу путники достигли ко второй половине третьего дня. Недалеко от ворот спешились и в город вошли пешком. Город выглядел как город, ничего особенного.
— Ну, и где тут живёт ваш человек? — спросил Гусунь, едва они оказались за стенами.
— Эм… Кажется, где-то в северо-восточных кварталах. А впрочем, спросим.
И Линьсюань свернул в ближайшую чайную. Гусунь последовал за ним.
— Скажите-ка, а где у вас тут живёт почтенный господин Ань Чэнши? — спросил заклинатель у прибежавшего к их столу хозяина, после того как они сделали заказ.
— Тут недалеко. У господина бессмертного какое-то дело к этому старому евнуху?
— Да, у нас к нему письмо, — соврал Линьсюань. — Взяли проездом из Цуйпу.
— А-а, — закивал хозяин. — Если пойдёте прямо по
— Благодарю, — кивнул Линьсань.
— Так это евнух? — спросил Гусунь, когда хозяин чайной отошёл, всё ещё удивлённо поглядывая на Линьсюаня. Видимо, господин бессмертный в роли почтальона был ему в новинку.
— Ну да. Служил во Внутреннем дворце императрице, хорошо знал и её, и императора.
Они наскоро перекусили и двинулись в указанном направлении. Указания были предельно просты, так что найти нужный квартал, а в нём нужный дом труда не составило. На всякий случай уточнив у прохожего, точно ли они пришли по адресу, Линьсюань постучал в окрашенные красной краской ворота. Он сам не знал, что будет говорить, разве что повторит ложь с письмом, но говорить ничего и не пришлось. Приоткрывший ворота пожилой слуга тут же с поклоном пригласил их внутрь, ни о чём не спрашивая. И вот они оказались в довольно богато убранной комнате, хозяин которой не заставил себя долго ждать. Линьсюань с любопытством смотрел, как из внутренней двери выплывает, опустив глаза, сухонький старичок с почти полностью белыми волосами, выглядывающими из-под надетой, несмотря на домашнюю обстановку, шапки. Где-то он слышал, что евнухи к старости из-за проблем с гормональным балансом либо расплываются, либо, напротив, высыхают как щепки. Ань Чэнши явно принадлежал ко второму типу.
— Приветствую господ бессмертных, — хозяин поклонился, скромно сложив руки на животе. — Этот Ань слышал, что у вас к нему имеется письмо?
Линьсюань едва не присвистнул. Прочистил горло, собираясь заговорить — но тут Ань Чэнши наконец поднял взгляд на решительно шагнувшего вперёд Гусуня.
Если бы у Линьсюаня имелись какие-то сомнения, сейчас они бы развеялись. Глаза старичка округлились, челюсть отвисла — теперь заклинатель точно знал, как выглядят люди, встретившие привидение. В какой-то миг ему показалось, что евнух сейчас упадёт. И тот действительно сделал движение, явно собираясь повалиться на колени.
— Ваше вел…
Линьсюань торопливо закашлялся. Ань Чэнши вздрогнул, моргнул, и его взгляд стал более осмысленным. Он всё ещё выглядел поражённым до глубины души, но теперь, похоже, сознавал, на каком он свете. Снова глядел затаившего дыхание Гусуня, облизнул губы.
— Этот Ань осмелится спросить, — тихо произнёс он, — сколько молодому господину лет?
— Семнадцать, — хрипло отозвался Гусунь. — Мне семнадцать.
— Молодой господин родился двадцать четвёртого числа третьего месяца?
Гусунь кивнул. А потом решительно полез за ворот.
— Этот И родом из Линьаня. Я не знал своего отца, мне сказали, что он умер раньше, чем я стал сознавать себя. От родителей мне досталась только одна вещь.
Ань Чэнши принял медальон обеими руками, его ладони явственно подрагивали. Он внимательно рассмотрел нефритовый диск с обеих сторон.
— Сколько лет… Ничтожный уже и не надеялся, — прошептал он. — Но этот Ань должен спросить кое-что ещё. У молодого господина должны быть родимые пятна на бедре, числом пять. Может слуга на них взглянуть?
Гусунь замялся, косясь на Линьсюаня.
— Вы можете выйти в другую комнату, — уверил тот. — Этот Хэн подождёт.
— Благодарю господина, — евнух и в момент потрясения не потерял хороших манер. — Этот Ань распорядится, чтобы вам подали вина.
Осмотр не занял много времени — Линьсюань даже не успел продегустировать обещанное вино. Ань Чэнши вышел к нему один, оставив Гусуня где-то в глубине дома. Или теперь имя И Гусунь следует забыть и называть его не иначе, как Чжэн Жуйин?
— Этот евнух должен от всей души поблагодарить вас, господин, — торжественно
произнёс хозяин дома. — Вы принесли ему надежду, до которой он уже и не чаял дожить.И всё-таки бухнулся на колени. Пришлось поднимать. Выпрямившийся господин Ань наконец-то прямо посмотрел в лицо Линьсюаню — и снова, такое впечатление, на какое-то время завис. Во всяком случае, смотрел куда дольше, чем предписывают приличия, Линьсюань даже успел ощутить некоторую неловкость.
— Простите, этот ничтожный не знает имени гостя…
— О, прошу прощения, я не представился, — Линьсюань поклонился. — Хэн Линьсюань, заклинатель ордена Линшань. К вашим услугам.
— Прошу, будьте как дома, — Ань Чэнши сделал приглашающий жест. — Жилище вашего слуги в вашем распоряжении. Через полстражи подадут ужин, а пока не желаете ли отдохнуть и освежиться с дороги?
Линьсюань желал. Приятно после путешествия расслабиться в горячей ванне, приготовленной специально для тебя, и дать помассировать себе мышцы спины и ног, изрядно уставшие за время полёта с двойным грузом. Молчаливая массажистка своё дело знала, и, переодеваясь в чистую одежду, Линьсюань чувствовал себя если не заново родившимся, то изрядно обновлённым.
Всё-таки жизнь весьма хороша, когда можешь позволить себе маленькие, но дорогостоящие радости, вроде умелой прислуги, нагретой воды, шёлковой одежды и вкусной обильной еды. Каким бы образом бывший гаремный евнух ни сумел сохранить приобретённые на службе богатства, он отнюдь не стеснялся пускать их в ход и ни в чём себе не отказывал. Роскошный стол был тому подтверждением. Поглощая кусочки гуся, которого зажарили, предварительно нафаршировав ягодами, Линьсюань прислушивался к разговору Гусуня и Ань Чэнши. На него эти двое почти не обращали внимания, так что ничто не мешало распробовать и гусятину, и черепаховое желе, и каких-то моллюсков, перемешанных с фаршем и запечённых в собственных раковинах, и османтусовое вино, к которому прилагались пирожки с начинкой из подслащенного лука.
— Расскажите о моём отце.
— Ваш отец… Его величество был обликом подобен дракону. Силён и величественен, стремителен и неукротим, а лицом точь-в-точь как вы, ваше высочество… Я ведь могу вас так называть? Государь был великодушным человеком и любил оказывать благодеяния и услуги другим людям. Он всегда был занят грандиозными планами и потому мало обращал внимания на повседневные мелочи. Мог подписать документы не глядя, например, и иногда иные этим пользовались. Но он заботился о благе народа, выдвигал достойных, принимал справедливые законы, не давал притеснять слабых, и народ любил его.
— Это правда, что у него уши свисали до плеч, а руки ниже колен?*
— Увы, ваше высочество, — покачал головой Ань Чэнши. — Этот старик не станет врать — государь был велик душой, но сложён как обычный человек.
— А моя матушка?
— Императрица Инь была прекрасна, добродетельна и тверда нравом. В годы трудностей и превратностей судьбы, которые довелось пережить вашему отцу, она без единой жалобы работала в поле, ухаживала за вашим отцом, когда он был ранен или болен, а однажды потеряла ребёнка и после этого долго не могла снова зачать. Ваш слуга знает это лишь из её собственных уст и уст её ближней прислуги, сам он встретил её, лишь когда она стала хозяйкой дворца. Она не любила много говорить о былых несчастьях, но отсутствие детей тяжким грузом лежало у неё на сердце и на сердце вашего царственного отца. Императрица Инь уговаривала государя взять себе на ложе другую женщину, моложе и здоровее, ведь во Внутреннем дворце не было недостатка в красивых девушках, всем сердцем желающих услужить Сыну Неба. Но государь непременно хотел, чтобы именно её величество родила ему наследника, дабы, если б Небу оказалось угодно, чтобы она его пережила, никакая другая женщина не могла претендовать на место императрицы-матери. Он обращался к лучшим врачам и могучим заклинателям, и те говорили, что надежда есть. В конце концов их величества договорились, что, если в течении пяти лет ребёнок так и не родится, государь введёт в свой покой одну из наложниц. Но прошло всего лишь три года, и на свет появились вы. Сколько тогда было радости…