Заклятые враги

Ей повезло больше. Она любила — если любила, — прекрасного человека.

Но Дарнаэл — это пламя. Вечное, пылающее с такой силой, что не зажечься невозможно.

И те, кого он выбирал, были ему под стать. И они тоже горели изнутри.

С ним она могла разве что снаружи — и пепелищем жалких иллюзий рухнуть к ногам человека, что всегда пытался заменить ей родителей.

Она не ему должна была прощать.

Она матери своей должна была прощать.

— В одно мгновение, — она сжала холодное лезвие, выкованное из травы и мыслей, — надо прощать. Но, Первый, как же мне не хочется своей смертью стать последней каплей возрождения этого ада!

Кэор ничего не ответил. Ему и не надо было — они думали в унисон. Они действовали в унисон сегодня.

Анри хотелось сказать, что она и о той ночи не жалела.

Что она хотела бы с ним жить в домике у моря, целовать в макушку их — его, — детей, чтобы им по ночам кошмары не снились, и петь тихую колыбельную младшему, чтобы уснул поскорее. А утром — на поле боя, плечом к плечу, и не имеет значения, на войну ли, во дворец или в ещё один мирный день.

А ему хотелось сказать, что глаза её — чище, чем у Марты. И что она — как то, чего ему хотелось. Куда им пламя, куда им предательство, куда им вверх — им и на земле хорошо было бы.

Вдвоём.

Если не жить, то умирать.

И думали они тоже — одинаково. Защитить. Если не себя — никогда не себя, — то тех, кто там. Кто жив ещё. Кто имеет право на счастье.

Кто позволит миру жить дальше.

И лезвия, холодные, стальные, непонятно откуда — но ведь они воины, верно? — появились в ладонях, попробуй вспомни, что они такое, но убить — возможно.

— Ты же знаешь, — они стояли друг напротив друга, и губы Кэора шевелились едва заметно, когда он выдыхал это короткое признание, — что это для всеобщего блага. Чтобы им — не достаться.

— Прощаю, — согласно кивнула она.

Сверкнуло серебро, и в один голос, с тихим хрипом, он выдохнул “прощаю” тоже.

И в тот момент сводчатый, небесный потолок раскололся на части и осыпался пеплом к их ногам, и только разочарованным эхом посреди океана взвыл Магический Источник.

========== Глава семьдесят четвёртая ==========

Пожалуй, любой стране довольно трудно понять принца, почти короля, что отказывается от любого мало-мальски полезного сопровождения только ради того, чтобы отправиться в путешествие в сомнительной компании. И разве страна может оценить своего будущего или нынешнего правителя, что седлает лошадь и собирается в путь с тремя эрроканцами, двумя эльфами и местным бестолковым библиотекарем, что всё реже и реже показывается своим собственным друзьям, пусть и бывшим, на глаза? Разве страна может действительно поверить в то, что этот правитель не сбегает позорно с поля боя, а собирается что-то сделать?

Шэйран, право, слушал их примерно так, как обычно Дарнаэл Второй — только обернулся и с усмешкой отметил, что королю однозначно лучше знать, как ему поступать. Что никуда он не денется — вернётся, когда придёт время. Что оставляет этот жалкий, не значимый залог — белокосую ведьму, готовую сорваться с места в тот же миг, как её пропажу не смогут обнаружить.

И что-то ещё, высокопарное и красивое, но слушали его разве что остающиеся во дворце слуги. Лэвье и так обратилось пустым городом, в котором только холод и можно встретить на дорогах. Надвигалась осень, пусть медленно, неуверенно, и жёлтых листьев на деревьях ещё не сыскать; они все убегали от предстоящих дождей в войны, как всегда, за расширение драгоценной страны или, может быть, просто так. Граждане умудрялись оправдать своих правителей так же быстро, как и осуждали всех остальных.

— Удивительное дело, — Первый осадил коня, когда они оказались достаточно далеко от столицы, — но они готовы верить каждому твоему слову. Я очень сомневаюсь в том, что с Рри было точно так же — граждане тогда, по крайней мере, немного следили за тем, что делает правитель.

Рэй усмехнулся.

— Тебя очень долго не было, Первый, — ответил наконец-то он. — В Элвьенте есть только один король, которому будут верить на слово. И если ты представляешься его сыном, больше шансов на доверие, чем просто временным регентом. Все эти правители, советники… На самом деле вряд ли у них есть право голоса.

— Странно звучит, — вздохнул мужчина. — Будто бы страна, в которой нравы похуже, чем в Халлайнии.

— У нас нет рабов, — возразил Шэйран. — Только вольные граждане, что сами выбирают, кто им любимый правитель, а кто — ненавистный. Но с Тьерронами уже многие успели свыкнуться, трудно этого не сделать за много сотен лет. Верно, Эрла? — он перевёл взгляд на сестру, но та промолчала, то ли не причисляя себя к местной королевской семье, то ли просто не желая после всего даже слово молвить родному брату.

Дарнаэл промолчал. Он мог со многим не соглашаться, в том числе с отношением Шэйрана к Эрле, но прошлое не вернуть вспять; как уж выбрали дорогу, так и следует идти вперёд. Да, девушка многое сделала не так, как должна была, и, может, во многом даже оступилась, и когда сражаться решила впервые в своей жизни, тоже была совершенно не права. Но что поделать? Разве можно действия человека уровнять под линейку?

Они ехали по знакомой, привычной дороге, излюбленному пути Дарнаэла Второго из Лэвье в Кррэа — и просто к границе между двумя странами, пусть границы никакой и не было. За спинами высился дворец, но с каждым шагом он всё уменьшался, и облик его таял постепенно за глухой листвой деревьев.

После третьего поворота можно было оборачиваться сколько хочешь — а фамильный замок всё равно не увидишь. Но, казалось, обратно, к местам былой славы, тянуло лишь Эрлу — да и то, потому, что она опасалась будущего и в первую очередь свою собственную мать, ожидала, что Лиара Первая в очередной раз попытается навязать ей свои правила.

Эльм же, ехавший к девушке плечом к плечу, казался, напротив, излишне воинственным — и не факт, что против общих врагов.

Что Дарнаэл, что Эрри от этой компании оставили бы только Рэя, да и то, им просто нужен был его дар. Может быть, верную, но при этом ещё и умную, способную думать головой ведьму; точно не принцессу, что своё первое сражение не сумела вывернуть в что-то большее, чем очередное разрушение магического баланса, не свергнутого дворянина, ненавидящего свою же королеву, не полуэльфа, с дрожью отступающего от итогов собственной трусости.

Но не они принимали решение. Не они определяли, кому было здесь место. Не им воевать в этом последнем сражении — последнем, если падет мир.

Последним, если победит Тэллавар.

И, признаться, Дарнаэл не мог ответить на вопрос, был ли Гартро злом. Никто — не был. Может быть, силы в нём и много. Может быть, рухнет от этого Источник, и магия захлестнёт мир.

Но если он раскроет Шэйрану все тайны, пояснит, как колдовать так, чтобы не было шансов проиграть — не сорвётся ли он с цепи? Не появится ли в Рэе то, что так ярко горит в его же отце, эта безумная жажда завоевания? Не утонет ли их мир в крови, когда он сделает свой выбор?

Дар об этом прежде думал. Но ведь он тогда не сорвался, без своих воспоминаний, безо всего, что держало бы его на цепи. У него просто не было никакого желания в очередной раз переступать тонкую линию, границу…

Он пришпорил коня, будто бы надеясь задать темп; спешить — единственное, что они могли сейчас сделать. Да и то получалось плохо.

…Дорога оказалась в очередной раз удивительно тихой. Казалось, Элвьента будто вымерла изнутри, и Дарнаэл не знал, сколько они уже проехали, пусть отчётливо понимал, сколько осталось. Сегодня к вечеру они будут у разрушенной границы. У последнего места, где прорвался на свободу Магический Источник. Для этого тоже не приходилось колдовать, вспоминать о своём даре, утерянном в чужой крови. Дар был его творением, как этот мир однажды обратился в создание его собственных мыслей, боли, любви.