Закон дороги

— Скорее всего, сама Майлин, — кивнула Тайри, — она так и собиралась сделать, когда мы войдем в Тоннель.

Первая победа — еще не победа, думала Тайри, но для горожан это было не так. Возможность снова безопасно путешествовать в Арашамф и отодвинувшаяся опасность голода обрадовала и вдохновила людей. Восторгу лесовиков, что считали себя навечно запертыми в Городе, просто не было предела. Даже скептически настроенные Мудрые вынужденно признали, что предсказания древних сбываются одно за другим, и у них нет оснований не доверять пришлым магам. Лоцман про себя пересчитал синие плащи: Командора среди встречавших не было. Наверное, до сих пор пытается вычислить, стоит ему проявлять благосклонность к Хранительнице или выгоднее будет отправить ее куда подальше. Он склонился к уху Тайри и спросил едва слышно:

— Стоит ли рассказывать им о нашей встрече с Двуликой и о предупреждении?

— Нам в очередной раз не поверят, а когда все случится, еще и виновными объявят. Достаточно того, что мы будем начеку, — ответила леди Даллет, тревожно заглядывая в глаза собеседника. Но нет, зеленый огонь уже ушёл из них, и зрачок перестал быть вертикальным.

Больше всех возвращению Хранительницы радовались трое: найденыш, наконец-то, почувствовавший себя в безопасности, отец Грант — потому, что он мог теперь исполнить задуманное, и Герт, который сам себе не мог объяснить ни изматывающего беспокойства, когда ее не было, ни близкого к эйфории облегчения, когда Тайри благополучно вернулась.

Настоятель Храма всех Светлых Сил, что называется, «взял быка за рога», даже не дав путникам отдохнуть с дороги:

— Ну что, надумали, госпожа Хранительница? Сколько этот славный юноша еще будет жить безымянным?! В конце концов, это опасно и для него, и для вас. Командор Ордена пока молчит, но я догадываюсь, что он замышляет. Вам не понравится…

Тайри устало прикрыла глаза и улыбнулась примирительно:

— Успокойтесь, отец Грант. Дайте нам хотя бы пару дней на отдых и подготовку. Я согласна, пусть будет по-вашему.

— Да хоть неделю! — щедро позволил верховный священник и ушел, чуть ли не напевая. Он решил, что в путешествии произошло нечто, заставившее будущую “нареченную мать” и зеленоглазого волшебника принять его предложение. Нечто, равноценное знамению, или какому другому чуду. И оказался по-своему прав.

Тайри, проводив настоятеля, смогла, наконец, спокойно посмотреть на себя в зеркало. Да, миледи, подумала она, критически разглядывая свое отражение, в таком виде идти в Храм на торжественную церемонию — верх безобразия. Кольчуга и грубая кожаная куртка — не слишком-то подходящее для этого одеяние. А если учесть, что соберется пол-Города… Как там говорил Герт — серебристый шелк или зеленый бархат? Ну, допустим, что шелк несколько не к месту и не по погоде, а вот бархат — самое то. Можно, конечно, напрячься и создать платье при помощи магии, но здешние потоки уж больно неподатливы, еще расползется такое на глазах у всех. Проще спросить у Герта или еще кого, где тут приличная лавка с тканями и достойный доверия портной. Тем более, времени достаточно. И для Одри нужно тоже заказать обновку… Кстати, где она?

Оказалось, лесная колдунья пришла к той же мысли, и, со свойственной ей практичностью, уже разузнала у Поющей Стихиям, где в Городе можно приодеться. Она как раз туда и направлялась, когда ее окликнул знакомый, чуть дрогнувший от волнения голос:

— Одри! Ты далеко? — смущенный найденыш стоял на пороге их дома, краснея и тщетно пытаясь спрятать улыбку.

— Вовсе нет, — улыбнулась в ответ Одри, — на соседнюю улицу, к портным в гости. Собиралась прикупить кое-что к твоему Наречению. Честно говоря, мой походно-боевой наряд мне порядком надоел.

— А… можно мне с тобой? Все заняты, я просто не знаю, куда деваться, — юноша покраснел еще больше.

— Ох… Конечно же, можно, — девушка запнулась. Как же неудобно, когда у человека нет имени! — Поможешь мне выбрать платье, а то я отвыкла уже. Сам-то готов?

— Да, Герт позаботился, — ответил найденыш, вздохнул глубоко, и, видимо, набравшись храбрости, сказал, — Знаешь, Одри, я… я так рад, что ты вернулась! Без тебя здесь так пусто и одиноко…

Девушка смутилась и растерялась, что случалось с ней крайне редко.

— Ну… а как же они? — она кивнула в сторону дома, — получается, что мне ты рад, а им и не рад совсем?

— Понимаешь, они все где-то там, — найденыш выразительно возвел взгляд к небу, — на ступеньку выше. У них магия, знания, они все о себе помнят. А у меня все, что я помню, связано с тобой. Погоди, я знаю, что ты хочешь сказать: что Тайри из-за меня чуть с Мудрыми не поссорилась, что не сегодня-завтра они с Дарреном меня имяполагать будут… Умом понимаю: это очень важно, они мне почти родные, а сердце говорит другое. Я радуюсь от мысли, что ты сможешь называть меня по имени, и это для меня важнее всего в жизни.

Юная колдунья не стала напоминать, что нынешней жизни найденыша всего-то три недели. А о прошлой он ничего не помнит. Она просто взяла его за руку и повела за собой.

Вот эту-то сцену и увидела, случайно выглянув в окно, Тайри. Что ж, подумала она, каждому из нас необходима родная душа. Это ведь настоящая редкость. Там, перед лунным храмом она ведь не разгневанной хозяйки испугалась, а того, что Двуликая могла сотворить с Дарреном. Правда, невозможно было отделаться от мысли, что они с зеленоглазым друг друга стоили, и неизвестно, кто бы выстоял. Ох, надо выкинуть из головы примерещившиеся тогда крылья за спиной Лоцмана и отблески несуществующего солнца на золотой чешуе, и заняться простым и понятным делом — нарядами, прическами…

В Храме на церемонию Наречения найденыша собралась чуть ли не половина города. Тайри пропустила вперед бледного от волнения юношу, очень серьезную Одри, выглядевшую старше своих лет в темно-багровом строгом платье, и, опираясь на руку верного Лоцмана, вступила под своды собора. Многие провожали две эти пары удивленными и слегка завистливыми взглядами. Конечно, подумала леди Даллет, кое-кто привык видеть нас в непритязательной походной одежде и считать кем-то вроде слуг или обычных наемников, а сейчас им пришлось задуматься, так ли это на самом деле…

Они шли вдоль длинного прохода между рядами резных деревянных скамеек, сейчас «под завязку» забитых прихожанами. Внутреннее убранство собора поражало своей строгостью и какой-то особенной одухотворенностью. Стройные белые колонны поддерживали стрельчатые своды потолка, отделанного тончайшей резьбой по камню. Огромные витражные окна совершенно особенным образом дробили льющийся в них солнечный свет, создавая в главном приделе невероятную, «неземную» атмосферу. Отделённая небольшим пространством от первого ряда скамеек, на белокаменном постаменте стояла хрустальная чаша — купель. Она была совершенно прозрачна, лишь по краю вились выбитые золотом письмена, да в воде играли разноцветные блики. По обе стороны от чаши были низкие столы, на которых стояли тяжелые, кованого золота, светильники. А позади поражали своим великолепием алтарные врата, покрытые искусной чеканкой. Выше врат, почти под потолком, находилась единственная в соборе фреска, один взгляд на которую заставил и Хранительницу, и ее спутников, застыть в немом восхищении и благоговении. Они стояли, забыв, кажется, даже дышать, не в силах оторвать глаз от странного, выполненного с невероятным, нечеловеческим мастерством изображения. Было полное впечатление того, что это никакая не фреска, а дверь, распахнутая прямо в начинающее темнеть вечернее небо, с едва проступившими звездами. И из глубины этого неба к смотрящим приближалась фигура в белых одеждах. Левую руку Он держал у груди, раскрытой ладонью вверх, и над ней сияло маленькое ослепительное солнце. Правая была протянута дружеским жестом к сидящим в Храме. Лицо Его скрывало сияние, выделялись лишь нечеловечески мудрые, всепонимающие, полные сострадания глаза, и каждому из прихожан думалось, что взгляд этих глаз направлен именно на него. В облаках, что клубились вокруг светоносной фигуры, угадывались другие образы и лица, являвшиеся воплощениями светлых сил. Фреска, выполненная неведомым мастером, была столь реалистична, что, казалось, видно, как легкий ветерок колеблет Его одежду, как перемигиваются и становятся ярче звезды. Еще пара невесомых шагов и Он ступит под своды Храма.

— Невероятно, — прошептала Тайри, с трудом преодолевая внутренний трепет.

— Кто это создал? — услышала она, точно издалека, взволнованный шепот Даррена.

— Мы не знаем, — ответил встречавший их настоятель Храма, — по легенде первые братья нашли потемневшую и обгоревшую мраморную плиту в одном из Тоннелей. Но Сила, исходившая от нее, не позволила им оставить непонятную вещь без внимания — монахи принесли ее в строящийся храм. Через несколько месяцев изображение прояснилось само собой, и все увидели вот это чудо.