Закон Моисея

— Ему четыре, — произнес я, твердо полагая, что это именно то, что Илай пытался мне сказать. Но я и так знал — видел даты на могильной плите.

— Сейчас ему было бы шесть.

Она вызывающе дернула головой. Я ждал. Ребенок выжидающе посмотрел на меня, а потом оглянулся на свою маму.

— Ему все еще четыре, — сказал я. — Дети ждут.

Ее нижняя губа задрожала, и она зажала ее зубами. Джорджия начинала верить мне. Или так, или она начинала меня ненавидеть. Или, может, уже возненавидела.

— Ждут чего? — ее голос был таким тихим, что я едва разобрал вопрос.

— Ждут кого-то, кто бы взрастил их.

Боль, отразившаяся на ее лице, была такой сильной, что я почувствовал вспышку вины за то, что загнал ее в угол. Она не была готова к разговору со мной. Но и я тоже не был готов к такому. Что касается меня, то это было преимуществом.

— Он бы долго тебя ждал, — тихо произнесла она, делая несколько шагов в мою сторону и останавливаясь. Ее поза выражала агрессию, руки были сжаты в кулаки. Горюющая мать исчезла. Теперь она стала обиженной женщиной. А я был тем мужчиной, который заделал ей ребенка, а потом уехал из города.

— Так вот как ты решила все выставить? — я хрипло выдохнул, весь мой гнев снова вернулся, так много гнева, что я хотел начать вырывать из земли столбы ограждения и швырять колючую проволоку.

— Выставить что, Моисей? — огрызнулась она. Я также огрызнулся ей в ответ.

— Факт того, что у нас был сын. У меня был сын! У нас был общий ребенок. И он умер. И я никогда не знал о нем. Я так его и не узнал, Джорджия! Я ни черта о нем не знал. И ты собираешься бросить это дерьмо мне прямо в лицо? Как он умер, Джорджия? А? Скажи мне!

Я знал. Я был почти уверен, что сам это знал. Илай продолжал показывать мне грузовик. Старый грузовик, принадлежащий Джорджии, — Мёртл. Что-то случилось с Илаем в этом грузовике.

Ярость цветными полосками и зигзагами застилала мне глаза. Я почувствовал, как вода начала разделяться, расступаться, и цвета другой стороны начали просачиваться через канал. Я закрыл глаза руками и, наверное, выглядел таким же безумным, каким чувствовал себя, потому что в тот момент, когда я убрал руки, Джорджия уже перепрыгнула через забор и начала бежать. Ее ноги быстро преодолевали расстояние, будто она думала, что я тоже убью ее. И вместо того, чтобы привести в замешательство, ее побег разозлил меня еще сильнее. Она ответит мне. Она расскажет мне. И она сделает это сейчас. Руки и ноги пульсировали, яростный взгляд сосредоточен на ее узкой спине и светлых волосах, выбившихся из косы. Минуя забор, я последовал за девушкой, убегающей от меня, словно я был монстром.

Я дернул Джорджию вниз и повернулся так, чтобы принять ее вес на себя. Мы жестко приземлились, ее голова врезалась в мое плечо, моя голова ударилась о землю, но это нисколько не заставило ее угомониться. Она отбивалась от меня, пинаясь и царапаясь, как дикое животное, и я, перекатившись, навалился на нее сверху, зажал ее руки между нашими телами, а ноги придавил своими.

— Джорджия! — взревел я, прижавшись своим лбом к ее лбу и контролируя каждую ее часть тела. Я мог ощутить, как она задыхалась, кричала, сопротивлялась изо всех своих сил.

— Прекрати! Ты поговоришь со мной. Ты поговоришь со мной. Прямо. Сейчас. Что случилось с ним?

Я ощутил, как заледенели мои руки, и начала гореть шея, и это напомнило мне о присутствии Илая. Я знал, что он наблюдал за нами, наблюдал за тем, как я удерживал его мать. И мне было стыдно. Я не хотел смотреть на него, и я не мог отпустить ее. Мне было необходимо, чтобы Джорджия мне все рассказала. Я переместился так, чтобы не раздавить ее, но по-прежнему прижимался к ее лбу, контролируя ее голову. «Когда лошадь дает тебе свою голову, она — твоя». Слова Джорджии шепотом промелькнули в моей голове. Она не давала мне свою голову, я взял ее сам.

— Говори.

Джорджия

— Мам! Я ухожу! — шагая вдоль кухни, прокричала я и прихватила с холодильника ключи. 

— Я тоже хочу пойти. 

Илай вскочил с пола, где аккуратно строил загон для скота из фигурок «Линкольн логс» (прим. пер. — детский конструктор, представляющий собой различные наборы деталей для строительства миниатюрных бревенчатых домиков) и побежал к двери, разбрасывая маленькие фигурки во все стороны. Я уже искупала его и одела в его любимую пижаму в виде костюма Бэтмена, даже прикрепив маленький черный плащ, чтобы он мог спасать Готэм между ремонтами загонов. Я подхватила Илая и покружила в воздухе, а он сцепил свои маленькие ножки вокруг моей талии, а ручки — вокруг моей шеи. 

— Нет, малыш. Не в этот раз. Ты останешься с бабушкой и дедушкой, хорошо? 

Лицо Илая сморщилось, а глаза увлажнились как по заказу. 

— Я хочу пойти! — он слезливо запротестовал. 

— Я знаю, но меня допоздна не будет дома, и тебе не будет весело, приятель. 

— Будет весело! Мне нравится не спать допоздна! — он крепче сжал ноги, а руки были похожи на тиски вокруг моей шеи. 

— Илай, прекрати, — засмеялась я. — Дедушка сказал, что посмотрит Джона Уэйна и ковбоев вместе с тобой. И готова поспорить, что бабушка сделает попкорн. Хорошо? 

Илай категорично замотал головой, и я видела, что он не собирался идти мне навстречу. В последнее время я слишком часто оставляла его. 

— МАМ! Помоги! — я повысила голос настолько, чтобы она услышала меня, где бы ни находилась. 

— Ступай, Джордж! Мы заберем его. 

Папин голос донесся из задней части дома, и я пошла с Илаем на руках, пока не достигла родительской комнаты. Папа лежал, растянувшись на кровати, с пультом в руке, без обуви, но ковбойская шляпа по-прежнему покоилась на его голове. Он встретил нас с улыбкой и похлопал по кровати, уговаривая Илая присоединиться к нему. 

— Ну же, маленький дикарь, посиди с дедом. Давай поищем хорошее ковбойское шоу. 

Илай отпустил мою шею и неохотно соскользнул вдоль моего тела, опускаясь на кровать одиноким маленьким комочком. Он опустил голову, давая понять, что несчастлив, но, по крайней мере, он с этим смирился. Я быстро поцеловала его в макушку и тут же отошла, чтобы он не смог снова за меня ухватиться. Его руки были, как липкие щупальца. 

— Мы смотрим шоу о ковбоях, мамочка. Мамам вход запрещен. 

Илай надулся, отстраняясь меня, как я отстранилась от него, затем скрестил руки и всхлипнул, и я со вздохом посмотрела на папу. 

— Спасибо, пап, — произнесла я тихо, и он мне подмигнул. 

— Ты слышала его. Никаких мам. Уходи, девочка, — повторил он с улыбкой. 

За считаные секунды я вылетела из дома через заднюю дверь, обошла цыплят и двух маминых цесарок Дейму и Эдну и, поправляя волосы, дернула за ручку, чтобы открыть дверь Мёртл. Когда она закрылась, я повернула ключ, и старый грузовик, оживая, загрохотал, а из динамиков громко затрубило радио с песней Гордона Лайтфута If You Could Read My Mind. Я любила эту песню и на секунду замерла, прислушиваясь к ней. Эта станция всегда играла старые песни в стиле кантри. Иногда я сама чувствовала себя деревенской старушкой. Мне было двадцать два года, но в последнее время я ощущала себя на все сорок пять. Тяжело вздохнув, я сползла вниз и опустила голову на руль, позволяя песне захлестнуть меня. Всего лишь на минуту. Я ненавидела оставлять Илая. Это всегда было тяжелым испытанием. Но в тот момент, мне просто нужно было перевести дух. В моей жизни не было тишины. Больше никогда. Не было времени, чтобы отдышаться.