Закон О.М.а

– Вазген Анатольевич, он живой! – крикнули из оврага. Там уже суетились четыре человека, вытаскивая Ланге из машины.

– Что с ним? – крикнул Вазген и ещё сильнее надавил стволом на лоб «тракториста».

– Ничего серьёзного, – откликнулись в шиповнике.

– Что конкретно? – ствол глубже влез в переносицу.

– Все рефлексы работают. Общий шок, сотрясение… может быть, где-то и перелом. Но открытых не видно. Был пристёгнут, и подушки сработали. Хорошая тачка. Повезло фрицу.

– Несите в мою машину и почистите всё здесь, – Вазген скривил губы. – Не ему повезло, а тебе, Топотун.

Ствол отпустил переносицу и переместился чуть в сторону. Выстрел. В овраге обернулись. «Тракторист» застонал, прижав к уху ладонь, из-под которой бежала кровь. Начальник службы безопасности Николаевского филиала «АКТИВ-банка» Вазген Шония сунул в карман куртки пистолет и поморщился.

– Вот тебе на доктора, - ветер разнёс по трассе зелёные купюры.
– В следующий раз это будут похоронные деньги.

ПОХОРОННЫЕ ДЕНЬГИ

– …откладывали, недоедали, а ещё и тебе передачи в тюрьму носили. Зачем же с нами так?

Старуха в тёмном байковом халате плакала без слёз. Под занавес жизни слёзные железы умирают раньше, чем тело. Женщина вздыхала и тыльной стороной ладони вытирала сухие глаза.

– Ну хватит! Мама, помолчите уже!
– Татьяна Седловицкая сидела за кухонным столом и жадно ела горячую яичницу.

Два раза дала ментам. Это не считается. Минет начальнику райотдела – отдельное событие. Потом зачтётся… Куда делся Володька? Я же его люблю.

В маленьком зеркале старого буфета отражалось посеревшее лицо и грязный свитер. Две недели тюрьмы её не украсили. Нужно было где-то найти четыре тысячи гривен на возмещение ущерба.

Если бы во время составления протокола не кинула стулом в барную стойку, убытков набралось бы на пару сотен. А так… стойка алкоголя вдребезги. И посуда. Моральный вред приписали... Всё, сука, нервы виноваты. Что сказать – баба слабая. А жизнь – говно...

Куда делись восемь тысяч похоронных денег?Седловицкая куском хлеба собирала со щербатой тарелки остатки глазуньи.

– Мама, посмотрите лучше... может быть, в другую коробку положили.

– Доченька, да я уже два раза всё перевернула. Нету, кто-то взял.

– Кто взял? Кто мог тут у вас взять? Дед лежачий? Я? Меня месяц почти не было. Кто здесь у вас ещё бывает? Может, соседки? Облгаз? Участковый?

– Никого чужих не было, - бабка опустилась на табуретку, морщинистые пальцы теребили край халата.– Олеся два раза заезжала покушать.

Леська… сучка! Она! Больше некому. На неё похоже. Ещё в интернате у подруг карманы пробивала. Тварь конченая! Дрянь, шалава малолетняя! Ну, я тебе устрою, доченька!

– Мобилку дай, мама. Мою менты забрали.

Набрала знакомый номер. Олесин телефон был отключен. Седловицкая достала сигарету. Сколько времени этой сучке надо, чтобы просадить восемь тыщ? День? Неделю? Так, нужно быстро искать, времени нет. Кто у неё в подругах? Оксана, Люда, Вика и… как её там? Точно, Марина, соседка – такая же потаскушка. Где искать?

***

За столиком в кафе «Феличита» сидел бывший журналист-стажёр сайта «Городские известия» Игорь Бряцалов. Главный редактор выгнал его несколько дней назад. Неожиданно вскрылось, что Игорь всё-таки взял деньги с коммунистов за материал об акции протеста .

Денег тех… две копейки, а шуму поднялось, как будто годовой бюджет украл. Ну и хрен с ними. Свет клином на «Известиях» не сошёлся.Игорь решил написать статью о секс-туризме по-николаевски. С ней можно попытать фрилансерского счастья в разных интернет-изданиях. Слова возникали из глубины, ручка скользила по блокноту.

«…заведение хорошо известно как излюбленное место тусовки иностранных женихов, которые в последние годы буквально наводнили город невест. Лёгкий вариант секс-туризма привлекает в бывшую столицу судостроения престарелых полицейских, офицеров в отставке и пенсионеров мирных профессий…»

Олеся Макаронова вошла в кафе. Бряцалов бросил взгляд на девушку.

«…некоторые из них в конце концов увозят с собойна родину верных и хозяйственных жён. Другие месяцами живут на съёмных квартирах в центре старого Николаева, знакомясь с широким перечнем предложений на интимном фронте, и уезжают, чтобы вскоре вернуться снова. Украинские девушки (возрастом от восемнадцати до шестидесяти лет) привлекают опытных искателей интимного счастья искренностью отношения к происходящему процессу, открытостью и бескорыстием. Небольшие подарки и традиционные взносы на «лекарства больной сестре или братику» не портят международного положительного имиджа Николаева как города невест…»

Макаронова нашла взглядом пустой столик и пошла к нему.

«…мужчины города ни капли не ревнуют своих соседок и подруг детства. И даже в некоторой степени гордятся такими «природными ресурсами». Свадьбы с иностранными женихами рассматриваются мужской половиной как положительный момент. Некоторые при случае с гордостью вспоминают своих одноклассниц, подруг, любовниц и (да что греха таить!) бывших жён, отбывших за границу. Продолжают с ними дружить в социальных сетях, радуются новым детям и фотографиям. Недавно по инициативе мэра даже был установлен «памятник невесте» на одной из центральных улиц города. Одинокая бронзовая девушка в лёгком платьице на постаменте у ЗАГСа подчёркивает катастрофическую нехватку женихов в Николаеве».

Отлично!– похвалил себя Игорь Бряцалов. – Добавлю немного конкретики и отправлю в «Колокол».Он обернулся и посмотрел на одинокую девушку за соседним столом. Наверное, невеста. Подойти, взять интервью? Нет, не всё сразу, нужно осмыслить тему.

Олеся открыла дерматиновую сумочку, которую ей вместе с платьем одолжила Марина, и вытащиладешёвую косметичку. Господи, скорее бы это кончилось.Достала пудру с маленьким зеркальцем. Вот засада! Рожа красная, как после бани. Сижу здесь, дура, прихорашиваюсь, на проститутку похожа. Хм, почему похожа? А я и есть б...ь. Только брачная. Где же этот пунктуальный пердун? Немцы славятся своей точностью! Как же… Застрял, небось, в своей Варваровке в грязи по колено... Вон уже за соседним столом хмырь пялится. Скоро приставать начнёт. Где этот чёртов жених?

Вытащила сигареты. Тонкие, с ментолом. Положила на стол. Открыла пачку. И тут же закрыла. Курить хотелось меньше всего. С утра на ногах. Зауживали Маринино платье – вот она корова толстая! – затем маникюр-педикюр, два часа у парикмахера. Там – самые нервы. Парикмахер – козёл! Содрал триста гривен. За что, блин? Три волосины на голове. Чесал, чуть последние не выдрал.

На мобильнике - «Белые розы». Она немного подождала и послушала своего любимого Шатунова. Маринка беспокоится.