Залив Полумесяца
Шрифт:
– Быть может, наведаемся завтра в Топкапы? Мне захотелось со всеми там познакомиться после твоих слов… И Нермин с Мехметом возьмем с собой. Им будет интересно, я полагаю, провести время со сверстниками. Мехмету этого очень не хватало в Эрзуруме.
– Неплохая мысль, – согласилась с ней Эсма Султан и тут же подавила зевок. – Однако, если мы не хотим вместо этого проспать весь завтрашний день, нам пора ложиться.
Дворец Нилюфер Султан.
Ни о чем не подозревая, она переступила порог своих покоев и, входя, услышала изрядно поразивший ее обрывок слов Демира-аги.
–…нашел способ отправить золото в Трабзон.
Сидевший
– Теперь вы и дела ведете в моих покоях, паша? – не удержалась от колкости Нилюфер, насмешливо и в то же время недовольно смотря на невозмутимого мужа. Его хоть что-нибудь может задеть или поколебать? – Ваш кабинет опостылел вам также, как и ваша спальня?
Демир-ага, коротко посмотрев на своего господина, понял, что ему больше нечего здесь делать, поклонился ему, после султанше и оставил их одних.
А тем временем Коркут-паша смотрел на свою жену и усмехался в бороду – его всегда веселили подобные ее слова. Ни одна из его жен или фавориток никогда не позволяла себе подобного. Да ни одна женщина в мире! А эта еще так гордо вскидывала свою голову и расправляла плечи, словно готовилась к сражению.
Поднявшись с тахты, он со взглядом, в котором тлело веселье и что-то еще, чему он сам так и не смог дать определения, разом возвысился над окружающей его обстановкой. Наблюдая за тем, как он приближается к ней, Нилюфер Султан похолодела.
И не зря.
Коркут-паша, грубовато обхватив своей крупной ладонью ее лицо, наклонился и зачем-то поцеловал ее – коротко, но нетерпимо и даже сурово. Прекрасно зная, что за этим последует, Нилюфер Султан уперлась ладонью в грудь мужчины, тем самым немного отстранившись.
– Вы ведете какие-то дела с Трабзоном? – султанша решила отвлечь его и вскинула на него хмурый взгляд. – Надеюсь, вы понимаете, как это выглядит со стороны?
Как она и ожидала, Коркут-паша убрал руку с ее лица, раздраженно нахмурился и отступил, направившись в гардеробную.
– Мои дела не должны тебя волновать, Нилюфер, – отрезал он, на ходу расстегивая золотые пуговицы своего роскошного черного кафтана, который подчеркивал его яркую мужественность и стать. – Лучше не вмешивайся в это.
– Настолько глубоко вы увязли? – язвительно отозвалась та, и напряглась, когда Коркут-паша, едва скрывшись в гардеробной, вышел обратно и наградил ее опасно заполыхавшим взглядом.
– Я, кажется, предупредил тебя.
Мрачно посмотрев на него в ответ, Нилюфер Султан презрительно хмыкнула и сложила руки на груди.
– Если начистоту, мне абсолютно все равно, чем вы занимаетесь и насколько это опасно для вас, – раздражение, которое она давила в себе долгими днями, буквально вырывалось из нее наружу. – И вы знаете это не хуже меня. Даже если ваши темные делишки станут всеобщим достоянием и над вами нависнет угроза казни, я и тогда останусь спокойной.
Нилюфер Султан так устала играть роль покорной и смиренной жены за эти дни, что сейчас чувствовала опьяняющую свободу. Это было как полет в лазурном небе средь облаков после долгого и мучительного заточения в темной и сырой темнице. И она не могла остановиться, даже видя, как темнеет взгляд мужа. Когда Коркут-паша становится таким, как сейчас, остается лишь одно – бежать и спасаться. Но султанша, наоборот, остервенело
шла навстречу опасности.– Неужели? – обозленно осведомился Коркут-паша и, оставив свой кафтан наполовину расстегнутым, с пугающей усмешкой шагнул в направлении нее. – Может быть, ты еще скажешь, что и вовсе будешь рада моей казни?
Нилюфер Султан только теперь почувствовала страх, когда пальцы мужа больно ухватили ее за подбородок и резко подняли его, чтобы она смотрела прямо на него и не смогла убежать.
– Я не слышу ответа, – процедил он, буквально придавливая ее к полу тяжестью своего взгляда.
Грудь султанши стала часто вздыматься, выдавая ее страх и тревогу, но она не отступила и с чувством садистского удовольствия ухмыльнулась ему в лицо:
– Даже если бы вы лежали в сточной канаве, истекали кровью и молили меня о помощи, я бы и не шелохнулась! Лишь стояла и смотрела бы на то, как вы в муках расстаетесь с жизнью.
Это было уже слишком – она и сама это понимала. У Коркута-паши сделалось такое лицо, что Нилюфер Султан совершенно уверенно подумала про себя – сейчас он замахнется и ударит ее. Прежде она еще никогда не говорила ему подобного вот так, в лицо, да еще при этом откровенно насмехаясь.
Она вся сжалась в ожидании удара и против воли испуганно заморгала, когда муж резко подался к ней, но вместо хлесткой пощечины он с яростной настойчивостью и совершенно не сдерживая свою силу поцеловал ее.
Ее губы тут же обожгло болью, но Коркут-паша почти сразу оставил их и, опять же, больно схватив ее за предплечье, повалил на кровать. Так, будто она была безродной рабыней, наложницей, не смеющей возразить против любой жестокости, а не его женой и госпожой.
Неуклюже упав на постель, Нилюфер Султан испуганно обернулась на мужа. И, увидев его мрачный взгляд, который он не отрывал от нее, когда продолжил показательно неспешно расстегивать золотые пуговицы кафтана, она все поняла.
Он знал, прекрасно знал, что это наказание ей будет куда труднее и унизительнее вынести, чем пресловутую пощечину.
Вскоре от ее спеси и непокорности не осталось следа – Коркут-паша умел добиваться своего любыми путями. Нилюфер Султан, как кукла, недвижимо лежала в постели и невидяще смотрела в темноту полога над ней. Ее голова лежала на согнутой в локте руке мужа, которую он заложил за голову. Он даже словно бы в умиротворении прислонился подбородком к ее голове и молчал, дыша медленно и глубоко.
Все это казалось ей жалкой пародией на подобие счастливого брака, когда супруги рады проводить время в постели в обществе друг друга и позволяют себе ласки, объятия, поцелуи. И от этого ей становилось еще хуже. Лучше бы они были честны и после исполнения супружеского долга обменивались неприязненными, холодными взглядами и отворачивались друг от друга.
Нилюфер Султан поймала себя на мысли, что ей отчаянно хотелось забыться. Хотя бы на время ускользнуть из этой реальности, которая была столь убийственно жестока к ней.
– Хочу выпить вина, – ее хрипловатый голос разрезал тишину, удивив Коркута-пашу.
Он скептично вскинул темные густые брови и лениво усмехнулся.
– Сколько тебя знаю, ты всегда брезгливо морщилась при его виде. С чего бы это?
– Оно хотя бы вкусное или такое же мерзкое, как и на запах?
– Попробуй и узнаешь, – насмешливо ответил Коркут-паша.