Залив Полумесяца

Шехзаде Ибрагим растерялся и немного испуганно смотрел на сестру, которую впервые видел плачущей. Она лишь покачала головой, из-за чего ее серебристые волосы затрепетали, и подалась к его старшему брату, спрятав лицо у него на груди.

– Ступай к матери, Ибрагим, – отрывисто велел ему шехзаде Орхан, обняв ее за плечи.

Моргнув, мальчик послушался и, с неловкостью забрав свою книгу с тахты, поспешил уйти, у дверей взволнованно на них обернувшись.

– Ну, что стряслось? – уже тихо, с заботой в голосе воскликнул шехзаде Орхан, успокаивающе поглаживая плачущую у него в объятиях сестру по спине. – Айнур, не пугай меня.

Всхлипнув, она чуть отстранилась и, глотая слезы, подняла на него свое заплаканное лицо. В разноцветных глазах он прочел отчаянность и печаль, что заставило его по-настоящему напрячься. Шехзаде хмуро смотрел на сестру и, теряя терпение, которым никогда и не отличался, ждал ответа.

– Меня выдают замуж, – ее едва слышный голос прозвучал так безнадежно, словно она сама себе объявила приговор.

Шумно выдохнув через нос, шехзаде Орхан подтолкнул ее к тахте и усадил на нее, но не успел сесть сам, как Айнур Султан снова приникла к нему с ужасно трагичным видом.

– Ну и с чего ты это взяла? – спросил он таким тоном, словно был много старше и теперь готовился выслушать ее детские выдумки.

– Слышала разговор валиде и Фатьмы Султан, – голос Айнур Султан был так тих, что он едва разобрал сказанное ею. – Они уже намереваются выбрать мне мужа, едва повелитель вернется… Фатьма Султан пообещала валиде, что спросит совета у Давуда-паши о том, кому меня можно будет продать, чтобы все были довольны.

Осознав теперь, что это действительно не ее выдумки, а самая, что ни на есть, правда, шехзаде Орхан помрачнел и сурово нахмурился. Айнур Султан, сидящая под обнимающей его рукой, почувствовала, как та напряглась и крепче прижала ее к его груди.

– Ты этого хочешь? – как-то слишком серьезно спросил он, словно от ее желания что-то зависело.

Айнур Султан промолчала, с потерянным видом слушая, как бьется его сердце, и понимала, что ее нежелание вряд ли кого станет волновать. Ее наполнила до краев столь сильная безнадежность, что султанша даже не чувствовала в себе сил противиться подобному решению династии. Она станет очередной жертвой политики, и ее попросту некому защитить, уберечь от этой участи.

Отец не станет возражать. Он никогда не питал к ней особенной любви, в отличие от ее старшей сестры, обожаемой им, и наверняка сочтет, что ей и вправду пора замуж. Чтобы больше не мозолила ему глаза, вызывая, очевидно, болезненные воспоминания о своей матери, которую он с трудом смог забыть, но которую так и не простил за предательства.

Матушка? Она сама желает поскорее выдать ее замуж, чтобы оградить от Орхана и «устроить» ее жизнь. Ей невдомек, что женщина, вопреки ее мировоззрению, может попросту не хотеть выйти замуж и рожать детей. Фатьма Султан и все остальные родственницы, вероятно, поддержат ее. Вряд ли они позволят, чтобы хотя бы кто-то из султанш династии был счастлив в то время, как они настрадались от своих собственных браков, навязанных им династией.

Больше ей не у кого было просить помощи. Никто ее не услышит. Кричи – не кричи. Хоть умоляй. Они сделают так, как считают правильным, пусть это правильно лишь с их точки зрения.

За своими безрадостными размышлениями Айнур Султан забылась и, вдруг очнувшись, поняла, что брат тоже молчит и молчит слишком долго. Она насторожилась, хорошо зная его нрав, и, отстранившись, испуганно заглянула в его лицо.

– Орхан, даже не думай! – напряженно воскликнула она, увидев, что в его серых глазах сверкает ледяная решимость, а губы упрямо сжаты. И султанша знала, что это означает. – Ты не можешь в это вмешиваться. Отец и так вечно недоволен твоим безрассудством и дерзостью. Это плохо кончится, ты слышишь?

Шехзаде Орхан не ответил. Посмотрев на нее, он приподнял уголки губ с нежным снисхождением во взгляде и погладил ее ладонью по плечу, снова пытаясь тем самым успокоить.

– Я разберусь, – подозрительно тихо ответил он. Он всегда говорил так, когда по-настоящему злился – с леденящим спокойствием. – А ты не смей больше лить слезы. Я не позволю ничему плохому случиться с тобой.

– Но как ты это сделаешь? – грустно улыбнулась Айнур Султан, подняв руку и скользнув пальцами по его щеке. Она не верила… – Мы не в силах что-либо изменить…

– Мы способны изменить все! – жестко процедил брат, но Айнур Султан знала, что его злость обращена не к ней. – Если только пожелаем этого. Не смей сдаваться раньше сражения. И принимать поражение, заведомо отказываясь от стремления к победе. Это твоя жизнь! И ты должна бороться за то, чтобы она была такой, какой ты хочешь ее видеть. Никто не в праве решать за нас, как и с кем нам провести ее.

– Даже повелитель всего мира? – она заглянула ему в глаза со все еще невинным видом, но в то же время так, будто уже знала что-то, чего он пока не понимал. – Мы воистину не вправе распоряжаться собственными жизнями, Орхан. И борьба не имеет никакого смысла. Она только приблизит наш конец и сделает его мучительнее. И тогда остается лишь один выход – покориться своей судьбе.

Буря поднялась в его взгляде и, больше не в силах удерживать ее внутри, шехзаде Орхан выпустил ее из своих объятий и резко встал, направившись к одному из окон. Он шумно выдохнул и оперся на согнутую в локте руку, подняв ее на стену возле оконной рамы. Он вглядывался в вечернюю темноту за окном, и чувствовал, как внутри него все уже знакомо кипит.

Видя это, Айнур Султан медленно, чтобы не раздражать его еще больше, подошла к нему сзади и с ласковым выражением лица прислонилась к его плечу со спины, положив на него подбородок.

– Ты сам говорил, что когда-нибудь я выйду замуж. А ты уедешь в свой санджак. И, выходит, это «когда-нибудь» уже наступило. А мы и не заметили… Детство кончилось. И началась взрослая жизнь, у которой, в отличие от детства, горький вкус.

Обреченность в голосе сестры убивала его, и шехзаде Орхан повернулся к ней, немного грубовато из-за буйствующих в нем эмоций накрыв ладонью ее бледное лицо.

– Я сдаваться не собираюсь! И если ты сдалась без борьбы, тогда я буду бороться за нас двоих. Мне плевать, какой у меня будет конец и как скоро он наступит! Я отсрочу твой. Ты будешь жить так, как велит тебе твое сердце, ты слышишь? И больше не смей говорить мне о проклятом смирении.

Тронутая его словами, которые, конечно, были сказаны в пылу чувств, в силу чего Айнур Султан не слишком-то на них полагалась, она все равно с признательностью и любовью в глазах обняла его, обхватив тонкими руками в кружеве за шею.

И, почувствовав, как ее крепко обняли в ответ, девушка ощутила толику облегчения. Даже если брату не удастся изменить что-либо, что многовероятно, она обрела то, что искала – понимание, утешение и осознание того, что самый близкий человек готов ради нее даже на большее, чем она сама.