Заложник страсти

Но я все равно ответила:

– Мне неизвестно, что будет там, принц мой Марко. Но здесь, на грешной земле, моей любви хватило на троих мужей. А вашей любви хватит хотя бы на одну женщину?

5

Все же младший Капра задел меня слишком сильно, хотя я постаралась этого не показать. Слова о брачных венцах, которые и в самом деле невозможно надеть на четыре головы, больно царапнули сердце. Кого же я могу считать мужем в вечности?..

Поэтому-то я не сдержалась от упрека в сторону принца Марко. Если он решил обвинять меня в распущенности, то я обвинила его в черствости. И ему это тоже не понравилось.

Прежде чем король успел остановить сына, принц Марко самодовольно заявил:

– Моей любви хватит на семерых женщин. В одну ночь.

– На семерых?!
– воскликнула я.

– Могу сделать и восемь заездов, если кобылка окажется красивая.

Тут я чуть не расхохоталась ему в лицо. Молокосос, какой он все же молокосос! А ты, госпожа Сафора, ошиблась, посчитав иллирийского козла достойным собеседником!

– Вы не видите разницы между человеческой любовью и животной страстью?
– спросила я, покачав головой с притворным сожалением.
– Ах, я говорила о сердечной любви, а вовсе не о разврате! Как можно быть таким распущенным, да еще хвалиться этим в присутствии благородных дам!

Кто-то из придворных хмыкнул, и принц Марко сразу же посмотрел в ту сторону, но виновника не обнаружил. Принц понял, что сглупил, и попытался вывернуться:

– Мы неправильно поняли друг друга, - заявил он.
– Но даже если вы говорите о любви сердечной, то как можно поделить женское сердце на трех мужей? Оно должно принадлежать лишь одному мужчине, потому что каждая женщина создается для одного мужчины - это закон небес.

– Не думаю, что за праздничным столом следует вести беседы философского толка, - заметил король, делая еще одну попытку усмирить младшего сына.

Философского! Надо же! Я чуть не фыркнула. С каких это пор похвальба насчет любовных заездов стала философской беседой?

– Позвольте представить вам музыканта, который очень ловок в игре на лютне...
– начал принц Батисто, пытаясь привлечь мое внимание.

Но меня, как и принца Марко, уже невозможно было остановить. И если я искала забав в нашем разговоре, то младший принц, похоже, решил воевать по-настоящему. Он так и рвался спорить со мной, невзирая на совет отца.

– То есть вы считаете, что небеса желают, чтобы вдова больше не выходила замуж?
– спросила я кротко и успокаивающе улыбнулась королю, показывая, что хотела бы продолжить разговор.

Король нехотя уступил и посмотрел на сына предостерегающе, но у принца Марко за плечами уже веяли огненные крылья карающего ангела, готового зарезать любого, кто осмелится на иное мнение, отличное от его собственного.

– Женщина, оставшись вдовой, не должна выходить замуж второй раз и тем более третий, - произнес он уверенно.
– Исключение можно сделать, только если она единственная наследница в своей семье и не успела родить детей.

– Почему же она не может устроить свою жизнь второй... и тем более третий раз?
– наивно поинтересовалась я.

– Потому что она должна скорбеть по покойному мужу и ждать, когда соединится с ним на небесах. А если у нее будет три мужа, с кем соединят ее после смерти?

Это было то, что я хотела услышать. И взглянув на его величество короля Доминго I, я спросила с самым невинным видом:

– Может, спросить об этом у вашего отца? Ведь насколько мне известно, он овдовел, и после смерти вашей почтенной матушки женился снова.

Лицо короля приобрело крайне кислое выражение, а принц Марко понял, что попал в ловушку второй раз. Но смутить его оказалось труднее, чем остановить бегущего слона.

– Зачем вы сравниваете мужчин с женщинами?
– спросил он.
– Нас меряют одной мерой, вас, женщин, другой.

– Церковь смотрит на это так же, как вы?
– поинтересовалась я ядовито.

– Не желаете ли...
– принц Батисто пододвинул ко мне тарель со сладостями, но на него, как и на сладости, никто даже не посмотрел.

Мы с Марко буравили друг друга взглядами, облокотившись о стол с двух сторон от короля.

– Вспомните царя Давидо, - ответил Марко с ленивой усмешкой.
– У него было пять цариц, пятьсот наложниц, тысяча невольниц, а простых девиц - без числа. И церковь почитает его, как святого. Насколько я знаю, даже в Брабанте потомки мавров называют царя Давидо великим мудрецом. А в Брабанте-то не могут ошибаться, верно?
– и он закончил, весьма довольный собой: - Женщине следует знать свое место, а мужчине - занимать свое.

– И какое же место, по вашему мнению, приличествует женщине?
– я почувствовала дикое желание проучить его за пренебрежение к своему полу, за ту ограниченность, что он сейчас показал.

В Брабанте женщины пользовались большей свободой, чем на всей территории Иллирии, ведь в наших жилах текла кровь древних воительниц, которые нападали на иллирийские города, прилетая на быстрых конях из оазисов, спрятанных в пустыне. Моя мать происходила из древнего рода, где много столетий назад правили не цари, а царицы, и женщины пользовались почетом наравне с мужчинами. Кровь моих предков взыграла в жилах, и я на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоиться и не натворить глупостей.

Принц Марко не заметил моей ярости:

– В нашей стране женщина находится там, указано небесами. Ее удел - церковь, кухня и постель. Вот те места, где она может проявить себя во всей красе. Конечно, нет такой идеальной женщины, которая была бы одинаково хороша на всех трех поприщах...
– и добавил, снова нырнув глазами в вырез моего платья: - А вы где хороши, госпожа Сафора?

Постель и кухня! Подумать только! Спесь этого юнца развлекла меня, но и разозлила. Он был забавен, пока был забавен. А сейчас решил перейти все границы.

– О! Я вовсе не подхожу вашим идеалам, господин Марко, - ответила я.
– Просто абсолютная бездарность во всех трех указанных вами местах.

– Вот оно что? Как же вам, наверное, грустно чувствовать себя в проигрыше по сравнению с остальными леди...
– прищелкнул он языком с наигранным сочувствием.

– Было бы грустно, - скорбно подтвердила я и добавила доверительно: - Но у меня есть и сильные стороны.

– Какие же?
– живо спросил он.

– Женщины Брабанта славятся своим искусством в военной науке. И скажу без ложной скромности, я смогла превзойти их всех.

– Бесстрашная гологрудая амазонка?
– он скользнул по мне взглядом - будто погладил, и я почувствовала, как под его взглядом мои груди напряглись, а соски отвердели.
– Но по легендам, амазонки не хвастались своими яблочками, - он позволил себе простонародное выражение, и оно покоробило меня еще больше, чем его самоуверенность.
– Насколько я знаю, в древних легендах говорилось, что амазонки выжигали груди, чтобы ловчее стрелять из лука.

– Выжигали грудь? Такого быть не может!
– засмеялся принц Батисто, но мы снова не обратили на него внимания.