Заметь меня в толпе

Вороша память, я пыталась найти те пресловутые десять отличий между картинками, как в детском журнале. Мосты, переходы, башни, тоннели, террасы — Эшеровская геометрия. Я знала ее куда лучше той, что преподавали в школе. Я никогда не плутала здесь, точно зная, как дойти из пункта А в пункт Б самым коротким путем. Но что-то изменилось...

Сначала не отыскался нужный переход. Потом забрела в незнакомую галерею с потрескавшимися стенами, из которых сочилось что-то бурое и вязкое. Галерея заканчивалась стеной, что неприятно удивило. Ничего случайного здесь не бывало. Переходы обязательно вели куда-то, но не этот. Так показалось сначала. А потом я заметила проем — большую трещину у самого пола. Из проема тянуло сквозняком. Я заглянула внутрь, но ничего не увидела. Кромешный мрак. Мурашки пробежали по спине. В моем мире не было темных углов. Здесь даже тени едва намечались. Свет шел отовсюду. Сам город был источником света.

«Эй-эй!» — крикнула я в проем. Звук вернулся, отрыгнув в лицо зловонной волной. Запах!.. Откуда запах?! В зазеркалье нет запахов. Я просунула голову в щель и тут же отпрянула. Как тогда, в склепе на кладбище, мной вдруг овладел животный страх. Ни за что на свете не подойду больше к этой черной дыре!

Спотыкаясь и поскальзываясь на бурых потеках, я помчалась назад. Только добежав до моста, перевела дух. Опасливо оглядываясь, тихонько пошла к скале. Повсюду на грубой брусчатке смоляными каплями чернили перья птиц. Я попыталась поднять перо, но оно раскрошилось золой от одного прикосновения.

Сзади послышались хлопки. Я вздрогнула и оглянулась. Ко мне, тяжело взмахивая крыльями, летела птица. Не долетев нескольких метров, черный гигант рухнул и распластался на брусчатке.

Я бросилась к птице, присела рядом, приподняла ее голову. Птица посмотрела грустными, человеческими глазами и разинула клюв. Что-то пестрое упало на землю. Издав душераздирающий вопль, птица затихла и просто рассыпалась. Ветер подхватил черный песок и унес в океан.

Птица принесла клочок шелка.

Смерть этого сильного существа подняла в душе бурю. Захлебываясь слезами, я уткнулась лицом в колени. Вот так все в моей жизни, как песок сквозь пальцы. И не за что зацепиться, чтобы понять зачем, почему, в чем смысл, и главное, кто я, куда иду, к чему стремлюсь, кому и для чего предназначена? А может быть я — это вовсе не я, а другой кто-то? Я же потерялась где-то, превратилась в того, кем никогда не стремилась быть. Помню, я была сильной и независимой, самодостаточной и решительной. Как можем мы удержать кого-то, если даже себя удержать не в состоянии?

…...

Дверь на вершине черной башни слабо помигивала. Я пригляделась и уловила закономерность в чередовании вспышек света.

Морзянка?

Азбуку Морзе я не знала, но и так понятно, он зовет меня.

Я направилась к башне. Не успела войти в отражение, тут же вылетела назад. Тим продолжал сигналить.

Остановись!

Я дождалась долгой световой вспышки и проскочила в дверь с криками:

— Хватит! Я здесь!

— Привет! А здорово я придумал... — он осекся, заметив мой недовольный взгляд. — Как ты? Все в порядке?

— Нормально.

— Что-то случилось?

— Неважно.

Отныне зовите меня «леденящая взглядом».

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Есть новость.

— Да?

Тим насупился, сощурил глаза, явно соображая, стоит ли продолжать разговор в таком тоне.

Лучше иди, поговори со случайным прохожим. Ему, наверняка, расскажешь больше, чем мне.

— Я разговаривал с ВВ.

— С кем?

— С Виктором Валентиновичем.

— А... ну, и? Он не сказал, где книгу прячет? Нет? Очень жаль!

— Слушай, так не пойдет.

— Да что ты? Правда? А я думала можно... Вдруг прокатит врать и улыбаться.

— Я не...

— Да? Хорошо. Ну и что тебе поведал ВВ?

— Ты можешь выйти из зеркала, — Тим впился взглядом.

— Ой как здорово! Когда же?

— Очень скоро.

— Даже так? Мм... А не хочу! Мне и тут хорошо.

— Ты же знаешь, опасно так долго... И потом, боюсь, он может передумать.

— Да мне плевать!

— Тебе что?

Ага… как тебе такая петарда под нос?!

— Плевать мне, понял! Плевать! И на него, и на всю вашу шайку-лейку!

Он молчал. Лицо сделалось непроницаемым, чужим.

Я махнула рукой, понимая, этот разговор бесполезен. Он не раскроет карт.

— Ты со мной или с ними?

— Я всегда с тобой.

А лицо все такое же каменное.

— Почему ты не ушел?

Молчание.

— Тебе нравится то, чем промышляют твои дружки? Ты разделяешь их цели? Одобряешь их методы? Почему ты все еще с ними?

— Потому что только с ними у меня есть будущее.

— Какое будущее? Только представь себе это будущее!

— Надя, что у меня было? Никому не нужный пацан из детского дома... Да у меня даже кроссовок своих не было.

— Зато теперь шмотья в каждом углу навалено!

Я подхватила рубашку и джинсы из кучи на полу.

— Что тут у нас? А, ну конечно... Calvin Klain и Levis. Не с китайского рынка, надо думать.

— Ты не знаешь, сколько всего они для меня сделали. И дело совсем не в шмотках. Лучшая частная школа, учитель музыки, репетиторы по языкам, экономика... Да я уже в два вуза поступил...

— Чего не купишь за деньги!

— Я сам поступил, — он сжал зубы, так что желваки дернулись.

— А крек и марихуана тоже входили в твою образовательную программу?

— Быть довольным не значит быть счастливым.

— То есть, все опять из-за меня?

— Нет! Прости! — осекся он. — Просто хочу, чтобы ты поняла... — он взъерошил волосы, таким знакомым, родным движением. Внутри заныло, заскребло, потянулось к нему.

— Я никого не выгораживаю, поверь. Я знаю, кто они… Но ведь нельзя просто отмахнуться. Эти люди стали мне семьей. Я ничего о себе не знал, ни кто я есть, ни на что способен. Они помогли открыть себя. Сложно в это поверить. Я и сам бы проклял себя три года назад... Просто никого, никого не было рядом.

— А директор Никитского? Он был таким...

Тим не дал закончить.

— Да это сволочь распоследняя!

Он заходил туда-сюда по комнате.

— Нет...

— Нет? Он шпионил за нами, не знала? Ладно обо мне ему сразу рассказали, но вся эта история с кражей зеркала... Можешь сказать ему большое спасибо! Он сдал тебя. А теперь владеет собственным особняком в Зауральске, знала? Женился на директрисе нашей.

Я открыла рот, но не смогла выдавить и слова.

— Я один остался, понимаешь? Почему не ушел, спрашиваешь? Убегал я. Раза три, не меньше. Месяцами мотался по вокзалам, выманивал деньги. А знаешь, какая там публика? Им бы самим кто подал. Ночевал в каких-то притонах. Есть совсем перестал... Придурок! Нельзя было… — Тим говорил, будто сам с собой. — И радовался. Идиот! Круто, че! А надо было от энергии отказаться, так чтобы совсем... может инициация и не завершилась бы.

— Ты о чем сейчас?

— Да так... Это все бред. И Шоно говорит, что бред.

Он посмотрел до боли пронзительно.

— Я хочу быть с тобой.

Я не выдержала, подошла и обняла его.

— Выйду, когда скажешь, выйду, — пообещала я.

Он схватил мои руки, прижал к губам.

— Послушай, я знаю, кого ты боишься.

— Знаешь?

— ВВ — вампир. Люди для него — расходный материал, средство достижения своих гнусных целей. В нем нет жалости к простым смертными. Но и насчет его истинного отношения ко мне я не обольщаюсь. Пусть он твердит без конца, будто я для него — надежда и уверенность в будущем... Не верю ни одному слову! Он не прикормит меня дорогими безделушками, мнимой свободой и радужными перспективами. Ты права, он мерзавец. Что бы ни говорил, никто не узнает его истинных намерений.