Замок Эйвери

– Так вот, слушай, - произносит он хриплым голосом, а самого его бьёт крупная дрожь.

Я перебиваю его - видно, он впервые испытал столь яркий и сильный оргазм:

– Сотворить тебе сигарету?

– Д-да.

– Вот, возьми, - протягиваю ему одну из двух.

– Ты тоже будешь курить?

– Да, мне тоже надо бы немного успокоиться.

Я призываю пепельницу - мою изысканно прекрасную морскую раковину, но… вместо раковины появляется нечто абстракционистское - перекрученная, искорёженная во многих местах, полоса стали, к тому же, с острой верхней гранью. Я лизнул сталь - да, тот самый вкус крови Блейза и дамасского клинка. Так вот, что это за полоса!

– Не волнуйся, твоя пепельница осталась нетронутой, просто эта - мой подарок тебе, на память… об этих сутках в твоём прекрасном, сказочном доме, - заканчивает Блейз оптимистично, хотя в воздухе до сих пор витает его пауза «на память о… ".

– Твои глаза… они словно Дементоры с точностью до наоборот - высасывают все неприятные, даже страшные, воспоминания, а взамен, - он докуривает сигарету, - взамен они позволяют окунуться в то золото, тёплое, мягкое, что плещется в них. Вот каковы были твои глаза тогда - они дали мне надежду, надежду на то, что при расчётах я поставил какую-то руну не на своё место, и от этого смысл уравнения кардинально изменился, в общем, что я не умру так скоро, а буду жить в счастье с тобой одним.

Он снова целует меня, постепенно дорожка поцелуев спускается ниже, к моим бёдрам, он снова лижет мне пупок, слегка прихватывая его краешек зубами, я вновь возбуждаюсь - похоже, Блейз без подсказки нашёл моё «потайное» местечко, и он, пользуясь своим открытием, возбуждает меня снова, и вот он, сверкнув глазами, берёт мой восставший член в рот, в свои полные, мягкие, раскрасневшиеся от поцелуев, губы и ласкает его искусно, изысканно, медленно, пока я не кончаю в него.

Я в благостном умиротворении после многочисленных разрядок, получив ответы на все волновавшие меня вопросы, да к тому же и выслушав историю более древнего, на три поколения, нежели мой, рода, начинаю петь:

Из всех цветов прекраснейшая роза,

Фиалки всем чаруют взоры тоже.

И над лилеей проливают слёзы,

И шпажник некоторым всех дороже.

Всех пуще любят водосбор иные,

Пион и ландыш, ноготки простые

Любовь к себе рождают в преизбытке.

А я произнесу слова такие:

Из всех цветов я склонен к маргаритке.

Весной цветут деревья, травы, лозы -

Вот мой цветок на луга мягком ложе.

А под хвощами вижу, в неге грёзы

Зашлись два сердца, - я киваю Блейзу, он улыбается мягко в ответ, - от любовной дрожи.

Да будут благосклонны к ним стихии!
– я пафосно простираю руку вверх.

Пусть Вежество и Радости земные

Услад несут им золотые слитки.

Не зря, Вам люди подтвердят другие,

Из всех цветов я склонен к маргаритке.

– Прекрасно! А как ты выкрутился с любовью к маргритке - «склонен», и ведь не придерёшься! Ты - литературный талант! А свои стихи у тебя есть?

Я не успеваю подумать, как выпаливаю:

– Есть, одно лишь, - я быстро одумываюсь, - но не проси прочесть его - оно посвящено другому…

– Люпину, - констатирует Блейз.

Я молча киваю.

– Ну, хотя бы, о чём оно?

– «Эй, Луна, берегись!»- там такой рефрен.

– А-а, ясно. Кстати, какое сегодня число?

– Линки! Плотный заврак с яичницей! Быстро! Стой! Какое сегодня число?!

– Линки не сможет приготовить яичницу, Хозяин! Линки - плохой эльф! Яиц в доме нет, но Линки накажет себя, Хозяин! Сегодня двадцать шестое августа, Хозяин! Прикажете Линки сначала приготовить завтрак или наказать себя?

– Тупой воришка! Пожиратель! Негодная тварь! Конечно, сначала завтрак! И быстро!
– эльф расплылся в устрашающей «улыбке» и исчез.

– Я в ванную на полчаса ровно, - отчеканиваю я, давая понять Блейзу, кто из нас главный, ну, конечно, я - я старше, как выснилось, опытнее, вот интеллектом мы, пожалуй, равны, только Блейз излагает мысли более доступным языком, но тут уж ничего не поделаешь - привычка, в общем, я остаюсь доминантой и в отношениях с Блейзом, надо просто вовремя указать ему место.

Может быть, я слишком жёсток с этим парнем, но я-то знаю, к чему приводит вседозволенность - и Гарри, к которому я «шёл навстречу» с очередным кальяном, и Рем, панибратские отношения с которым привели к… нет, не буду о Реме - больно, в общем, моё поведение с ними привело только к несчастьям.

Как всегда, ровно через полчаса я выхожу чистый и гладко выбритый, в полном комплекте родовых одежд.

– Ого, а мы сегодня в Хог направляемся при параде?

– Нет, сегодня мы направляемся к старикам Эйвери.

– Вот как… Ну, что ж, я согласен, вот только моя одежда, которую твой эльф благосклонно мне принёс, не очень-то подходит к балу с дамами.

– Сегодня общий вечер?

– Да, Сев, сегодня же чётное число.

– Но до вечера уйма времени, так почему бы тебе сейчас не вымыться, затем спокойно позавтракать со мною, а потом мы можем вместе аппарировать к тебе, и ты выберешь одежду по вкусу?

– Ты действительно аппарируешь со мной? Я счастлив, правда, а то я уже загрустил, что из-за этого вечера у меня пропадёт часа два без тебя.

– Ты что, Блейз, записал меня в индивидуальные няньки?
– глумлюсь я.

– Я… я просто сейчас… не могу… без тебя, - он вскидывает голову и смотрит на меня огромными зелёными глазами, так отчаянно, так обречённо, что я понимаю - не надо смеяться над чувствами юноши потому, что я для него - некая святыня. Звучит глупо, я понимаю, но его взгляд иррационален, несмотря на нумерологический точный ум.

– Ну хорошо, я же сказал, что буду с тобой… всегда.

– Лжёшь, Северус, его Посмертие близко, твоё же - неизвестно, когда.

Он быстро принимает душ, споласкивает рот (зубная щётка и бритва забылись вчера - мы были озабочены едой) и садится за стол нарочито напротив меня, чтобы случайно не касаться даже локтями, в ожидании завтрака в своей обычной, выстиранной Линки, одежде - больше на одеяния Снейпов он не покушается, слава предкам.

Линки в новой наволочке, которую он взял, разумеется, не из моих рук - он ни за что не сделает так, сервирует стол к завтраку…

… Насытившись, мы переглядываемся - глаза Блейза умеют по велению господина менять цвет от глубокого, страстного ярко-зелёного, солнечного до ярко блещущей звёздной зеленевы рассветного неба в июне, когда ночи так коротки.

Сейчас в его глазах столько солнца, что они, кажется, почти лихорадочно блестят, и я, чтобы разбить волну подступающего вожделения, говорю с ним, узнавая подробности светской жизни тех, с кем Блейз хотел бы меня познакомить сегодня, он отвечает охотно, видимо, понимая, что этот ненужный нам обоим разговор сбережёт нам силы для ещё одной ночи вместе, здесь, в моём доме потому, что я так хочу, а Блейз… уверен, он согласится быть со мной везде.