Замок Эйвери
Шрифт:
Но вот, в конце концов, появляется профессор Забини собственной персоной с бутылкой огневиски в обеих руках. Ах, да, это же моё любимое - «Двуглавый дракон» в большущей тяжеленной бутылке… А в чём это он?.. О, боги, в моих выходных шоссах, в которых я бываю на праздниках в Школе и в одежде моих цветов!
– Блейз, а… тебе никакие другие вещи не приглянулись?
– Я подумал, будет здорово, если я покажусь в Хоге в твоих праздничных одеждах! То-то все удивятся!
– А ты не подумал, что оделся в цвета дома Снейпов?!
– Именно. В точку - я этого и добивался - быть таким же, как ты… Ты же в состоянии взять подобную старинную
– Да, но без спроса одеться, как Снейп - знаешь, это уж черезчур, мог бы и моего разрешения спросить…
– Сев, ты слишком серьёзно относишься к древним традициям, вот, что я тебе скажу. Признайся честно - что тебя больше волнует - одежда на человеке или же человек в одежде?
Я очень удивляюсь такой постановке вопроса, но отвечаю:
– Конечно же, человек. Только, из уважения к мои предкам, появись в таком виде на церемонии Распределения, а потом отдашь одежду мне.
– Понял. Если это противно тебе и твоим предкам, могу переодеться в свою одежду, вот только шоссы придётся позаимствовать на время…
А где твои домовики, Сев?
– У меня один свободный домовой эльф, только я не говорю Линки, так его зовут, что он свободен, а то он замучает себя, боюсь до смерти. Очень преданный, только сейчас он в Школе - так получилось.
– Я знаю редкое заклинание, которым пользовался отец, чтобы призвать своих домовых эльфов из Северной Италии сюда, в Англию. Хочешь, поделюсь секретом? Тогда ты вызовешь своего Линки, и он соберёт вещи для аппарации в Хог, а заодно постирает кое-что.
– Ну, что ж, слушаю внимательно, - я скрещиваю руки на груди.
– Illamento dominum nova.
– Спасибо, сейчас опробуем в действии. Но, подожди, как же мы пробьём защитный Купол Хогвартса?
– Ты думаешь, главное поместье отца и всех моих предков не было защищено куполом?!
– Хорошо. Illamento dominum nova!
Появлется Линки, я с трудом узнаю его - он весь в синяках, застарелых и новых, ссадинах, а на сорочке виднеются пятна засохшей крови.
– Добрый Хозяин опять спасает Линки от злого оборотня! Линки так благодарен, Линки больно, Линки еле живой, - плачет эльф, закрывая мордочку нескладными трясущимися руками…
У меня в животе и груди появляется ком какой-то неотвратимой, неизбежной пустоты и отчаяния, весь мир мгновенно ломается и крошится на мелкие, как те жалкие останки кальяна после смерти Гарри, кусочки, превращающиеся в пыль. Я в изнеможении, не желая верить в произошедее, вцепляюсь в край стола и начинаю медленно падать, когда чьи-то сильные горячие руки обнимают меня и усаживают на стул, обхватив грудь.
– Рем?
– Блейз, лю-би-мый, -«пропевает» своё незменное тот.
Не бойся - твой Рем далеко и не причинит нам боли, мы будем жить с тобой в любви и согласии, пока… смерть не разлучит нас.
Я мгновенно прихожу в себя от этих проникновенных слов, сказанных так нежно и… обречённо.
– Блейз, что ты такое говоришь, ты же предлагал отношения совсем другого толка!
Он встаёт, обходит стол, опирается на него тяжело и говорит спокойно:
– А знаешь, Сев, я передумал. Я хочу всегда чувствовать тебя рядом - ты приворожил меня красой очей, ну, и всё такое, что принято говорить, когда признаёшься в любви. Вот только я ни разу в жизни не признавался никому в любви, веришь?
– Даже невесте?
– Даже Персуальзе. Просто это казалось
ненужным - мы же с пелёнок помолвлены, так какой смысл говорить о любви, если её не чувствуешь? Она поняла меня, и мы дружно зажили и прожили так девять месяцев, из которых восемь она была беременна. Нам нравился запретный плод, которого мы вкусили - разделённого чувства, желания заниматься сексом. Но это была не любовь - и она, и я это понимали.– А Клодиус?
– О, Клодиус не стал тратить время на ухаживание. Мы переспали с ним в первую же ночь после утреннего знакомства за чашечкой кофе в ресторане отеля, в котором, как оказалось, жил и он.
– Знаешь, ведь есть ещё и тинктура…
– Знаю, - говорит Блейз грустно.
– От того и печалуюсь - ведь наш союз не продлится долго…
– Я не понимаю тебя.
– Тот, любовник Фаджра, вскоре умер - тинктура оказалась сильнее любви.
– Но это же не значит, что и ты умрёшь.
– Ладно, уговорил, считай сказанное о Фаджре шуткой. Ведь так легче, правда?
– Правда, - механически поторяю я за Блейзом, а сам думаю - что станется с сошедшим с ума Ремом?! Ведь теперь, после явления Линки, стало очевидно, что ярость и жестокость Рема не исчезли, а, значит, в Школе его не оставят, а поместят, в лучшем случае за мой счёт, в отделение для душевнобольных в Мунго. В палату, обитую войлоком… Его тинктура испортится, а, значит, и моя тоже - сумасшедствие, пусть и в более лёгкой форме, которую непосвящённые будут принимать за странности, но мне-то от этого не легче - ведь я люблю Рема, но не знаю, как ему помочь… Философский камень!
– Северус, ты, конечно, большой специалист в Великой Алхимии, но эта задача не для тебя. Ты не настолько гениален, признайся.
– Знаю, но я должен попытаться разгадать эту загадку!
– Вспомни слова Блейза о тайнах мироздания, открывающихся тем, кто ступил на «неверный путь»!
– Но… это значит, я должен буду изменять Рему до тех пор, пока…
– Да, и это - единственный для тебя способ разгадать тайну философкого камня, а потом, наяву, воссоздать его.
– Но… я не могу так подло поступать.
– Ты же любишь Блейза. Сейчас. Так воспользуйся им.
– Воспользоваться любовью волшебника?! Да что ты такое говоришь! Он ведь не игрушка.
– Да, он искренне любит тебя и оттого скоро умрёт, как умер Яким ибн-Хасри, любовник Фаджра ибн-Наури.
– Откуда… тебе известно имя любовника? Ведь Блейз не называл его.
– Я промолчу.
– А я, я обойдусь.
Глава 11.
Я возвращаюсь к реальности - передо мной на одном колене стоит Блейз и пристально всматривается в глаза - что он там увидел?
– Блейз, я… не готов к… серьёзным отношениям с тобой. Пока. Прости. Но это не значит, что я отказываюсь от твоей любви.
– Всё или ничего…
– Ниче… всё, Блейз, всё, как ты хочешь.
– Тогда прими этот перстень, - он протягивает мне старинное фамильное украшение с надписью на итальянском.