Замок Эйвери
Шрифт:
– О, нет, не хватало мне ещё одного мужа, обречённого на погибель. Так и вижу заголовок «Придиры» - «Северус Снейп - мужеубийца?»
– О, да ты попросту мечтаешь испить до дна ласки Блейза, а его дальнейшая судьба тебя мало интересует.
– Умолкни, надоел.
– Я промолчу.
– А я, я обойдусь.
Я выхожу из ванной в одном коротком полотенце вокруг бёдер, с мокрыми волосами, как в своё время Альвур.
– Вот, я упаковал твой камешек, смотри.
Мне становится неприятно от того, что кто-то ещё, пусть даже и Блейз, касался его, но приветливо соглашаюсь: «О, очень… мило и удобно» - камешек
Перехватив мой недовольный взгляд, Блейз торопливо говорит:
– Такие мешочки делают домашние эльфы в Сен-Мари-де-Обижье. Я однажды увидел близ Мажистери в магазинчике на Блёмуа авеню подобные вещицы, и его хозяйка объяснила мне, что у эльфов здорово получается делать кошельки. Вот я и купил один такой, созвал домовиков, работающих в доме, кроме кухонных обитателей, и, показав им покупку, приказал в свободное время изготавливать такие же, но вышивку - не копировать, а делать, какая взбредёт в голову, а теперь у меня более, чем полно похожих мешочков, и некоторые из них я всегда ношу в кармане мантии. Вот, видишь, и пригодился один.
– Спасибо, возлюбленный.
Внезапно Блейз схватил мою кисть, прижал ладонь к щеке, и я ощутил на руке… влагу.
– Ты плачешь, Блейз? Отчего? Я был с тобой груб?
– спрашиваю я мягко.
– Нет, прости, прости, просто… они текут сами, и я ничего не могу с ними поделать.
Я присаживаюсь на скомканное одеяло и не знаю, какую линию поведения с юношей сейчас лучше выбрать - строгую, «профессорскую» или, наоборот, как просит моё сердце, исполненную жалости и ласки, хотя бы в голосе - выбираю среднее:
– О, наш профессор совсем скис… И с чего бы это?
– иронично спрашиваю я.
– Ты не… любишь меня, Сев, так, как я бы… хотел.
– Я люблю тебя, Блейз, и ты прекрасно об этом знаешь, сколько можно обмусоливать одно и то же? Веди себя, как мужчина, наконец.
– Но у меня здесь, - он показывает на грудь, - постоянно болит. И чем более мы близки, тем больше болит.
– Ого, - думаю я.
– Но ведь эту… болезнь даже магглы практически победили в прошлом веке.
– А что ещё беспокоит тебя физически?
– спрашиваю мягко, как целитель.
– Ещё… т-тяжесть в лёгких, словно бы они ватой забиты, а покуришь - проходит, правда, ненадолго. Ещё приступы внезапной слабости и похолодения конечностей, даже в ту жару, что была этим летом. Чем я болен, Сев?
– он поднимает свекающие отблеском миллиона звёзд, глаза, а я с ужасом понимаю, что этот прекрасный блеск - всего лишь дань… чахотке.
Остаётся только выяснить её происхождение, хотя, с учётом того, что среди маггловских популяций чахоточные иммигранты не допускаются ни во Францию, ни в Соединённое Королевство, а процент тубекулёзников в Англии очень мал, значит, во-первых, это - не маггловская чахотка, а, во-вторых, и это - единственно верный вывод - чахотка магического происхождения. Ну, пожалуй, завтра я с Блейзом (он же не останется без меня и на полчаса!) аппарируем на Гриммуайльд-Плейс, и я поизучаю там литературу об этом заболевании.
Вдруг страшное воспоминание заставляет меня передёрнуться - Рем же произносил по старинному фолианту черномагические проклятья, а среди них, вот оно, как сейчас вижу:
«Tuberculosum instingae!»
– О чём ты, Сев?
– Завтра мы с тобой аппарируем на час-другой в городской лондонский особняк семейства Блэков - мне нужно покопаться в старинной целительской литературе, чтобы подтвердить или опровергнуть твой диагноз.
– Хорошо, а там есть ещё, что почитать?
– Там громаднейшая библиотека, в основном, правда по Тёмным Искусствам… Так ты идёшь в душ, а, Блейз?
Через полчаса мы спускаемся в зал, где гости, как и мы, попавшие в нелёгкое положение и лишившиеся возможности потанцевать, уже вовсю флиртуют друг с другом - прежние, насколько я понимаю, семейные пары разошлись по объектам воздыханий, причём у обеих половин в препочтениях лидируют мужчины… Что ж, это же замок Эйвери, а что бы вы хотели?
На этот раз наше появление проходит незамеченным, а Блейз сокрушённо вздыхает:
– Ну вот,
теперь колода перетасовалась, и я не знаю, с кем тебя лучше сначала знакомить - с жёнами или мужьями?– С жёнами - им, наверняка, будет интересен новый мужчина.
– Пойдём, познакомлю тебя с графиней Дестроу - весьма пикантная штучка. Скорее всего, ты ей понравишься…
… Все дамы, в том числе и вдовы Пожирателей Смерти, которые ничего обо мне не знают потому, что их супруги являлись, так называемыми,«одноразовыми», то есть принятыми в ряды сторонников Лорда исключительно для проведения очередного особо громкого, масштабного рейда, в которые и пускали «на мясо» вот таких новичков, замечают, во-первых, мои глаза с оставшимися, к моему удивлению, искринками золота на дне зрачков, во-вторых, моё «ах, такое аристократическое, бледное, не то, что у швали» лицо с императорским снейповским профилем, ну, и в-третьих, мой необычный костюм, на что я вскользь проговариваю, рассыпаясь в комплиментах (одинаковых для всех), сколько столетий данному костюму, на что дамы, все, как одна, закатывают глаза и произносят: «Ах, какое сильное, великолепное волшебство, не то, что у этой швали!»
– Ну, что, Блейз, с джентльменами знакомиться будем?
– говорю я весело потому, что мне вновь противен Высший Свет, и я рад, что с его «прекрасной половиной» мы, наконец, разобрались.
– Как пожелаешь, в любом случае, они умнее своих жён и любовниц.
– Так господа приходят сюда и с любовницами?
– глупо переспрашиваю я.
– Конечно, ведь это - палаццо Эйвери! Так, пойдём скорее знакомиться с графом Билкуиш, замечательным образчиком здешней фауны, завсегдатаем. Говорят, что за последние три года, прошедшие со времени развода с женой, а прожили они вместе тридцать четыре года, заметь, и нажили четверых детей, двоих из которых ты должен знать - они в Доме Слизерин, он появляется у Эйвери ежедневно!
Блейз знакомит меня с мужчинами, которые реже употребляют слово «шваль», но подразумевают его, оценивают не только те же параметры, что и женщины, но и моё общее сложение, и сексуальность в паре с Блейзом, а в том, что мы - пара, у них не возникает никаких сомнений, говоря обо всём этом мне в лицо.
Я узнаю о себе много интересного и уже привычного - о том, что, я, без сомнения, доминанта, не будь даже рядом со мной любовника, что они были бы не против… последующее зависит от «испорченности» говорящего, как то - разделить ложе, чтобы попробовать, каков я в постели; завести со мной длительные (на несколько месяцев) отношения; сделать мне минет, а особо одарённые желают, чтобы и я сделал ответное действие; наконец, прожить со мной годы, но при одном условии - секс должен быть равноправным, то есть, меняться со мной позициями, а я думаю об одном: «Пошловат», о другом: «Симпатичен, но слишком смазлив, без изюминки», о третьем: «Слишком настойчив. Это сейчас он говорит о моей доминанте, а на самом деле… " и тому подобное. Ни один из представленных мне джентльменов не отказался бы переспать со мной, хотя бы ночь, что не может не настораживать. Я отвечаю, говоря о благородности своего рода, что я не пошёл бы на мезальянс, сводя разговоры сексуальной направленности на, в общем-то, безобидные прения о знатности семей.
Наконец, перезнакомившись со всеми, кому Блейз, по одному ему известным причинам, хотел меня представить, я оказываюсь в липкой паутине дамской патоки и мужского, ничем не умеренного, сладострастия и говорю Блейзу:
– Предлагаю тебе ещё одну настоящую ночь со мной в лондонском особняке.
– Я счастлив слышать это, Сев. Как ты понимаешь, я всем естеством своим - за.
– А духом и сердцем?
– О-о, да-а, и разумом тоже, любимый.
Мы выходим из палаццо и идём по ненавидимой мною у любого замка, широкой антиаппарационной зоне, окружённые ночными птицами, пролетающими и издающими незамысловатые треньканья, летучими мышами, летящими, кажется, прямо на тебя, но, в последний момент, резко вспархивающими вверх, и многочисленными ночными мотыльками, стремящимися на свет наших Lumos`ов, я чувствую и опустошённость светскими разговорами, и желание овладеть Блейзом прямо здесь, на высохшей от жары, траве, и начинаю декламировать, чтобы отвлечься и развлечь любовника: