Заморозь мне Маргариту

– Я и правда несколько измучен сегодня, - согласился Хьюго.
– Если бы знал, что у нее на уме, остановил бы раньше. Так зачем ты пришел, Салли? Или ты просто добрый ангел, явившийся благословить наш союз священными дарами датского кондитерского искусства...

– Французского, - пробормотала я.

– ...французского - поправка принимается - кондитерского искусства, или ты зашел побеседовать о трупах? Я склоняюсь ко второй версии.

Салли мгновенно погрустнел.

– Это такой ужас, - простонал он.
– Я забывай на минутка, а ты меня напомни.

– Все равно вспомнишь, когда придешь в театр, - заметила я.

– Там наверняка сейчас полицейских пруд пруди.

– И ни у кого нет алиби, - заметил Хьюго. Он затянулся сигаретой и закашлялся, выпустив клуб дыма.

– Что очень приятно, - сказала я.

Не обращая на меня внимания, Хьюго продолжал:

– Мы все там болтались. Я, конечно, все время сидел в углу - кроме тех мгновений, когда полагалось носиться по сцене. Я чуть лодыжку себе не сломал, потакая прихотям свихнувшегося от жажды власти осветителя, но кто может это подтвердить? Ни один из тех, кто был вчера в театре, не сможет доказать, что у него не было возможности зайти к Филипу и накачать его инсулином.

– А ММ?
– спросила я.
– Она все время была на виду.

Хьюго посмотрел на меня с жалостью.

– Только не пытайся меня убедить, что она ни разу не сходила в туалет или за кулисы - что-нибудь проверить. Никто не сможет ответить за каждую минуту. Я, например, - добавил он, затягиваясь еще раз, уже без кашля, - с большим подозрением отнесусь к тому, кто сумеет представить железное алиби.

– Я было там все время!
– запротестовал Салли.
– С Сэм и Софи!
– Он повернулся ко мне.
– Сэм, ты разве меня не видел?

– Видела, - согласилась я.
– Но я не могу поклясться, что ты ни разу не отлучился. Я же все время смотрела на сцену.

Салли выглядел смертельно обиженным.

– Я уходи в театр, - заявил он, решительно отпихивая от себя тарелку.
– Я говори с Софи, и мы узнавай - она помни, что я все время сиди с ней рядом.

– Да, но...
– начала я.

Салли уже шагал к двери с таким видом, будто его погладили против шерсти.

– Софи, - холодно сказал он, - мой подруг. Она помни, что я там было. Вот увидишь.

Он хлопнул дверью. Я скривилась:

– Черт. Не хотела его обидеть. Но что я могла сказать? Ну да, мне кажется, что он все время был там...

– Понимаешь, о чем я?
– спросил Хьюго.
– Главный подозреваемый - тот, у кого есть железное алиби.

– Не говори глупостей. Только не Салли. И кроме того, - добавила я, вопрос не только в том, чтобы улучить минутку и проникнуть в кабинет Филипа. Это должен быть человек, которому он лично доверял и мог подпустить к себе близко.

– Филип за обедом напился в стельку, - заметил Хьюго.
– Мог прикорнуть за столом и даже не заметить, что кто-то вошел.

– Откуда ты знаешь?
– спросила я.

Хьюго поднял руки в знак примирения:

– Нет, дорогуша моя, только не воображай, будто поймала меня. Я уже сказал, что все время сидел в углу. Дело в том, что наливал Филипу мой агент Ронни, а он не из тех аскетов, что шарахаются от бренди, как черт от ладана. Ронни позвонил мне вчера в стельку пьяный - он уже слышал, что Филип умер, но не знал как. Вот и перепугался, что напихал в Кэнтли такое количество свиных ножек, что у того случился сердечный приступ.

– Свиных ножек?
– с отвращением переспросила я.

– Это очень модно.

– Ф-фу!

– Ронни сказал, - продолжал Хьюго, - что Филип был явно не в себе. Пил безостановочно и много, даже по меркам Ронни. Еще один довод в пользу версии о самоубийстве. Филип страшно мучился. Чувство вины из-за убийства Ширли Лоуэлл и страх перед неминуемым арестом.

– Но арест не был неминуемым. К тому же он не оставил записки.

– Детали, детали, - Хьюго величественно взмахнул рукой.

– Тебе надо подновить лак, - заметила я, - он облупился. Если предположить, что это все же не самоубийство, по-твоему, Филип был в отключке, когда к нему в кабинет прокрался Убийца со Шприцем, так? Но есть еще одна деталь, и она показывает, что это сделал человек, хорошо знавший Филипа. Убийца взял шприц жертвы. Не думаю, что Филип трепался всем подряд о своем диетологическом открытии. Софи знала о Фиалке и могла предположить, что Филип тоже знает об инсулиновой диете. Но я сомневаюсь, что Софи захочется сваливать вину на свою подругу.

– Я знал, что Фиалка колется инсулином, - услужливо вставил Хьюго. На самом деле она много кому рассказала. И, даже если бы она не рассказала мне, у меня было достаточно причин подозревать, что она встречается с Кэнтли. Они плохо это скрывали. Отпуск в одно и то же время, а потом ее берут на роль Норы... Странно, если другие не догадались.

– Софи говорила, что Фиалка встречается с банкиром.

Он пожал плечами:

– Только чтобы ее прикрыть. Ей не хотелось, чтобы кто-то подумал, будто Фиалка заграбастала роль Норы не самым честным путем. Хотя она и так могла бы ее получить. Фиалка наверняка сыграет отлично, - добавил он.

– А кто теперь будет ставить пьесу? Бен?

– Не знаю. Может быть. Временно, пока они не найдут нового художественного руководителя. У Бена не получится - не того замеса человек. Вообще ему очень не повезло, что Филип умер. Бен хорош в роли помощника; если бы они проработали еще пару лет, у него накопился бы приличный список постановок, а так он оказался в непонятном положении. Уверен, он и сам это понимает. Бен поразил меня своей способностью чувствовать ситуацию. А новый худрук наверняка приведет своего помощника. Бену не повезло.

Хьюго посмотрел на часы.

– Боже, мне уже надо быть в театре. Сегодня генеральная репетиция. Вот повеселимся!
– Он вдруг смолк, точно озаренный какой-то идеей.

– О чем задумался?
– спросила я.
– Благородное чело избороздили задумчивые морщины...

– А? Нет, ничего особенного, - сказал Хьюго, вставая.
– Мне надо принять душ.

– Нет, что случилось?
– не отступала я, сгорая от любопытства.

– Просто подумал, что нет худа без добра, - неохотно признался Хьюго.
– Бен неминуемо лишится работы, а для ММ все вышло как нельзя лучше. На прошлой неделе Филип зашел посмотреть прогон, а потом пригласил ее выпить, чтобы поделиться соображениями. Обычное дело, ничего странного, но ММ терпеть не может, когда посторонние лезут в ее работу до завершения. А Филипу нравилось думать, будто он все знает лучше других. Подозреваю, он немного повыпендривался перед ММ, а она этого не переносит. В чем ее нельзя, конечно, винить. Филип бывал жутко противным.