Замуж - не напасть
Шрифт:
Он вполголоса перечисляет названия лекарств, которые в ушах Евгении отзываются бубнящей абракадаброй. Но одно она понимает: неподвижность Толяна вовсе не так естественна, как пыталась убедить её медсестра.
Через несколько минут к двум, уже знакомым ей медикам, присоединяется третья - величественная женщина со строгим неулыбчивым лицом.
– Это ещё что за посторонние?
– спрашивает она.
Евгения покорно выходит и без сил опускается на низенькую, обитую коричневым дерматином, кушетку. Она сидит так пять минут или полчаса, не ощущает,
– Говорят, ты бузила? Врачу указывала? Молодец! Вовремя подняла тревогу.
И уходит. Евгению не удивляет её "ты" - Зинаида Емельяновна похоже, ровесница её матери.
На второй день Аристов приходит в себя. Пробуждение его сознания она чуть не прозевала. Сидела как обычно рядом и держала в руке его потеплевшую наконец руку. Евгения прижимает её к своей щеке и вдруг чувствует, как пальцы Толяна, неловко скользнув, гладят её. Очнулся! Наконец-то!
– С возвращением!
– улыбается она.
– ты пришла, - говорит он.
– Пришла!
– хмыкает Евгения.
– Я здесь уже двое суток!
"Только на два часа домой бегала!" - добавляет она про себя.
– И спала возле меня? Когда я лежу на спине, я храплю. Я мешал тебе спать!
– Боже, о чём ты думаешь: храпел! Да ты едва дышал!
– Жень, позови санитарку!
– Я всё сделаю сама.
– Ещё чего! И побыстрее! Я двое суток терпел!
Она бегом выскакивает из палаты, находит санитарку и просит:
– Пожалуйста, зайдите во вторую палату...
И суёт ей в кармашек халата пятёрку.
– Это что же, муж жену стесняется?
– удивляется женщина.
– Мы недавно женаты. Он ещё не привык.
– А-а-а, тогда понятно, - кивает санитарка и через некоторое время выходит с уткой.
– Пришёл в себя, слава Богу. А это ничего, обвыкнется!
– Аристов!
– сердится Евгения, заходя в палату.
– Я от предложенной Кузнецовым сиделки отказалась. И должна во всём её заменять, понимаешь?
– Понимаю, - кивает он.
– Вот когда мы проживём с тобой вместе тридцать лет, тогда, так и быть, разрешу тебе подносить мне утку... А пока попить дай, что-то у меня крышу ветром срывает!
Он отпивает несколько глотков и закрывает глаза.
– А нельзя, чтобы эту гадость с моей руки убрали?
– спрашивает он про капельницу.
– Я могла бы спросить у Евгения Леонидовича, - смущается она, - но, честно говоря, после вчерашнего я боюсь к нему подходить. Ещё выгонят меня из реанимации. Здесь они очень неохотно родственников держат. Ты потерпи пока, давай уж обхода дождёмся.
– Давай, - вздыхает он.
– Какая всё-таки буря поднималась вчера в нашем тихом омуте?
– Не то кололи, - бурчит она.
– А и правда!
– бледно улыбается он.
– Пусть боятся!
– Зато теперь, - не сдаётся она, - меня весь остальной медперсонал любит. Я на их местных звёзд наехала. Медсестра - дочь ректора медицинского института,
а врач - его будущий зять.Аристов некоторое время молчит, а потом осторожно шевелит рукой, к которой тянется прозрачный шланг капельницы.
– такое впечатление, что эта штука лишает меня индивидуальности. Этим раствором растворяют мою особую кровь и тем самым доводят её концентрацию и состав до уровня среднего серийного больного...
– Кто тут серийный?
– бодро вопрошает входя, лечащий врач, Евгений Леонидович.
– Как говорится, шел мимо и зашел. Вас не устраивает наша традиционная капельница? Зато физраствор в ней особый - только для сильных духом мужчин!
Он подмигивает невольно улыбнувшейся Евгении и склоняется над Толяном.
– Похоже, наш больной ожил?
– Ожить-то ожил, да как бы не полностью. Ноги от колена и ниже я почему-то не чувствую.
Доктор откидывает одеяло.
– так чувствуете? А так?
Пальцы его пробегают по ногам Толяна.
– Что же вы хотите, сильный удар!.. С позвоночником, друг мой, шутки плохи - такое может выкинуть. Здесь рецепт один - не сдаваться! И терпеть. У нас есть хороший мануальщик, я договорюсь, чтобы он вас тщательно прощупал. Назначим массаж, физиопроцедуры...
Он присаживается на стул у кровати.
– Хотите, я расскажу случай из моей медицинской практики? Лет двадцать назад я работал в небольшой больнице на Камчатке, когда в один из дней поступил к нам больной из отдаленного эвенкийского стойбища. В истории его болезни медсестрой - или шаманом!
– было записано: "Пурункул на правой полужопе".
Аристов беззвучно хохочет. Евгения вторит ему, но внутренне она сжалась в комок. Больные любят Евгения Леонидовича, знают его привычки. Если он рассказывает анекдот или случай из медицинской практики, значит, его что-то беспокоит.
– Прошу прощения за неблагозвучное словцо, но, как говорится, из песни слова не выкинешь!
– Я сейчас!
– она будто невзначай выскальзывает вслед за доктором.
– Евгений Леонидович, насколько у моего... мужа это серьезно?
– Честно говоря, я не знаю, - говорит он задумчиво.
– Здесь многое зависит от его индивидуальности. Были случаи, когда люди оставались в инвалидной коляске на всю жизнь. Но возьмите того Валентина Дикуля. Цирковой артист получил травму позвоночника и приговор врачей: ходить не сможет. А он не только поднялся на ноги, но и стал работать силовым акробатом - легковые машины на себе поднимал!
Что и говорить, врач её не успокоил! Испугалась она? Евгения спрашивает себя и не чувствует страха. Прорвемся!
На третий день пробуждение Толяна Евгения нахально просыпает. Знает, что он, как говорила бабушка, "продирает глаза чуть свет", но не думала, что, ослабевший и больной, он так быстро вернётся к своим привычкам.
И просыпается-то она от его взгляда! Правда, тут же спохватывается.
– Толяша, тебе что-нибудь нужно?
– Ничего. Я просто хочу на тебя смотреть. А ты поспи. Ещё рано.