Заноза Его Величества

Помнится, читала я какие-то исследования, что способности мозга напрямую зависят от его веса и размера. А у феев даже на двоих он такой крошечный.

И эти две половинки одного мозга начинают активно спорить, даже переругиваться. Из чего я понимаю только одно: они откровенно напортачили. Принесли мою старую фотографию. Да и являюсь ли я родственницей той самой Александры, кажется, под большим вопросом. И это наверно, ещё неприятнее знать, что я попала сюда, возможно, по ошибке, чем то, что у мужчины, которого я полюбила всем сердцем есть ребёнок, о котором он не собирался мне говорить.

— В общем, слушайте сюда, благородные доны, — перебиваю я их трескотню. — Какими угодно путями доставайте мне цветущие крокусы. И я не освобожу от нашей с ним связи Карло, пока моё тело не будет здесь. Умру я — умрёт Карл. Это понятно?

Они кивают как два зелёных болванчика.

— Значит, придумывайте, что хотите, но и моё тело, и моя несчастная душа должны быть здесь.

— Простите нас, Дарья Андреевна, мы бы давно сказали вам про крокусы, но…

— Вам запретил король?

— Не только. Видите ли, — виновато покашливает дон Орсино, — через пару дней Карлу исполнится шестнадцать и, став взрослым, он и так освободится от этой связи с вами и Катариной. Он пройдёт обряд посвящения, который освободит его от кровной связи.

— И мы, — так же виновато покряхтывает дон Лаэрт, — в общем, мы просто тянули время.

— Но что бы там не задумала Эрмина, вам мы поможем всё равно, — в благородном порыве аж подлетает с кровати отец Карло вместе с одеялом. — Вы знаете что делать?

— Честно говоря, я надеялась, что вы мне это скажете, — усмехаюсь я, когда он плюхается обратно. И понимаю мотивы отца во что бы то ни стало уберечь своего ребёнка. Но и у меня камень с плеч, что хоть за Карло переживать не придётся.

— А зачем вам здесь тело? — тем временем чешет лысину дон Лаэрт. — Ваша душа важней. Пока вы связаны с телом Катарины, порежется она — и у вас будет идти кровь. Если она поранит себя проклятым кинжалом во время обряда обратного перемещения, то и вы получите эту смертельную рану.

— Вот как? Выходит, двух зайцев — одним ударом? И умрёт из нас та, что и любит на самом деле король, — смотрю я на них по очереди. — Так ведь это только упрощает мне задачу. Значит, Карл будет свободен. Если умрёт Катарина — её спасёт Эрмина. Но надеюсь, ей всё же ничего не грозит. В итоге, умру только я. И король будет спасён. Да всё просто чудесно складывается.

— А вам обязательно умирать? — вздохнув, робко спрашивает фей.

— Обязательно, дорогой дон. Но не печальтесь, я здесь именно для этого. А вот вас ничто не спасёт, если короля не станет, — и сама удивляюсь я твёрдости в своём голосе. — А он умрёт, если в это не вмешаюсь я. Поэтому, сниму я с него это проклятие — у Машки будет отец, у вас — защита, у этой страны — король. Не справлюсь — вы не спасёте даже Эль. Как не сберегли, не защитили, погубили свою предыдущую богиню.

"Теперь, правда, это не богиня, а старая карга, плетущая интриги, которая к тому же покусилась на моего короля", — добавляю я по себя. Но где-то в глубине души её даже понимаю.

Вот только хрен тебе, баба Эрми, а не моего пролетарского тела! Раскатала она губу. Была бы моя воля, я бы даже запрет этот на перемещения обратно наложила. Потому что нафиг все эти магические способности, если ни родителей, ни детства у ребёнка. Нет, Маруся, не позволю я тебе расти сиротой, чтобы там себе этот властелин не надумал, а не позволю.

Вот на этом неисправимом оптимизме и держусь я всю ночь.

А за ночь к группе заболевших присоединяется ещё три фея. Снова поднимается температура у моих подопечных. И снова им кажется, что они умирают. А я выдаю таблетки, пою их чаем, вытираю пот и подбадриваю.

— Чудесная выдалась ночка, — когда, наконец, всё это более-менее заканчивается, сажусь я рядом с Бартом на бревно у почти догоревшего костра.

Едва начинает светать.

— Волшебная, — улыбается он, накидывая на меня свой плащ.

И пока я ворошу угли и подбрасываю свежий хворост, приносит горячий чай.

— Тебе удалось хоть немного поспать?

— Да, прикорнул тут на уголке, — показывает он на круглое бревно. — А вам что-нибудь узнать?

— Не знаю, то ли они такие мудрые, то ли бестолковые, то ли наивные, как дети, но мне кажется, эти феи и сами порой не понимают, что творят.

— Они просто маленький, зависимый и бесправный народ. Но, главное, что феи не злые, хоть, конечно, и наглые, и порой дурят.

— Главное, что короля они считают другом, Машку искренне любят и ведьму не боятся. А вот про Эрмину я так и не смогла понять: друг она Его Величеству или враг.

— Я тоже задавался этим вопросом, пока Георг не сказал мне одну простую вещь: она так долго живёт на этом свете, что просто разучилась привязываться. Представьте себя на её месте. Короли приходят и уходят, влюбляются и женятся, рожают детей и умирают, но для неё всё это лишь смена погоды за окном. Она живёт в своём заточении, в одиночестве, в воспоминаниях, в тех событиях, что ей были дороги и всё это время ждёт только одного: что однажды родится Эль.

— И всё же я была в гневе, когда узнала, что она прокляла весь род Рекс из-за Алказара. Дети не должны отвечать за ошибки своих родителей.

— Может быть. Только что для бессмертной ведьмы — род? Как для нас — одна жизнь.

И отхлёбывая чай, этим серым ранним утром я постигаю такую простую истину: как всё относительно.

— У нас говорят: «Чужая душа — потёмки» или «Каждому — своё».

— А у нас: не суди о человеке, пока сутки не походишь в его ботинках. И представьте каково ей. Ведь когда, наконец, появилась та, что стала ей дороже всех на свете, её дни стали стремительно сокращаться.

— Я очень хорошо могу это представить, Барт. Но ведь эта хитрая ведьма решила наколоть судьбу. Она нашла другой способ шагнуть в бессмертие — принять другой облик и стать моложе лет на пятьдесят. Она хотела меня убить, Барт. Хотела стать мной. Только феи забыли уточнить, что той девушке, которую она искала, не девятнадцать лет. Что я давно не та, что на этой фотографии. Никто, ни Катарина, ни она, наверно, не ожидали, что мне за сорок лет. А ещё, что этим феям настолько нельзя доверять, что они могли найти совсем не родственницу Александры и тогда проклятье тем способом, что она изначально хотела, не снять. Всего не предусмотреть. Она забыла, что и Георг вовсе не Алказар, и я не Александра. Он взял и полюбил Катарину. Катарина украла у неё волосы, решив отомстить Дамиану. Феёныш сам решил нарушить запрет на перемещения. А я оказалась здесь не такая и не так. И она решила всё переиграть.