Заноза Его Величества
Шрифт:
— С доставкой на дом, значит. Привезли с борделя ещё тёпленькую?
Она давится от смеха. Мда, обхохочешься. И слово «сарказм» ей точно неведомо. И зла она на него не держит.
— Он стал первым клиентом, что за меня заплатил, — столько гордости в её голосе, словно он из горящего дома вынес её на руках. Герой, мать его за ногу! Только не мне, милочка, старой циничной тётке, эти сказочки рассказывать. Понимаю я, как оно было на самом деле.
— А цену за тебя, значит, загнули неслабую, раз только королю ты и оказалась по карману, — и снова на мой комментарий она наивно и усердно
— Он сделал крупное пожертвование церкви и забрал меня совсем, — рассказывает она дальше.
И дальше. Как Он оказался совсем не таким, как она думала. И вовсе не бандитом с большой дороги. И как она сожалеет, что могла такое подумать, будто Он избавился от Аурелии. И бла-бла-бла, пока я глушу чёртову воду стаканами, пытаясь упиться не до пьяна, так хоть до отвращения.
Всё простила она, раба любви. Обожествила. Поставила Его на пьедестал.
«Кого ты обманываешь, девочка? Пытаешься меня убедить, что ты что-то для него значишь? Или себя? Или Катьку, что он хороший? Что она не права, раз не любит его? Разве же можно Его не любить!»
Меня убедить не получится. Видела я, как он выгнал тебя из столовой. Небрежно, уверенно, одним движением руки. Как, не дрогнув, отправил обратно в бордель. Да, они такие. Увы! Для той, что ему дорога — звёзды с небес. А через ту, что ничего не значит, перешагнёт и не поморщится. И Аурелию он бы пальцем не тронул. Она — его жена, кого бы он при этом не любил. А вот ты для него — пыль под ногами. И нужна ему разве что меня теперь позлить.
«Нет, зря я нас сравнила, — поглядываю я на часы. — У меня ещё есть шанс, хоть и не знаю на что я надеюсь. А вот ты свой уже безнадёжно упустила».
— Если это ты Его ждёшь, — проследив за моим взглядом, неожиданно оборачивается Марго на часы, стрелки к которым как приклеились. — То Он не придёт.
— Это ещё почему?
— Он вечером никогда не приходит, — пожимает она плечами.
— Но я видела тетрадь…
— Это ты про записи господина Ля Поля? — отмахивается она. — Удобно, правда? Все знают где Он, и что беспокоить Его нельзя. Но он вечерами никогда не приходит. Его даже в замке нет.
— А где он?
— Уезжает. Каждый вечер. Не знаю куда, но пойдём, я тебе покажу, — подскакивает она. — Бери, бери вино. Сама увидишь. Там классно. Посидим. Тебе понравится. И давай быстрее, как раз время.
Длинными коридорами и тёмными лестницами, запыхавшись, мы поднимаемся на башенку. Такую высокую, что даже разбитый у замка парк с блестящими в темноте фонтанами кажется игрушечным. И такую маленькую, что нам едва хватает места на двоих.
Широкий бордюр, украшенный зубцами. Я ставлю на него вино, а потом просовываю голову между зубцами и рассматриваю ров, окружающий замковые стены.
— Вон, смотри, — высунувшись из соседнего зубца показывает Марго. — Видишь дорога в сторону леса? Сейчас он выедет из него с другой стороны.
— Вижу, — с трудом, но в свете бледной луны, кажется, различаю всадника.
— Да, да, это он, — садится Марго, прислонившись спиной к каменному зубцу. — И так каждый вечер.
— Куда же он уезжает?
— Не знаю, — пожимает
она голыми плечами. — Мне по статусу не положено вопросы задавать. Ну, за тебя, злая чокнутая сучка Катарина, — поднимает она бокал. — И спасибо, что хотела спалить тот бордель.Глава 18
— Как упоительны в России вечера!.. Любовь, шампанское, закаты, переулки… Ах, лето красное, забавы и прогулки! — горланю я, сидя на подоконнике в своей комнате.
Так приятно залезть в родную ночнушку, накинуть любимый халатик, выташить из волос эти ненавистные шпильки.
Слабенькую Маргариту, переволновавшуюся за день и упившуюся в зюзю я проводила до её комнаты. Но моя душа всё ещё просит выхода. Ещё на что-то надеется, чего-то ждёт.
— Ужас, — опирается локтем на створку окна фей, стрекоча в воздухе крылышками. — Дарья Андреевна, напились — ведите себя прилично.
— А я прилично, Карлуха, — опускаю я ноги, уступая ему место. — Хорошо тут у вас. Тихо. Вода такая вкусная, — заглядываю в пустой бокал. — А тебе чего не спится?
— Ждал, пока вы соплей нажуётесь, — вздыхает он. — Меня тут недалеко поселили, наверху, — вытягивает он ноги.
И такой он прямо взрослый парень в этих замшевых штанах, рубахе, со шпагой. Прямо мужик, а не лялька в коротких штанишках. Пират. От грязи его тоже отмыли, даже фингал побледнел и кудряшки смотрятся просто белокурыми, а не зеленоватыми.
— Есть какие новости? — снова заглядываю я в бокал. И не лезет уже вода эта и с пустым стаканом сидеть не то пальто.
— А у вас? — достаёт Карло сигаретку и подкуривает от шпаги.
— Скажи, я правда подожгла Белый дом?
— Ага, — выпускает он в окно струйку дыма. — Но вас даже не наказали. Вы же Катарина, сумасшедшая дочь герцога Лемье, заблудившая в детстве в Мёртвом лесу, водящая дружбу с феями, почитающая «травников». В Литруме этим никого не удивишь. Да, пожалуй, не только в столице, во всей Абсинтии.
— Так я тут местная знаменитость, оказывается? — всё же сползаю с подоконника, чтобы налить себе ещё воды и возвращаюсь с полным кубком и закусками. — Городская сумасшедшая? Или революционерка?
— Просто знающая что-то, что другим неведомо. Катарина, она… словно смотрела на этот мир другими глазами, — затягивается фей так по-взрослому, что я снова сомневаюсь в его возрасте.
— Тебе сколько лет, Карл?
— Шестнадцать. Почти. А что? Опять скажете: курить вредно?
— Нет. Но был бы ты моим сыном, я бы тебя ремнём за курево отходила. Для профилактики.
— Тогда хорошо, что я не ваш сын, — лыбится он кривенько.
Ладно, чего это я, развоспитывалась. Мы ж с ним теперь друзья по несчастью.
— А кто такие травники? — отхлёбываю и всё же отставляю бокал. Всё. Не лезет.
— Те, кто не принял новую веру, — подтягивает он под себя ноги, устраиваясь удобнее. — Но это было давно. Раскол церкви. В Абсинтии, все, кто принял новую веру, живут по эту сторону Говорящего моста. А кто нет — по ту. Староверов и называют «травники». Они знают силу трав и верят в богиню Наль, давшую им это знание. Среди них есть и ведуньи, что умеют предсказывать будущее и делать снадобья.