Заноза Его Величества
Шрифт:
«Унылая пора, очей очарованье» — тут же приходят на ум бессмертные строки. И навевает их побуревшие, словно постаревшие, уставшие, осунувшиеся от дождя холмы.
И сердце моё рвётся подальше отсюда. Нет, не домой.
К тому, который сейчас где-то там, так далеко от меня, за этими холмами.
С которым нам вместе осталось так мало.
Который скучает так же невыносимо по мне, как и я по нему.
— Дарья Андреевна, — теребит меня за руку Карл.
— Что тебе? — даже не смотрю я на него.
— Эта вещь, что принадлежала вам. Это была бирка. Кусочек клеёнки с продетым в неё
Я открываю рот, чтобы сказать, какие же они сволочи. Что нет у них ничего святого, но не нахожу слов, закрываю его, а потом снова открываю:
— Да как вам…? Да что б вы все…
Взять бирки умершего ребёнка. А я думала муж их сжёг. А это мерзкие зелёные людишки. Мелкие вороватые твари.
— Ты хоть представляешь себе, что это? То, что вы стащили…
— Это не я. Дарья Андреевна! — уворачивается он, когда я пытаюсь прихлопнуть его как муху, и залетает в комнату. — Мы взяли только одну. Потому что именно так это и работает.
— Ну, да, конечно, — душат меня слёзы, и чтобы чёртов фей их не видел, я снова отворачиваюсь к окну. — Любовь. Жизнь. Смерть. И всё в одном кусочке клеёнки.
— Дарья Андреевна! — что-то ещё верещит в своё оправдание он.
— Отвали, Карл! — запахиваю я поплотнее кофту.
Отвалите все! Плевать мне сейчас на всё и на всех.
Даже острее, чем боль за потерянного когда-то ребёнка, сейчас меня душит тоска. Невыносимая осенняя тоска и острый приступ одиночества, которым меня всегда накрывает с наступлением этой дождливой поры.
«Осень!» — пронзает меня осознание того, что на самом деле происходит.
— Чёрт, это же осень! — ошарашенно смотрю я на изменившие цвет холмы. — Да заткнись ты, Карл! Плевать уже на это, — хватаю я его за руку, пока он всё пытается оправдаться, и разворачиваю носом вдаль. — Это осень, Карл!
— Это просто дождь, — даже не вырывается он. — Просто долгий дождь.
— Нет, мальчик мой. Я вижу это каждый год. Это — осень! Похоже, ты не просто нарушил запрет на перемещения. Ты нарушил запрет на холода.
— Мой отец сказал: запрет на перемещение нематериальных сущностей.
— Поздравляю, дружок! Твоя сумасшедшая Катька была права: нас ждёт зима.
— Зима?! — застывает Карло, ошалело уставившись в окно.
— Как ты там сказал: я зря заставила чистить камины? — усмехаюсь я. — Боюсь, это было самое полезное из моих решений, Карл. Фелисия! — ору я в сторону двери, даже не удосуживаясь отойти от окна.
— Да, Ваша милость, — является она через несколько секунд.
— Собирай чемоданы. Я еду в Аденантос.
— Ваша Милость, вы не можете…
— Выполняй. Немедленно. И если ещё раз мне кто-то скажет, что я могу, а что нет, — подхожу к ней вплотную, — поколочу собственноручно.
Глава 35
Наверно, вид у меня был не просто решительный — угрожающий. Зверский. Потому что против ничего не пикнул даже генерал Актеон, когда я сказала, что беру с собой Зенона, Грифа и столько людей, сколько Белоголовый посчитает нужным. И отправляемся мы в Империю немедленно.
И да,
наверно, он, возможно, очень расстроился, что ему пришлось отложить его «уличные бои» из-за моего внезапного отъезда, но потерпит. Плевать.Плевать, что едем в ночь. Плевать, что дождь. Плевать на всё, потому что никогда ни в чём я не была уверена, как в том, что должна ехать. Что король первым должен узнать, что будет зима. Потому что по сути это надвигающаяся катастрофа и к ней надо готовиться. И начать это делать уже вчера.
И я бы придумала эту зиму, чтобы увидеть моего короля. Но с другой стороны, зачем мне повод? Я бы поехала и так.
— Я готова! — натянула на себя обе свои кофты и «благородный» зипун с оторванной завязкой.
Фелисия распричиталась, что нельзя ехать без слуг и камеристок, и что сборы займут у неё два дня. Я дала ей десять минут. Она справилась за полчаса.
Положила мне смену вещей, да и то на всякий случай. Потому что в моих планах просто поговорить с Георгом, обрадовать его, оставив след в летописи (и лучше в обратном порядке) и сразу вернуться. Главное, про зиму не забыть сказать.
Просто увидеть его, как Париж, и… уехать, так как умирать мне ещё никак нельзя.
Пока приехал Гриф и запрягал коней Зенон, я собственноручно помогала на кухне упаковать немного еды в дорогу.
— Присматривай тут за ними, пока меня не будет, — ерошу я волосы знакомого белобрысого пухлого мальчонки, что взялся проводить меня с кульками до кареты. И торжественно вручаю ему в качестве обещанного когда-то вознаграждения золотой. — Тебя как зовут-то?
— Вит, — оглянувшись, тут же прячет он тяжёлую монетку. — На самом деле Витард, но друзья зовут меня Вит.
— В общем, раз уж мы теперь друзья, Вит, — наклоняюсь к самому его уху, — присматривай тут за всеми. Расскажешь мне потом кто тут чем занимался и о чём шепчутся у меня за спиной. Ну, ты понимаешь, по-дружески. Оплата та же.
— Так точно, миледи, — радостно вытягивается он по струнке.
И я его отпускаю, чтобы обнять на прощание Фелисию.
— Прости, что иногда бываю несправедлива. Просто работа у меня такая.
— Ничего. Это ничего, — вытирает она глаза углом передника и благословляет меня в дорогу. — С вами Его Величеству и правда будет лучше, — осеняет она ромбом карету, когда та трогается.
Но о том, что свидеться с Георгом Пятым придётся так скоро, не подозревает никто.
Хотя, списывая всё на своё желание как можно скорее встретиться, я и отказываюсь от привала, даже когда темнеет. Заставляю Грифа гнать лошадей даже по ночи. И понятия не имею зачем, тороплюсь и беспокойно выглядываю в окна.
Когда доносится крик: «Всадники!», а потом «Свои!», я чуть не выскакиваю из кареты прямо на ходу. Едва дождавшись, когда наша кавалькада остановится.
И пока бегу, цепляясь юбками за высокую траву, Георга уже снимают с коня. Едва живого. Он потерял сознание ещё до того, как остановился. И каким чудом вообще держался на лошади, одному огу известно.
«О, господи, Гош!» — прижимаюсь я губами к его горячему как кипяток лбу.
— Рана в боку, — докладывает один из его сопровождающих. — Она воспалилась ещё пару дней назад, но Его Величество хотел закончить дела.