Заноза Его Величества

— Нет, не то чтобы я недовольна, но почему Барт? — пытаюсь я хотя бы слишком счастливо не улыбаться.

— Самое дорогое я могу доверить только ему.

— А армия? — стряхиваю я крошки третьего пирожка с его бороды, пока он довольно мычит и закатывает глаза от удовольствия.

— Любой дурак может командовать хорошо обученной армией. Невозможно найти того, кто справится с тобой.

— Ты мне нагло льстишь, потому что хочешь ещё пирожков, — прищуриваюсь я.

— Готовишь ты даже лучше, чем танцуешь, — хитро улыбается он и, чмокнув меня в щёку, встаёт.

— А волшебное слово? — кричу я ему вслед.

— Чуть не забыл, — оборачивается он в дверях и прицеливается в меня пальцем, прикрывая один глаз. — Я хочу тебя!

— Пошёл нафиг! — кидаю в него скомканной салфеткой.

— Опять перепутал? — ржёт он, спрятавшись за дверью, а потом выглядывает. — Спасибо, заноза моя! Я всё ещё люблю тебя. Не скучай.

Где-то там в недрах замка его ждут важные дела, государственные заботы, срочные бумаги, а где-то здесь передо мной стоит почти непосильная задача придумать как избавить его от проклятья и самой попасть в этот мир. Потому что его мечты вдруг стали моими планами. А в моих планах теперь добыть как можно больше информации из Катькиных откровений, что прослушала я вполуха на нетрезвую голову и про которые была уверена, что они мне никогда не пригодятся.

И теперь мне нужна ортова «белая лента», отрезанные волосы и фотография, вещи из Катькиного тайника, оговы цветущие крокусы — это минимум, а максимум… да всё что угодно.

И я ещё делаю пометки в своей незаменимой книжечке, когда приходит Марго.

С появлением в моём гардеробе удобных платьев, а в моём арсенале — обычных резинок и шпилек, из которых я сама за пять минут делаю «шишку» или «хвост», её услуги стали требоваться мне всё меньше. И с бумагами я легко справляюсь сама. Лишь местные сплетни из гостиных знатных господ она по привычке ещё приносит на хвосте, хотя, честно говоря, они мало чем отличались от сплетен на нашей кухне.

— Я взяла у писаря канцелярии что вы просили, — без особого подобострастия протягивает она список членов совета с указанием должностей и вменённых обязанностей.

Всё же к завтрашнему заседанию я тоже решила подготовиться, чтобы иметь представление «ху из ху» и не выглядеть там бревном с глазами.

— Садись, рассказывай, — предлагаю я ей место напротив себя за столом.

Честно говоря, в тот день, когда король не разрешил Барту встречаться с Марго, я ждала её заплаканную, расстроенную. Но она словно и не заметила, что там что-то произошло у генерала с королём. Мурлыкала себе под нос какую-то песенку, болтала о всякой ерунде. Беззаботность женщины, за чьей спиной есть мужчина, способный защитить её от любых неприятностей? Или счастье быть безмозглой?

Тогда я не заметила в ней никаких перемен. А вот после того, как мне пришлось сознаться, что на самом деле я не Катарина, что-то пошло не так: так сильно стало меняться её отношение ко мне. Так сильно она сама стала меняться.

Сейчас, пока она вяло тыкает пальчиком в знакомые и незнакомые мне фамилии и уточняет маленькие человеческие слабости господ из Совета, я думаю о том, что теперь мне ещё больше нравится генерал, но совсем перестала нравиться Марго. Насколько было плохо ему из-за решения короля, Марго он каким-то чудом уберёг от разочарований. А вот Марго… Туфельки, шляпки, чулочки, цветочки… Лёгкость, очарование, восторженность, мягкость, простота… Куда всё это девалось?

— Господин Фоль души не чает в своих детях, — с лёгкой небрежностью поясняет она. — Ковейн разводит герани, а Макрю — модник и развратник, его вы узнаете по платку на шее и обязательному цветку в петлице, — показывает она на себе, где именно будет цветок, а потом поясняет: — Он до сих пор не женат, но постоянно влюбляется в кого-нибудь в борделе. И в знак своей любви и преданности неделями носит этот цветок, посвящённый одной девушке… пока не влюбляется в другую. Особенно любит новеньких.

— Почему?

— Потому что они доверчивые. И каждая наивно верит, что Фоль в неё так влюблён, что женится, — презрительно поджимает она губы.

— А это можно? Жениться знатному господину на девушке из Белого дома? — я знаю, что «да», но мне любопытно как ответит она.

— Можно подумать, вы не знаете, — скептически фыркает Марго. — Это не приветствуется. На разведённых женщинах вообще жениться считается дурным тоном. А уж на тех, кто побывал в борделе — тем более.

— Посещать бордели, значит, ни Фогеттам, ни Советам не возбраняется, а жениться принято только на невинных непорочных аристократках?

— Белые дома для того и открыты, чтобы у свободных холостых мужчин была возможность удовлетворять свои потребности.

— Но раз девушки ждут и надеются, значит, некоторых влюблённых мужчин это всё же не останавливает? Особенно тех, кому плевать на мнение общества?

И, честное слово, не понимаю, чего уж такого я спросила, что она фыркает как лошадь. И всего лишь намекнула, что Барта это вряд ли остановит, но в ответ получаю очередной уничижительный взгляд да невнятное пожатие плечами.

— Меня знаешь, что возмутило? Что придумал Белые дома не повеса и любимец женщин Орт, а благочестивый и праведный Ог. Ему просто так не давали что ли? — ещё стараюсь я поддержать разговор и кошусь на иконку, хотя блондин на ней разумеется, красавчик. — Или ему тупо некогда было за кем-то ухаживать? Столько дел! Столько дел! А тут пришёл, заплатил и никаких проблем.

— Зато про Орта любят рассказывать всякие скабрёзные байки, — усмехается она. — Только они, возможно, не для ваших ушей.

— Это почему же? Да в нашем мире полно пошлых анекдотов, хотя мы не такие трепетные фиалки как здешние дамы, но, так и быть, тебе я их рассказывать не буду.

— Уж будьте добры, — хмыкает она.

Даже так? Так про мои уши это, оказывается, был сарказм?

— Мне не нравятся непристойные истории, — сообщает она таким тоном, что я понимаю: ей вообще всё, что бы я ни сказала, не нравится. — В Белом доме их вечно вспоминали к месту и не к месту. Это там такие россказни в чести.

— Ничего, найду я на них управу. Ты, главное только капли эти «грибные» не пей. И если забеременеешь от Барта…

— Ваша Милость! — вспыхивает она и зло сжимает губы, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться.

— Ой, ой, ой! Можно подумать, никто ничего не знает. И чего я такого сказала-то?

— Это не принято: вслух обсуждать такие вещи.

— Ещё скажи: у нас, у приличных женщин. Ага, с сиськами наголо ходить принято, а тут смотри-ка застеснялась она. Или у вас с Бартом какие проблемы? Ну, прости, если задела за живое.

И похоже действительно задела. Только в упор не пойму, чем. Я же за них всей душой. Гошку вон даже довела своими уговорами. Ревности своей наступила на горло. И всё не так.