Заноза Его Величества

— Это я и называю преданностью. Раз вы доверили мне свою тайну, и я её не выдал, то и тайны Его Величества останутся в неприкосновенности, — вытирает он тыльной стороной ладони острую бородку и время от времени поглядывает на меня поверх пенсне.

С того памятного дня, когда мы на пару спасали короля, несмотря на то, что были у нас разногласия, мы стали как-то незримо близки. Я заслужила его уважение, чего мне так катастрофически здесь не хватает, а он всё же — моё доверие. И я решаюсь.

— Мне очень нужен твой совет, Шако, — отвернувшись от хрустящей как чипсы мыши, я разглядываю стеллажи. А в его «медицинском кабинете» есть на что посмотреть.

Засушенные лягушки, шкурки ежей, даже целая мумия крокодила на верхней полке. Заспиртованные органы и странные инструменты. И конечно же, обязательные пучки трав, корешки и цветочки, а также готовые порошки и микстурки.

— Я слушаю вас, миледи, — в этот раз он вытирает выступивший на лбу пот.

— Как ты думаешь, могли в настойку сон-травы противозачаточное добавить после? — не спрашивая разрешения, сажусь я напротив него на лавку. И рассказываю ему про сон-траву, решив, что его помощь будет бесценна, ибо друзей у меня и так тут мало. — То есть кто-то подсунул Фелисии вместо твоего обезболивающего сон-траву, а потом некто третий ещё влил в неё убойную дозу «грибов».

— Убойную? Думаете кто-то решил избавить Его Величество навсегда от наследников?

Вот так задашь неправильно вопрос, а получишь ответ, о котором и не подозреваешь.

— А что и так тоже можно?

— Конечно. Иначе из Белого дома постоянно возвращали бы мужьям бывших жён. Или при нём пришлось бы открыть детский приют, а Святая Церковь ни в том ни в другом, как вы понимаете, не заинтересована.

— Да что ж такое, — роняю я голову на руки. — Значит, я зря решила, что смогу вернуть этой жучке Маргарите статус «счастлива и беременна»?

— Простите, — снова вытирает он пот, явно не поняв ни слова.

«Значит, Маргарита, не врала, когда сказала, что забеременеть она не сможет и Шако это подтвердил», — перевожу про себя.

— Не обращай внимания Шако, — отмахиваюсь я, доставая с полки банку, судя по всему, с опарышами в масле. — Так говорят в нашем мире. А у меня сегодня такой день, что хоть нажрись вот этих червяков. От чего они кстати?

— Жаропонижающее. А что касается ответа на ваш вопрос, то нет, нельзя незаметно добавить Либрум Инкантата, то есть как вы сказали, «грибы» в чистую «сон-траву». Только наоборот. И только при медленном нагревании и постоянном перемешивании.

— Технология? — ставлю я на место банку с местным аналогом аспирина.

— Да, иначе взорвётся, или отслоится, или выпадет в осадок, — выдохнув, опирается он руками на стол. — С магическими травами приходится обращаться особенно осторожно и внимательно.

— Ну, тем лучше, — открываю я свой блокнотик. Значит, состав к нам попал с гарантией от производителя. А теперь, внимание, вопрос, — поднимаю я на него глаза. — Фей сказал, что это средство не только редкое, но и исключительно дорогое. Кто, кроме Фогетта и Его Величества мог себе его позволить?

— Его Величества?

— Ну, его я уже исключила. Хотя и была у меня мысль, что он из первых рук хотел узнать, что же на самом деле произошло на эшафоте.

— А то, что он выпил его сам не считается?

— Ну, бывает. По ошибке.

— То есть вычеркнули, когда узнали, что там противозачаточное?

— Да. И на твой следующий вопрос: как я узнала, отвечу, что у тебя половина твоей аптеки здесь светится. Я — магическое существо с другой планеты, Шако. А ещё у меня в друзьях фей.

— Тогда, — поправляет он очки. — Возможно, генерал.

— Исключено.

— Почему?

— Потому что должна же я кому-нибудь верить. Я в другой список уже и так включила всех, кого только можно.

— В другой список?

— Да, тех, кто проживает во дворце. Понимаешь, действие этой сон-травы коротко. И человек должен был постоянно находится здесь, чтобы, как только я его выпью и усну, суметь прочитать мои воспоминания.

— Но с деньгами из них почти у всех туго?

— Ну уж точно они не стали бы их тратить на такую ерунду. Вот возьми, например, Фелисию. Пукнуть нельзя безнаказанно, как уже все знают, чем оно пахло. И она легко могла подсунуть этот бутылёк. Но для кого? Для мадам Фогетт? Или для самого Дамиана?

— Список людей, которые могли себе его позволить действительно невелик, — снова берёт он в руки пестик. — Оно стоит целое состояние.

— Вот и у меня остались одни Фогетты.

— К чему же вы ведёте это дознание?

— К тому, Шако, что мне кажется, если я узнаю кто подсунул это, то узнаю и кто ранил короля тем грязным ножом.

— А что сказала вам ведьма? — растирает он в пальцах свой порошок, нюхает.

— Ты был прав: мне это совсем не понравилось.

Он вопросительно поднимает глаза.

— Мне нужно убить Катарину.

Но я удивляюсь сильнее, чем он, потому что его глаза не ползут на лоб.

— Или себя. Та, которую любит король, должна пожертвовать собой. И тогда на неё перейдёт это проклятье, а он останется жить.

— Но вы же не собираетесь…

— Конечно, я не собираюсь. И ни грамма не верю этой ведьме, потому что наверняка там есть какой-то подвох. Только она о нём никогда не скажет. Но ты был уверен, что она попросит слишком много. Шако, откуда ты это знал?

— Не знаю рассказывал ли вам Его Величество про Аурелию.

— Я не рискую даже спрашивать, — опять беру я плавающих в масле опарышей. — Не хочу делать ему больно. Ведь его тоже чуть не убили в тот день, когда она умерла. А значит тот, кто виновен в её смерти, виновен и в покушении на короля. Но причём тут ведьма?

— Она обещала ему, что спасёт Аурелию, когда та умрёт.

— То есть точно это знала? — чуть не роняю я банку. И Шако забирает штанглас и ставит на верхнюю полку от меня подальше.

— Да, якобы Аурелию отравили, и она тоже должна была умереть сразу, как Его Величество от этого кинжала. Но ведьма обещала, что сможет сохранить ей жизнь пока она не родит.

— А вы предлагали прервать беременность? Почему?

— Для той, что боится даже спрашивать короля, вы слишком осведомлены, миледи, — вновь выглядывает он поверх очков. — Но то, как самоотверженно вы его спасали, никого не оставило равнодушным. Поэтому я верю, что всё, что вы узнаете, пойдёт ему во благо.

— Я любопытная, что меня, как сказал король, видимо и погубит.