Заноза Его Величества
Шрифт:
— Я соскучился по чему-нибудь жёсткому, дикому, отвязному.
— Так иди сюда, — разворачиваюсь я. И начинаю доставать из брюк его рубаху. — Как насчёт подоконника? Можем даже открыть окно.
— Опять будешь пугать слуг своими стонами?
— Нет, только ты — звериным рыком, — развязываю я на его груди тесёмки. — Ты сам поил Марго «волшебными грибочками», так что тоже приложил к этому руку. И раз уж ей не судьба забеременеть и вернуть себе имение и титул, так позволь им с Бартом хотя бы отношения нормально оформить.
— Не хочу ничего больше слышать
И я уже запускаю под рубашку холодные руки, чтобы согреть их на его горячей коже, заставив его дёрнуться, но застываю, не в силах отвести глаз от его груди.
Глава 58
Не может быть. Этого просто не может быть. Ведь ещё и месяца не прошло, а эта чернота уже добралась до груди. Ещё вчера её здесь не было.
— Ты словно ортову задницу увидела. Что там?
— Ничего, — опускаю я юбку и спрыгиваю с окна. — Прости, что-то голова разболелась.
— Даша! — кричит он мне в спину. — Да что не так?
— Всё не так, Гош, — разворачиваюсь я. — На самом деле всё не так. Ты не смотришь на меня. Иногда словно брезгуешь ко мне прикасаться. И знаешь, мне кажется, мы так увлеклись своими чувствами, что кажется совсем забыли обо всём остальном.
— Это о чём же? — возвращает он на место свои вещи.
— О том, что зима близко. О том, что на самом деле мне... надо возвращаться. О том, что всё это какой-то пир во время чумы.
— Да мы только и занимаемся, что этой зимой. И разве не так мы решили, что просто проживём счастливо, сколько нам осталось и всё?
— Только разговор шёл о нескольких месяцах. А на твоём теле уже нет свободного места от этой черноты. Гош, мне кажется, это я убиваю тебя. Собой. Я и сама с тобой становлюсь другой.
— Я тебя не понимаю, — садится он на подоконник. — Мы говорили о Марго. Потом о наших чувствах. Потом о черноте. Потом о том, что ты становишься другой.
— Хорошо. Давай вернёмся к Марго, — подхожу я. И, встав у него между ног, дорисовываю в сердечке на стекле букву «Г». — Помнишь, ты сказал, что на самом деле не любил Катарину. Что это Дамиан заразил тебя этим чувством.
— Да, я хотел видеть в ней то, что видел он.
— Так вот, Барт делает то же самое. Он любит девушку. Всегда любил. Безумно. Безответно. Девушку, что ты за её раздвинутыми ногами не разглядел. И видел бы ты себя, когда я сказала, что она к нему тоже неравнодушна. Ты его ревнуешь, Гош. Ты боишься у себя перед глазами этого счастья, потому что сам не можешь его себе позволить.
— Ты не права, — хватает он мои руки. С силой сжимает запястья. — Совсем не права. Я не хочу даже знать, что видит в Марго Барт. Я вообще ничего, кроме тебя больше не вижу.
— Поэтому даже не смотришь на меня? — поворачиваю я его голову за подбородок. — Посмотри на меня.
Но он сидит с закрытыми глазами.
— У тебя голубые глаза. Я люблю тебя, Даш, — приоткрывает он глаза на секунду и тут же мучительно морщится и снова их закрывает. —
Понимаешь, я тебя люблю. Мне невыносимо видеть это чужое тело.— Ты любишь его каждую ночь, — бью я его по щеке.
— И с каждой новой ночью чувствую себя всё ужасней.
Получает пощёчину по другой щеке и всё равно не открывает глаза.
— Это неправильно. Ты права. Я словно взял без спросу чужое. То, что принадлежит не мне.
— Нет, это я взяла без спросу чужое. То, что никогда не принадлежало мне. Ты здесь совсем ни при чём.
— Я причём, — прижимает он меня к себе. — Это я разлучил Катарину и Дамиана. И пользуюсь тем, что дорого ему, хотя он просил помочь. И я бы смог. Но не захотел. Потому что сам остался бы ни с чем.
— Ты бы не смог.
— Смог. И ты прекрасно это знаешь. Просто я не захотел. И ты права, это я стою между Бартом и Маргаритой. Потому что в тот вечер это он её купил. Он, не я.
— Купил в борделе? Он? Не ты стал её первым клиентом?
— Да, он. Просто заплатил. Привёз её к себе. А тут к нему припёрся я, расстроенный, пьяный. Ну как же, Катарина сбежала! Накануне свадьбы. И узнал, что эту, презиравшую меня подругу Аурелии, Марго де Амвон муж отправил в бордель. Проще говоря, что эта девушка у Барта — просто шлюха. И я велел ему отправить её во дворец.
— Ты?.. — у меня даже нет слов.
— Я, — кивает он.
— И он, конечно, не посмел тебе возразить?
— Конечно, нет.
— Ты хотя бы представляешь, чего ему стоило целый год встречался с ней случайно в коридорах замках? Видеть её каждый день и знать, что каждую ночь она в твоей постели?
— Я даже не понял. Так и не понял, пока ты не раскрыла мне глаза, что на самом деле он её любил. Что она была для него не просто какая-то шлюха. Даже не просто девушка, а та, ради которой он умер бы и не дрогнул.
— Это ради тебя он умер бы и не дрогнул, сукин ты сын. Это ты всегда был и остался у него на первом месте.
— Мне стыдно, Даш. Невыносимо стыдно, — покаянно упирается он в меня лбом. — И очень жаль, что я так поступил. Только теперь я то же самое делаю Дамианом. Понимаешь? — поднимает он глаза.
— Понимаю, — взъерошиваю я его волосы. Целую в лоб. Прижимаю к себе.
Очень хорошо понимаю. Что вот и кончилось наше недолгое счастье. Что на осколках чужого его не построишь. Что эта сказка оказалась страшной и злой.
— Я завтра уезжаю в провинцию. По самым крайним землям. Узнаю, как там идут дела. Ты поедешь со мной?
— Нет, Гош. У меня праздник в Белом доме. Феодора и мадам Лемье едут со мной.
— Какой праздник?
— Ну помнишь, я рассказывала, что хотела сорвать им поставку грибов и устроить демографический взрыв.
— Глупая была затея.
— Да, одна из многих моих глупых затей. Я же не знала, что не в грибах дело. Вот я решила организовать им не постные дни, а привезти всяких вкусностей и просто посмотреть изнутри что такое Белый дом. Заодно мы привезём им швейные машинки. Нельзя же оставлять без дела столько полезных рук.