Записки гробокопателя

Вдалеке из толпы одетых с криками вырывались полуодетые и неслись к казарме.

Блатные лупили оставшихся.

Вдруг Костя услышал возле своей головы цокот подков, не стройбатовский цокот... Задевая за куст, на плац выносились губари, на бегу сдергивая с плеч автоматы.

Раздались короткие очереди.

Костя впервые в жизни слышал настоящие выстрелы.

Драка замерла.

– Губа-а!..

Все бросились врассыпную. Одетые бежали рядом с раздетыми. Куник с Мишей Поповым ломанулись во вторую. А одетые мчались к ним - в четвертую.

Костя отжался от земли, встал в несколько приемов, не сразу, и, наращивая ход, заковылял в роту.

На плацу, помыкивая, корячились подбитые.

Трещали выстрелы.

Костя споткнулся, налетев на сугроб, и, падая, увидел, как здоровенный длинный губарь с откляченной задницей гнал перед собой раздетого с лопатой и палил вверх из автомата.

И вдруг раздетый споткнулся, выронил лопату, свет прожектора мазнул его по лицу, блеснули зубы: Нуцо!

Губарь с разбегу налетел на него и стволом автомата ударил в спину.

Нуцо обернулся и застыл, уставившись на губаря.

– Ты-ы?
– прошипел он.
– Ты-ы?..

И пошел на губаря. Тот молча пятился, по-дурацки загораживаясь автоматом.

– Ты!
– выкрикнул Нуцо.
– Ты!

– Не подходи!
– Губарь перехватил автомат.
– Убью!

Сзади над губарем взметнулась лопата. Костя видел ее блестящий штык. Губарь выронил автомат и схватился за голову. Вскрик был совсем слабый, заглушенный остатками драки и редкими выстрелами.

Нуцо шагнул в темноту, куда упал губарь, и медленно выпятился обратно.

– Беги!
– громко прошипел он, выдергивая у солдата из рук лопату.
– Беги, Фиша!

...Деревянные подпорки-столбики у крыльца четвертой роты были выломаны. Женька Богданов метелил одетых, но те, не обращая внимания на удары, тупо перлись в чужую роту.

Костя долго втискивался в узкий дверной проем, заклиненный ошалелой толпой. Кто-то оттолкнул его, он снова втиснулся, его ударили по лицу, он не ощутил боли. Добравшись наконец до своей койки, Костя упал на нее и с головой накрылся одеялом.

Сколько времени прошло, он не знал. Кто-то сдернул с него одеяло. Костя открыл глаза. Быков.

За разбитыми окнами тормознул "Запорожец" Лысодора. Лысодор, в шапке пирожком, в коричневом драповом пальто, быстро вошел в казарму.

– Здравствуй, Петр Мироныч!
– протянул ему руку Быков.
– Кто дежурным сегодня?

– Буря... Младший лейтенант Шамшиев.

В роту влетел старшина Мороз. Дернул руку к козырьку.

– Твои, Остапыч, - с удовлетворением сказал Быков.
– Молодцы ребятки... Ты им сухари суши, Остапыч. Рота молча стояла посреди казармы.

– Зачем сухари?
– тупо спросил Миша Попов, пробуя зубы на шаткость.

– Кто спрашивает?
– обернулся к нему Быков.
– Ты, плановой? Ты зубки-то не трогай, опусти ручки... Вот так. Сухари зачем?.. Гры-ызть... Сидеть и грызть. Вот так вот, ребятки-козлятки. А вы как думали? Не хочете по-человечески служить, - голос Быкова набрал полную силу, - башкой к параше!.. Всю роту! На строгач! Роба в полоску!

– Вторая начала!
– выкрикнул кто-то из строя.

– Кто сказал - шаг вперед!

Никто не вышел.

– Чего творят, падлы!
– покачал толовой Мороз.
– Два года и тех не могут... А я, мы все вот...
– Мороз поочередно ткнул пальцем в Быкова, в Лысодора и в себя.
– И до войны, и войну всю, и после...

– Ты им, Остапыч, больше не объясняй, - переходя на обычный свой красивый спокойный голос, сказал Быков.
– Объяснять своим можно. А это... Р-рота-а! Слушай мою команду! Становись! Равняйсь! Смирно! Старшина! Поверку полным списком. Из роты никому. Где Дощинин?

– Поехали за ним.

– А кто "подъем" крикнул?

Строй молчал, но все как один невольно посмотрели на Бабая. Бабай вобрал башку в плечи и замер, вздрагивая, как от холода.

Брестель с журналом в руках начал поверку.

– Кто дневалил?
– спросил Быков.

– Это не я...
– заплакал Бабай.

– Что такое?
– брезгливо поморщился Быков.
– Старшина!

Мороз подался вперед.

– Да он сейчас... Пройдет у него... Керимов!
– рявкнул он на Бабая.
– Чего раньше времени?! Тебя никто ничего, а ты в сопли?!

– Кричал...
– залопотал Бабай.
– Я не знал... Мне кричали - я кричал.

– На КПП, - бросил Быков.
– Потом будем разбираться. Начинайте поверку.

В роту вбежал Валерка Бурмистров со своими. Бабай стоял последним в строю. Слезы текли по его небритым щекам.

Мороз хлопнул по спине Валерку.

– Это... Сведи его, что ль. Чего он здесь? Тулуп дай. А то замерзнет. Тулуп, говорю, дай!

Валерка вытянулся:

– Есть!

– Понабрали армию...
– бормотал Мороз.
– Уводи, кому сказал!

Валерка потянул Бабая за рукав.

– Пошли...

Мороз заглянул в Ленинскую комнату, покачал головой.

– А здесь-то стекла кому мешали?.. Графин где?

– Разбили при наступлении, - усмехнулся Куник.

– Ты, верзила, молчал бы! С тебя первый спрос!
– Мороз погрозил ему татуированным кулаком.

Брестель закончил поверку и с журналом подошел к Морозу. Мороз надел очки, взял журнал в руки.

– Все по списку?
– спросил Быков Мороза.

– Никак нет, двое в больнице, один в бегах, трое насчет туалета, чистят. Их сюда без бани нельзя - в калу все...

– Карамычев здесь, - заложил Костю Брестель.

– Отбой, - скомандовал Быков и вышел из казармы.
– Минута. Всем по койкам!

Строй распался, загудел.

– Слышь, Карамычев, твои не воевали, ясно?
– сказал Мороз, подойдя к Костиной койке.
– Ты-то сам накой хрен в казарме?

– Не знаю...
– промямлил Костя.

– Узнаешь... Следствие вот начнут - все узнаешь... Над тобой койка пустая? Я лягу.
– Мороз расстегнул мундир, под мундиром была красная бабья кофта, застегнутая на левую сторону.