Записки империалиста

Во главе КБ аэронавтов поставили капитана И.И.Третерского.

30 марта 1855 года вышло распоряжение о создании «Комиссии по применению воздухоплавания, наблюдательных вышек для военных целей». Пока секретное. Первый взмах крыльев для поднятия России в небо в этой новой истории был сделан. Сделали первые шаги в других направлениях.

Те, кто мало-мальски погружался в тему русско-японской войны обязательно встречал эти две фамилии. И это не Макаров и Того, или Рожественский и Того, Иессен и Камиммура. Это Барр и Струд, и их дальномер для корабельной артиллерии. Так вот и я озаботился дальномерами. Хотя бы примитивными. Чтоб хоть немного, но, повысить точность артиллерийского огня. Схему прибора я помнил, а, дальше уже пусть пушкари, оптики и математики разбираются. Когда мне собрали сведения по этому направлению, я понял следующее. Работы по прицелам и прочим приспособления для точной стрельбы идут. Это радовало. А вот то, что в России не было даже намёка на околопромышленное производство оптического стекла, удручало. При том, что оно и не появилось даже к той же русско-японской войне. Только после того как клюнул в зад петух, что-то начали делать вроде на Балтийском заводе. Сейчас же было с этим, от слова не куя. Совсем не куя. Что ж будет решать и эту задачу. Придётся вновь учиться у европеев, звать к себе. Цейс вроде ещё не так крут, и не зазнался, в Швейцарии не только часы, но, и оптика была хорошая. У французов точно, что есть в этой области, англичан, может уже у американцев. Надо, надо, России как можно скорее обрести свою оптику, часовое производство, через это приборостроение, точмаш. В течение первой пятилетки.

Так вот среди тех, кто занимался прицелами и приборами для артиллерии был некий Василий Фомич Петрушевский.

Все видные химики, начиная от авторитетного Александра Абрамовича Воскресенского, которого уже называли «отцом основателем русской химии», и заканчивая молоденькими Менделеевым и Бородиным. Все, Фадеев, Клаус, Зинин, Бутлеров, Бекетов, Соколов, Ильенков, Скобликов. Все химики, кто уже имел на руках диссертации магистров, кто ещё учился в магистратуре, и уже стал бакалавром. Все они были мобилизованы и направлены на пороховые заводы, химические заводы, в фармацевтику, производство медикаментов, металлургические и военные заводы. Зинин, Менделеев, Бородин убыли на Шосткинский завод, Бутлеров собирал свою команду у себя в Казани, Фадеев, Петрушевский остались в Питере и Охте. Эти группы получили задачи, увеличение выпуска пороха и начало производства пироксилина и нитроглицерина, а, из него уже динамит. Что я им мог дать как попаданец? Флегматизация. Вот такое вот словечко. Столь нужно для нитроглицерина. Чем именно успокоили его взрывной нрав, я точно не помнил. Торф, целлюлоза, гипс, пемза, опилки, какой-то кремнезём, мыло, желатин, мука, лён, хлопок. Пусть хоть сопли пробуют. Но, дадут продукт, который можно будет с высокой степенью безопасно использовать.

Что я за эти условия парника для взрывников требовал? Здесь всё просто было. Как можно быстрее, это, раз и как можно больше, это два. К августу Н-е количество гранат и бомб начинённых пироксилином должно быть в Крыму и на Балтике. Как и он сам. И желательно в паре с динамитом. Пудами. Неплохо бы, чтоб случилось так. А, чтоб повысить шансы на получения в ощутимых количествах нитроВВ. Помимо созданных условий, я обязал давать отчёты раз в две недели, и… вести в обязательном порядке переписку между группами, чтоб, постоянно шёл обмен сведениями и идеями. Эдакое сочетание мозгового штурма и работы в группах, с целью получения максимального результата. Окончательно тема с ВВ была запущена в последнюю неделю марта, когда, группа Зинина прибыла в Шостку. Раньше всех начал работы, конечно Питер.

Я вновь пригласил Льва Толстого сесть. И продолжил с ним разговор.

— Лев Николаевич, я знаю, что вы, уже попробовали себя в литературе. И не без успеха. Он в ответ на мою похвалу, искренне кивнул.

— Вы уже взялись за второй рассказ о Севастополе? Будете про май писать или про июнь? — спросил я. У Толстого в ответ на мои вопросы глаза стали больше, а густые брови невольно поднялись вверх.

— Знаю, Лев Николаевич, знаю, — ответил я на его немой вопрос. И продолжил:

— Не кажется вам, что настроение в гарнизоне, городе, изменилось? И причина этому, как мне кажется не только мой приезд в Севастополь. Он, наконец увидел, что, вся Россия с ними. А Россия стала понимать, что, это и её война, а, не только армии, флота, и Севастополя.

— Да, война страшное и жестокое событие в жизни стран и народов. И к сожалению, неискоренимое. Но, войны разные. Для нас это война, как и с настоящим Наполеоном, справедливая. На нас напали, мы отбиваемся. Для нас с вами она имеет смысл, для России. Ведь если мы её проиграем. Пощады нам как государству, стране, народу, не будет со стороны цивилизованных победителей. Ещё живы свидетели и они помнят как вела себя армия двунадесяти языков пришедшая к нам из культурной Европы с войной, по пути к Москве, в ней самой и на обратном пути. А поляки, шведы во время Смутного времени. Чем все они были лучше крымцев и ордынцев? Только, что в рабство людей не гнали. Так они хотели ими повелевать, здесь же на месте. Так, что, граф, война имеет смысл и цель. Для кого это грабёж, нажива, рабы и тщеславное чувство собственного превосходства над другими народами и странами. Что и служит оправданием для войн и захватов с их стороны. Для других война, это защита своей страны и себя в ней. Своей веры, образа жизни, своей истории и свободы. Помощь другим народам. Для России и идёт сейчас такая война, Лев Николаевич! И мы не можем её проиграть. А для этого важно не только количество солдат, пушек. Важно и слово. Как будет рассказано о этой войне, современникам и потомкам. Ведь вы, как её непосредственный участник, как никто другой может показать смысл войны, не просто как войны, а именно для России, для её настоящей и будущей истории. Рассказать и событиях, людях. Посмотрите на себя, на офицеров, солдат, матросов, жителей Севастополя. Ведь, Лев Николаевич, это и есть Россия. Та, Россия, которая победила непобедимого и великого Наполеона. Та, которая и сейчас сражается против чётырёх стран, две из которых, это Франция и Англия. Такие события меняют мировую историю. И такое под силу только великой стране. Не такой как все. Как об этом не написать правду? Напишите, граф Толстой. Обещайте это мне. И в моем лице, России.

Закончил я свой монолог, который будущий великий писатель, властитель дум и надеюсь не зеркало русской революции, слушал внимательно, смотря на меня всё это время своими умными глазами. Он вновь стал, и спокойно, без пафоса сказал мне в ответ.

— Я, обещаю вам, Ваше императорское величество, написать об этой войне правду. О людях, за что они воюют и гибнут здесь.

— Правду, Лев Николаевич, именно правду, а не только про бумагу и овраги, — сказал я в ответ. У Толстого по лицу мелькнул вопрос.

— И я слышал, — вновь приглашая его сесть, — что вы хотели бы начать издавать журнал подобный «Инвалиду». И вам отказали. Что ж это поправимо. Начинайте это делать уже прямо здесь, в Севастополе. «Вестник Севастополя», «Голос Севастополя», «Севастопольский боевой листок», может «Военный вестник», например. Вы сами и другие офицеры, кому не чуждо увлечение литературой, пусть через него рассказывают России, о том, как живёт и сражается город, её армия ради неё. Как говориться из первых уст. Это пусть будет первая часть издания, а вторая должна быть только для военных. В ней они пусть делятся опытом ведения боёв, применения разного оружия, средств, излагают свои идеи, что и как сделать лучше в плане вооружения, организации, снабжения.

— Возьметесь, за это, Лев Николаевич? Хватит у вас сил и терпения? — , спросил я его.

— Хватит, Ваше императорское величество. Где сам справлюсь, где другие помогут, — ответил Толстой, без раздумий.

— Отлично. Ручные печатные машины, бумага и рабочие уже на Северной стороне, помещение тоже нашли. Так, что за дело, граф Толстой, за дело! — сказал я ему улыбнувшись. Вновь удивление в глазах. Готовился я, готовился, к встрече с этим человеком.

— И, ещё, — я махнул рукой, и к нам подошёл адъютант, держа в руках что-то накрытое тканью.

— Это, вам, граф Толстой. Как будущему, уверен, большому русскому писателю и человеку, который должен, обязан, — выделил я интонацией «обязан», — сделать Россию лучше. Не только же, царям, этим заниматься, — улыбнувшись сказал я. И продолжил:

— Им помогать надо. Словом и делом. Именно такие, как, вы, Лев Николаевич, офицеры, люди, должны этим заняться. Вы увидели правду жизни, в самой крайнем её проявлении, войне. Узнали на ней наш народ, его силу и слабые стороны. Поэтому, за дело, граф Толстой, за дело. Сначала здесь, на войне, потом после неё.

И после этого, я, снял ткань и вручил ему свой подарок. Ящик из дорогого дерева с письменными принадлежностями. На внутренней стороне крышки была надпись золотом:

«Графу Толстому. Для будущего России. А.Н.»

Толстой взял его глядя прямо на меня. Наверно, запоминал. Глядишь и напишет про нашу встречу и разговор. Чем я хуже Хаджи-Мурата, или казака Ерошки?

Особых надежд, что Толстой станет уж совсем другим, не оппозиционным я не питал. Но, он сейчас был отчасти на переломном моменте своей жизни. Станет ли он вновь угрюмым, вызывающим у многих неприязнь и страх мужиком и потом стариком, при этом являясь великим писателем и немалым философом? Или теперь начнёт смотреть на жизнь, людей, страну более в светлых тонах. Тем самым оказывая немалое положительное влияние на общество. Надеюсь дело пойдёт в сторону плюса. Ему бы ещё жениться поудачней, чтоб, его жена понимала кто её муж, кем станет и будет для людей, России. Надо это будет не выпускать из вида. А ведь на подходе ещё одна глыба, даже по значительней, чем, Толстой. Достоевский!!! Хотя в отличии от графа, он всё же быстрее расставил себе приоритеты, касаемо людей, жизни, что, было для меня важней, своё отношение к России, её месту в мире и к самому миру. Меня как императора России оно вполне устраивало. Отзыв Федора Михайловича на взятие Геок-Тепе, иначе как имперским и не назовешь. А его братья Карамазовы, смердяковщина и «Бесы», удар в самую суть.

Если получиться, то может успею встретиться в Крыму ещё с одним значимым человеком в русской литературе, хотя конечно не масштаб Достоевского и Толстого. Но, они от него зависели и даже работали на него. Достоевский ещё как, в поте лица, по сути в роли литературного «негра». Это я о Николае Алексеевиче Некрасове, он буржуином и эксплуататором был не хуже прочих акул капитализма. Как мне сообщили он в ближайшее время поедет в Крым. Чтоб увидеть всё своими глазами, и здоровье заодно поправить. Может, что-то наподобие «Василия Тёркина» напишет, вместо Мороз, Красный Нос или деда Мазая. А ещё потому, наверно, что его конкурент, Андрей Александрович Краевский, редактор-издатель журнала «Отечественные записки», сам, с несколькими журналистами уже был в Крыму. И вся Россия читала в «Записках» описание сражение у Керчи. И Михаил Никифорович Катков, не без моей невидимой помощи в течении пары недель возродив из пепла аки Феникс, «Русский вестник», тоже сам с командой с середины мая работал в Крыму. Так Крым становился Палестиной для всех крупных и уважающих себя изданий России.