Записки империалиста

Вскоре деловое сообщество узнало, что купец первой гильдии Генрих Шлиман, миллионщик, выздоровел после болезни и с новыми силами принялся делать деньги на войне. Кроме поставок для армии, он начал искать выходы на Карла Сименса, одного из братьев уже известных Сименсов. Так же металлургов Якоба Майера, Круппа, паровозостроителя Аугуста Борзинга, Франца Антона Эгелльса, Луиса Щварцкопфа, которые по-крупному занимались машиностроением. И вполне могли стать конкурентами Борзингу. Шлимана казалось после болезни интересовало всё. Химия, удобрения, электричество, оптика, производство часов, станков, сельхозтехника и само сельское хозяйство. В этом же направлении Шлиман развил деятельность в Голландии и США, где тоже имел неплохие связи и репутацию как успешный делец. Он кстати обратил внимание, что несколько его знакомых крупных коммерсантов, тоже занимавшимися поставками и подрядами для армии, так же «болели» некоторое время, и выздоровели. Кто-то только начал болеть. А кому-то ещё только это предстояло. Но, об этом он предпочёл умолчать.

«Да, новая метла и впрямь начала мести по новой. И лучше стать прутиком в ней, чем мусором, который она будет сметать», эта мысль пришла Генриху Шлиману, тогда, когда он вылезал из казённой кареты ночью, которая привезла его к дому. И эту мысль он держал у себя в голове всю свою оставшуюся жизнь.

Граф Пётр Андреевич Клейнмихель с раздражением бросил на стол свежую газету. Прочитанная им новость в передовице ему очень не понравилась. Больше чем те, которые сообщали о новых арестах лиц, уличенных в казнокрадстве и злоупотреблениях. Коррупции, как всё чаще писали в газетах. И он вдруг почувствовал, что, в глубине сознания, бессознательно шевельнулось это чувство, практически забытое им в последние годы… страх. Он сел и стал размышлять. «Десять человек сразу. В том числе генералов. Через три месяца после получения власти. Переплюнул отца. Да, и не только его. Эти комиссии, комитеты, жандармы. Как заводные ищут, роят, вынюхивают, арестовывают. Приговоры военно-полевые суды выносят, как говорят в России, как пирожки пекут. И какие приговоры! Лишают дворянства, наград. Причём и совершеннолетних детей осуждённых. Меньше пяти лет каторги не дают, в солдаты отправляют. И в добавок к этому возмещение ущерба и конфискация! Такого от цесаревича никто не ожидал. И главное он понимает, что ему сейчас можно так делать. Его за эти аресты и приговоры полюбили. А после победы под Керчью, он теперь в России больше чем царь. Он для многих стал и впрямь помазанником Божьим. Хорошо это или плохо пока неизвестно». Невесело усмехнулся граф Клейнмихель, и распорядился принести себе чая. Попивая отличный чай, доставленный из Англии он продолжил прокручивать сложившуюся ситуацию. «Александр резво взял. И он, судя по его действиям неуправляем. А где он остановиться? А если «Die katze l"asst das mausen nicht(Кошки не останавливаются перед мышами)»? Ведь зная Александра, ему наверняка нравиться быть, — «Der Hecht im karpfenteich sein (Быть щукой в пруду с карпами)». Под Меньшикова, Чернышева уже капают. Это мне сообщили точно. И некоторых людей, имеющих отношение ко мне, коснулись вскользь. Случайность? Или пробуют и против меня? Мельников наверняка, в стороне не остался. Он сейчас в фаворе. Вывели за штат ведомства и дали полномочия и средств как у меня. Нет! Александр, не посмеет!!! Генерал Затлер хоть и был далеко не последним чином в армии, но, МНЕ, всё же не ровня. А Меньшиков сам виноват, надо было лучше воевать. А я слишком много знаю секретов императора Николая. Но, текущие дела привести в порядок. Как говориться: «Береженого, Бог, бережёт». Довольный собой, уже уверено вновь усмехнулся граф Клейнмихель, и распорядился срочно вызвать к себе своих помощников по своему ведомству. А был он немного не мало главноуправляющим путями сообщений и публичными зданиями. Очень немаленькая должность для огромной России, с её бедами.

Новость о казни в Бахчисарае шла по России как цунами, стремительно и по нарастающей. Нельзя было сказать, что она была людям не по душе. Она очень многим нравилась. Как не странно и кощунственно бы звучало, но, смерть казнённых давало простым людям… надежду. Да, да надежду. Надежду на СПРАВЕДЛИВОСТЬ. «Да воздастся каждому по делам его», эту цитату из Библии много раз слышали все. От высокородных князей, до самих темных крестьян, которое до сих пор веруют в Бога, через причудливое сочетание православия, язычества и местных поверий. И вот теперь, когда Россия всколыхнулась о небывалой новости об этом выражении вновь вспомнили все.

— Тихон, слыхал новость?

— Каку сосед?

— Да, ты што не знаешь!

— Нет? В поместья, что случилось?

— Какой там. Хенералов казнили!!!

— Да, ну!!! За, что?

— Как за что? За, то, что супротив государя пошли. И воровали окаянные, без совести. Будто креста на них не было.

— Заступился значит, царь за простой народ.

— Да. Сподобил, Господь, царя на благое дело.

— Может после войны легче жить станет?

— Дай, Бог.

— Да. И пусть пошлёт государю здоровья и сил.

— Ну бывай, Тихон. Пойду куме новость расскажу.

— Куме, говоришь? Пока Никодим в поместье уехал?

— Ты, зря, то не болтай! Я просто новость рассказать.

— Поэтому рубаху чистую одел и бороду расчесал?

— Да, ну тебя. Всё, будь здоров.

От новости о казни больших чинов в головах, душах подданных Российской империи, у многих появилась, возродилась вера, надежда на справедливость, в других боязнь и страх, у кого растерянность, а у некоторых злоба и ненависть. И надежда у них всех была разная. Одни верили, что это только начало, другие, что отгремит война и на этом всё закончиться. Каждый надеялся и верил в своё. В то, что было ему ближе и нужней.

Омер Лютфи-паша, думал, и при это поймал себя на мысли, что опять это делает на своём родном, сербском языке. Ведь он был сербом, Михаилом Латасом. Хотя это было так давно, что он уже и начинал забывать об этом. Но, иногда, когда, погружался в глубокие раздумья, его родной язык напоминал ему, кто он был по рождению.

Из-за отца, проворовавшегося на службе, он был вынужден был вынужден эмигрировать из Австрийской империи в Боснию, в город Гламоч, откуда он вскоре переехал в Баня-Луку, в поисках заработка на жизнь.

В Баня-Луке, по рекомендации своего мусульманского начальника, принял ислам и взял имя Омер (Омар). Через два года отправился в Видин. Там он был учителем рисования детей командира крепости, который был доволен его работой и рекомендовал Омера в Стамбул. С этой рекомендацией Омер стал первым преподавателем черчения в Османской военном колледже, а затем учителем шахзаде (наследник престола) Абдул Меджида. Далее Омер Латас попал в адъютанты к Войцеху Хшановскому, преобразователю турецкой армии. Поляку, который будучи в чине капитана русской армии принимал участие в русско-турецкой войне в 1828–1829 годах. Во время польского восстания 1830 года встал на его сторону. После восстание перешёл на службу к англичанам. Трижды прибывал в Османскую империю, и находился в ней в качестве военного советника. Омер-паша и Хшановский были похожи в том, что оба служили врагам своего народа. Может это им где-то помогло сблизится. И Хшановский сделал Омеру-паше протекцию. Его карьера пошла в рост.

А после вступления в 1839 году Абдул Меджида I на престол Омер Латас получил титул полковника.

В войну 1839 года против Мухаммеда Али Египетского Омер-паша дослужился до чина генерал-майора.

В 1840 году подавил восстание в Сирии, в 1842 году занимал пост главы эялета Триполи (Ливан). Отличился при подавлении восстания в Албании 1843–1844 годов, в 1845 году — снова в Сирии, в 1846 году боролся с мятежниками в Курдистане. Проявив себя успешным военачальником и доказав свою преданность империи османов, Омар-паша, в достаточно молодом возрасте, получил чин мушира (маршал).

На Балканах Омер-паша отличился тем, что сломил сопротивление боснийских беев, которые противились реформам султана и сформировали в Боснии и Герцеговине сильную оппозицию. В мае 1850 года султан послал Омер-пашу, своего верного пса, в Боснию подавить восстание. Он это сделал быстро и решительно, утопил восстание в крови, арестовал основных вожаков, в том числе, Али-пашу, который был убит подкупленным своими же охранником в марте 1851 года.

В заключение попало около тысячи ага и беков, а около четырёхсот в цепях были отправлены в Стамбул. После этого Босния успокоилась, а феодальные отношения беков и ага с султаном были навсегда уничтожены. С тех пор Омер-пашу стали называть в Боснии «даур-паша» и величайшим врагом местной знати.

Когда в 1852 году произошел конфликт между Портой и непокорным черногорским князем Даниило I. Омер-паша бы отправлен туда. Ему было поручено верховное командование турецкой армией, действовавшей против черногорцев. Но, особых военных успехов в 1852 году достигнуто не было. Бывшие единоверцы, оказывали умелое и упорное сопротивление. Тогда, он решил удушить блокадой их и их страну. К январю 1853 года маленькая и упрямая Черногория была взята в кольцо окружения, которое постепенно стало сокращаться, успех уже был рядом. Но, дальнейшим действиям помешало посредничество Австрии и России. Омер-паша с армией был отозван.

Встречался Омер-паша и с русскими. В 1848–1849 годах принимал участие в совместной с Россией оккупации Дунайских княжеств, в ходе которой в 1848 году отличился при занятии Валахии и 8 января 1849 года был удостоен ордена Святого Станислава 1-й степени. Русская армия ему понравилась, и не понравилась одновременно. Даже на фоне австрийских войск, русские выглядели хорошо. То есть если придётся воевать с Россией это будет крайне тяжело, это и не нравилось Омер-паше в русских.

С началом войны с Россией Омер-паша, как один из лучших военачальников был отправлен воевать с ней. Командовал он турецкой армией, действовавшей на Дунайской линии. Закрывая русским путь дальше вглубь Болгарии. Держался он против русских войск вполне достойно, и достиг звания сардарэкрем (фельдмаршал).