Записки из страны Нигде

Поэтому героя нужно похоронить. Хоронить его следует тотально, лучше всего — сжечь на костре под долгие скорбные песнопения. Для окончательного диагноза неплохо также заставить Мага поговорить с духом героя. Дух героя должен сообщить, что упокоился на елисейских полях (в царстве аида, в раю, в аду, на полях счастливой охоты, нужное подчеркнуть). После этого — только после этого — читатель перестанет ждать...

Помните, например, кровавую резню, которую учинил Александр Дюма в финале "Графини Монсоро"? Ну и что же? В "Сорока пяти" мы обнаруживаем Реми, пережившего эту резню. Конечно, это изрядно покалеченный Реми, но вполне живой. Нельзя, нельзя верить писателям... Всегда нужно требовать от них гарантий.

Отсюда, в общем, и проистекают очень жестокие и подробно описанные смерти персонажей в фэнтези-романах. Может быть, автору и не хочется размазывать кишки по монитору компьютера, а приходится. Иначе — не будет веры.

Это все, конечно, внешние приемы. Существует, однако, и внутренняя логика произведения. И когда эта внутренняя логика соблюдена, автор, как ни странно, избавлен от суровой необходимости кромсать убиваемого персонажа на двадцать маленьких боромирчиков.

Мы возвращаемся к теме "живого героя". Живой герой не только уязвим — он еще и обладает собственной логикой развития. Персонаж входит в текст с определенным набором качеств. Он сталкивается с обстоятельствами, реагирует на них, изменяется. Если персонаж по-настоящему живой, то реагировать он будет не так, как требуется автору для заранее продуманной сюжетной линии, и не так, как замыслил постановщик спецэффектов, — а так, как диктует ему характер. То есть иногда — абсолютно непредсказуемо. Весь интерес наблюдения за подобным персонажем как раз и сводится к наблюдению за искренними порывами его души. Удача образа Рейстлина, например, — в неожиданных проявлениях человечности этого глубоко уязвленного и душевно ущербного мага. Но это я так, к примеру. Вообще-то речь шла о Боромире.

Боромир был очень обыкновенный. Стопроцентный Файтер. Могуч, прекрасен и удачлив. В общем, в мире людей, где все брутальны и с вот таким конским хвостом на шлеме, Боромир — Мужчина Номер Один.

Однако в Братстве Кольца Боромир представляет собой слабое звено — в силу обыкновенности, обыденности, не-возвышенности образа мыслей. Боромир замкнут в своей человечности. Надо победить в войне? Надо. Есть атомная бомба? Есть. Эрго? Сбросить атомную бомбу на орков — и будет всем счастье.

Преображение Боромира — за мгновение до смерти — было таким ошеломляющим (для него самого), таким невыносимым, что, в общем, ничем, кроме смерти, оно завершиться не могло.

Фарамиру, который в конечном счете сделал такой же выбор, как и его старший брат, не потребовалось изменять себя так категорически — поэтому Фарамир остается в живых.

И наконец чудесное спасение Фродо и Сэма. Оно ведь глубоко логично! Ничего другого мы, в общем, от автора не ждем. Почему? Да потому, что оба персонажа прошли свой внутренний логический путь и преобразились именно так, как им следовало преобразиться. Они уже все сделали — и для Средиземья, и для самих себя (достигли крайней точки само-адекватности). Поэтому их гибель была бы со стороны автора бессмысленной жестокостью.

Итак, два способа убить героя так, чтобы читатель поверил.

1. Искромсать его во всех подробностях.

2. Превратить гибель персонажа в логическую, последнюю точку на пути его внутреннего и сюжетного развития.

Неиллюзорность подвига

02:00 / 15.06.2016

Сверхспособности героев фантастики и фэнтези, с одной стороны, пробуждают в читателе оптимизм и приятно будоражат воображение, а с другой - приводят к некоторым необратимым изменениям мозга.

Во-первых, автору становится чертовски трудно убедить читателя в том, что персонаж-таки помер. Раньше это выглядело так: кого-нибудь пырнут шпагой или застрелят из пистоли - и все, готов голубчик. Подрыгал ножками да и отошел.

Теперь этот номер не проходит. (Отсюда, возможно, и многочисленные фанфики с оживлениями персонажей, "якобы" умерших в текстах реально умерших классиков. Не удивлюсь, если появятся "Записки гвардейцев кардинала, вовсе не убитых д'Артаньяном"...)

Да, нынче убивать героев трудно. Их нужно как следует примучить. Автор обязан описать в подробностях, какие части тела у них отрезали и сколько литров (галлонов) крови при этом вытекло. Для верности снести голову. Потом надо похоронить. Хоронить тоже во всех подробностях, а то как выскочит во втором томе неубиваемое зомби!

Во-вторых, сверхспособности супергероев приводят к такой неприятной вещи, как девальвация подвига. Дело в том, что подвигов человек (обычный, не супермен) может совершить за жизнь ограниченное количество. В литературе подвиг имеет не только сюжетообразующее, но и большое психологическое значение. Собственно, подвиг подразумевает, что человек, совершенно обычный, "такой же, как ты или я", внезапно обнаруживает в себе некие скрытые доселе ресурсы и пускает их в ход. К величайшему удивлению окружающих, как врагов, так и друзей. То есть, подвиг - это сверх-состояние обычного человека.

В мире, где господствуют супергерои, подвиг - это, в общем, норма жизни.

Что не есть хорошо, и вот почему.

Литература, даже такая незатейливая и развлекательная, как фэнтези, все-таки имеет отношение к сфере гуманитарной, то есть к сфере человечной. Мы исследуем человека, его душу. Мы будем упрямо выискивать в Рейстлине крупицы человечности и любить этого героя вопреки всему, потому что он представляет собой живой человеческий характер. Если бы Карамон не был толстяком, выпивохой, если бы его не пилила жена - не знаю, любили бы мы его так сильно. Под одеянием Бэтмена мы выискиваем человека, ранимого, странного, одинокого, в сущности - очень доброго. Не будь этого - не был бы интересен и Бэтмен как таковой.

Наличие в текстах (фильмах, комиксах) супер-сверхчеловека - без мягкой тушки под хитиновым панцирем - приводит к разрушению этой принципиальной гуманитарности искусства. Такой персонаж неубиваем; соответственно, за него не переживаешь, за него не боишься. Уходит то, что старина Аристотель именовал "катарсисом"; ты не получаешь наслаждения от сопереживания, ты не "страдаешь" - не "со-страдаешь".

Неубиваем не только персонаж - неубиваема и его вселенная. Реальный Дрезден может быть разрушен. Вымышленное Средиземье может быть погублено. Но в фэнтези-мире, где вместо героев - супер-герои, всегда возможна так называемая альтернативная реальность. Когда все случившееся объявляют сном, галлюцинацией или когда персонажи бодро переходят на параллельный курс развития мира.

Этот параллельный курс отменяет и обесценивает все то, что произошло до того.

Глобальным разочарованием моей жизни стала в свое время "Алиса в Стране Чудес". Оказалось, что никакой Страны Чудес не было - был просто сон маленькой девочки... Ну ничего себе! Стоило "жить и бороться", чтобы под конец выяснить - все было напрасно, все не имело значения.

Но "Алиса" - это мелочи и цветочки по сравнению с параллельными вариантами развития вселенной. В "Алисе", в конце концов, девочка проявляет себя, лучше себя узнает. Ее сон не противоречит ее яви. А параллельный вариант говорит: неважно, что герой умер; здесь он не умрет. Неважно, что такой-то персонаж совершил подвиг - здесь этот подвиг может не понадобиться.

У меня, каюсь, был такой ход в "Завоевателях". Там главный герой отдает свою жизнь за то, чтобы никогда не было в мире Ахена завоевания. Он просто уходит из реальности в никуда, надеясь спасти этим сотни других жизней. Я не уверена, что это был правильный поступок. Мало ли что случится вместо завоевания! Нет уж, "померла так померла"; что случилось - то случилось. Впрочем, "Завоеватели" были написаны почти двадцать лет назад.

Посмотрите, как выглядит тема сверх-героя у Толкиена. Достаточно просто человека - да что там, человека, достаточно халфлинга, малыша, чтобы выйти навстречу Мега-злу и победить его. Разумеется, малышу будут помогать, в том числе и супер-герои класса "Гэндальф", но суть в том, что эти супер-герои - только на подхвате. Без личного мужества обыкновенного человека не получится ничего.