Записки из страны Нигде

Берегут игрока. Вдруг он слишком распереживается.

Ладно, согласна, на игре возможны психологические травмы. Вживешься в роль доброй колдуньи, тебя осудят, шишками забросают да еще и сожгут – вот тебе и травма, и это, в общем, не шуточки. Можно действительно "переехаться", как выражаются игроки на своем дивном сленге. Хотя лично я люблю погорячее. Меня вообще трудно «переехать».

Однако любопытно, что та же тенденция наблюдается и в литературе. Хотя чтение – процесс гораздо более безопасный. Нет, там также пытаются возобладать охранительные тенденции. «Давайте не будем травмировать читателя». Существует штатная порция ужасов, которыми его дозволяется потчевать. В основном это ужасы физические и такие, которые с читателем, скорее всего, не случатся. Скажем, операция на мозге, проводимая изуверами-инопланетянами, и прочие расстрелы персонажей из пушки.

Поэтому, в общем, и неинтересно. Не болит, не задевает – что тут может быть интересного? Это как палачу без работы сидеть.

Витамин для души

03:00 / 12.09.2016

Я не могу вспомнить тот момент, когда чтение из живейшей потребности души, из важнейшей составляющей моей эмоциональной жизни, превратилось в рациональное, интеллектуальное наслаждение. То есть перешло в иную сферу.

В детстве я читала все подряд, проваливаясь в книгу до самозабвения. Я перечитывала до заучивания наизусть и в любой момент могла воспроизвести внутри себя - не дословный текст (хотя и дословно умела пересказывать), а то состояние, в котором я находилась во время чтения. Читая, я видела, скажем, леса Северной Америки и индейцев, захвативших в плен Зверобоя. Но и идя по дороге в школу, я с такой же легкостью могла "войти" в эти леса и снова стоять там рядом с любимым героем и смотреть его глазами, чувствовать его сердцем.

Каким-то образом слова превращались в образы, а образы превращались в глубокий личный эмоциональный опыт, и это душевное состояние было постоянной потребностью юного человека.

Потом, очевидно, был перерыв в чтении "для души", потому что я заканчивала школу, сдавала экзамены, поступала в университет, там много читала для учебы... Но когда же произошел этот "откат"? Одно время реальная жизнь захватила настолько, что читать вообще стало неинтересно. Девяностые преподнесли такой личный опыт, что, в общем, никакая приключенческая литература на тот момент не требовалась.

А потом явилось то самое интеллектуальное наслаждение, когда слова поглощались, словно хорошо приготовленное блюдо, медленно, старательно, при трезвой оценке качества каждого из них. "Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу" - примерно так выглядит такая манера чтения.

И это тоже было здорово... но в какой-то момент я вдруг заскучала по тем временам, когда чтение было как погружение с головой, как возможность мгновенного и полного перехода в какой-то другой мир.

Как это получалось-то? Я вдруг начала задыхаться без того самого, любимого с детства, витамина. Является ли подобная зависимость сродни наркотической? Думаю, нет смысла это обсуждать: у человека, несомненно, всегда есть какая-то зависимость, так уж он устроен. Кто-то испытывает потребность раз в неделю посидеть в кафе с подругой, кому-то необходимо ездить, хотя бы раз в году, на ролевые игры, кто-то курит, кто-то не может без кофе. Это не базовые потребности, вроде глубоко укоренившейся привычки обедать, - но, как говорил король Лир, именно излишества делают нас людьми. Лишнее, а не необходимое, человеку необходимо...

Но где же найти витамин в литературе сейчас?

Перечитываешь Фенимора Купера - батюшки, какой он длинный... сколько рассуждений... какие стандартные описания внешности, особенно героинь... А ведь когда-то голова кружилась при одной только мысли, что можно прямо сейчас перечитать "Последнего из могикан" - о, Кора, о, Ункас!.. Куда все исчезло?

В детстве, очевидно, большая часть витамина вырабатывалась самим ребенком. Ему нужен был только толчок, какая-то питательная среда. Сейчас я могу вспомнить "то самое состояние", вспоминая о "Последнем из могикан", - но самый текст его уже не порождает. Именно поэтому безнадежно "опоздал" для меня Карл Май - он пришел, когда я была уже взрослой, и какая-то, не знаю как назвать, "железа души", активная в детском возрасте, сейчас уже не поддается его стимулирующему воздействию.

(В принципе, если классик определяет любовь как "зубную боль души", то почему мне нельзя придумать некую душевную железу с ферментом для выработки душевного витамина...)

Предполагаю, что современные дети, в распоряжении которых гораздо больше средств для выработки этого витамина, используют - с той же целью, с какой мы когда-то использовали художественную литературу, - компьютерные игры, фильмы, аниме (список можно продолжить) - а некоторые используют и книги тоже.

Дети, начавшие читать поздно, сразу переходят к "интеллектуальной фазе" чтения. Но это не означает, что у них отсутствовала эмоциональная фаза. Они просто брали необходимое в другом месте.

Сакура облетела, конец истории

03:00 / 15.09.2016

Слово "умирает" в лирическом контексте всегда выглядит привлекательно. Даже если нечто умирает не за свободу, не на баррикадах, и не с обнаженной грудью и знаменем в руках, а просто, скажем, от болезни. Кашляет кровью в платок: алое на белом. Или внезапно бледнеет и оседает на руки кому-нибудь любящему.

Этот лиризм, от детского (хорошо показанного в "Томе Сойере": "Буду лежать в гробу весь красивый" или в "Белой гвардии", например: "Кого это хоронят?" - "Унтер-офицера Турбина" - "Ах, какой красавчик") - до бесплодных и, в общем, бессмысленных воздыханий в стихотворении "Твой брат Петрополь умирает" - он из разряда красивеньких и фальшивеньких. Ну что за ерунда, почему это "Петрополь" внезапно умирает? Он уже триста лет как умирает, и ничего, вон, дамбу возвели, Спас-на-Крови после двух десятилетий долгостроя отремонтировали и открыли для туристов и богослужения.

Очевидно, лирическое и вместе с тем фальшивое отношение к смерти - это все то же "мимолетное очарование вещей". Вот цветет сакура, а вот она уже не цветет. Пока она облетает - самое время насладиться острым тонким сожалением о ее умирании.

Но все это самурайское очарование куда-то пропадает, когда речь заходит о настоящем умирании.

Неоднократно мне приходилось слышать стоны в литературной и окололитературной тусовке. "Фантастика умирает!" - патетически возглашают в блогах и статьях. И тут почему-то напрочь отсутствуют сакура и мимолетное очарование вещей. Спрашивается - почему? Что мешает насладиться кружением, так сказать, лепестков? Может, лепестки нехороши?

Человек с буйной фантазией, вроде меня, живо рисует себе картинку: сидит, значит, в парке человек, пришедший полюбоваться на цветение и опадание лепестков, и на его многострадальную голову так и падают, так и падают безобразно изданные тома с серой бумагой и чудовищными, зато глянцевыми обложками... Вам хотелось бы такой штукой по башке получить? Мне бы не хотелось. Предпочитаю эфемерные лепестки цветочков.

Я это к тому, что настоящее умирание, разумеется, не лирично, не красиво, не радует и не восхищает. Оно огорчает, а еще чаще просто выглядит скучным.

Как может умереть нечто жизнеспособное? Та же фантастика. Ее что, запрещают? Наоборот - десятки конвентов, куча изданий, циклы, компьютерные игры, фэндомы и фанаты. С чего бы ей "умирать"?

А если она и умирает, то кто, простите, тот Раскольников, который мог бы прийти с топором в участок и скромно сознаться "Я убил"?

Если что-то умирает, значит, оно больше не может жить. Значит, на конвентах стало скучно, потому что невозможно двадцать лет кряду толочь в воду в ступе и не ощутить пустоты. Значит, огромные межавторские проекты, которые должны были принести авторам славу, а издательствам деньги, не находят читателя настолько массового, чтобы все это достойно реализовалось. Конечно, можно обвинить тех, кто попытался сделать фантастическую литературу коммерческой. Лично меня в последние пять, если не семь лет шокирует то обстоятельство, что писатели, встречаясь, обсуждают только деньги. Запускается проект очередного заведомо мертворожденного фэнзина, ну поговорите о литературном наполнении, о направлении, пусть хотя бы пара номеров выйдет. Однако сразу речь пошла о гонорарах, распостранении, продажах. А для чего существуют все эти менеджеры, руководители проектов, издатели, распространители (торговцы), как не для того, чтобы продавать, распространять? Почему писателей-то втягивают в эти "коммерческие" разговоры?

Если бы я хотела стать коммерческим директором, я бы стала коммерческим директором. Но мне хочется быть писателем, которому нет нужды вникать в сложности продаж и продвижения. Ведь для этого как будто существуют другие люди.

Но эти "другие люди" хотят, чтобы писатели вникали в их сложности. И писатели, которые не получают нормальных денег за свою работу, послушно вникают в сложности... Естественно, став писателями, они не стали хорошо разбираться в бизнесе (за малыми исключениями). Поэтому они и книг нормальных не пишут, и по коммерческой линии не очень. Но поговорить хочется.