Записки из страны Нигде

То же самое происходит в сборнике «Соль жизни». При этом поражаешься, как много возможностей увидеть мир с другого ракурса на самом деле существует.

Центральным в плане развития темы является рассказ «Переворот оверкиль», где описано состояние, физическое и душевное, человека на яхте, которая перевернулась. Потолок стал полом, вещи сдвинулись с привычных мест, передвижение человека по яхте превратилось в необычное упражнение и т.д. Вот такой «оверкиль» происходит с персонажами постоянно, и практически каждый раз в коротком, на одно-два предложения, выводе герой подводит итог: к какому изменению (в себе) или пониманию (жизни) он пришел.

Некоторые описания странных состояний поражают подлинностью: не пережив, такого не напишешь, такое просто нельзя придумать или додумать, можно только испытать на себе.

Вот человек, упавший за борт: «Т. плыл в кромешной темноте по бурному морю, но ему чудилось, что он плывет и плывет по какой-то крошечной запертой комнатке. И еще ему хотелось хотя бы разок взглянуть на свои руки и ноги».

«Я впервые почуял запах войны – смесь крови, пота и машинного масла… В этом запахе был заключен человек, вовлеченный без остатка в сражение, и чадящий огонь судьбы всей страны, нашего государства. Я понял, что потерпевший поражение в воздушном бою пилот, самолет которого падает в море, до самого последнего мгновения ощущал этот запах в своей тесной кабине. Это была впервые осознанная мной страшная правда, которая была больше моих фантазий и идей».

Через запах, цвет, физическое положение в пространстве, через осязание, через особое состояние тела, в которое персонаж впадает благодаря некоему трансу (плыть в темноте сквозь океан, играть в футбол на пределе всех возможностей, испытать азотное опьянение под водой) «я»-персонаж приходит к новому восприятию мира.

И это не какой-то особый «новый мир», это все тот же мир, просто воспринимаемый более объемно. То, что с героями то и дело происходят необъяснимые мистические истории, - это почти не имеет отношения к той теме, о которой я говорю. Это, скорее, обычный мистический опыт, который был, наверное, у любого человека. Плюс, конечно, старая традиция рассказывать страшки, никто не отменял старого доброго кайдана.

А вот знать, что в мире существуют бездны, акулы, фиолетовые молнии в первобытном лесу, причины оставаться в живых или быть по жизни игроками основного состава, знать, как удивлен упавший за борт, как испытывают ощущение переизбытка жизни товарищи погибшего (и нет ли в том позора?), - вот это фактически все то же «падение со знаменем в руках». Поражает количество и разнообразие открытий, которые может пережить человек. Жизнь готова любезно предоставить всякому желающему массу возможностей и вариантов «переворота оверкиль», только попроси.

Не знаю, сознательно ли Исихара Синтаро воспользовался находкой Льва Толстого, но книга «Соль жизни» почти вся построена на этом приеме.

Чужие сны

00:00 / 10.01.2018

Когда я была девочкой, мама сказала мне одну странную вещь: что рассказывать свои сны – дурной тон. Не потому, что сны можно «толковать» по Фрейду, Юнгу и девице Ленорман и тем самым узнавать о человеке что-то, что сам он о себе не знает или предпочел бы скрыть, - а потому, что это никому не интересно. А говорить о том, что никому не интересно, - это неприлично.

Позднее, в романе Гончарова «Обрыв», я встретила эпизод, в котором все рассказывают сны (в том числе знаменитый сон бабушки со щепкой на снегу), и была сильно удивлена: люди девятнадцатого века, тем более дворяне, мне представлялись образцом если не хорошего вкуса, то, во всяком случае, хорошего воспитания, - и вдруг они занимаются таким неприличным делом, как рассказывают сны…

Еще позднее мне сказали, что это на самом деле довольно популярная салонная забава.

Но и раньше, и впоследствии из «Стихотворений в прозе» Тургенева наибольшее недоумение всегда вызывали эти самые сны. Остальное было понятно, нравилось или не нравилось, - во всяком случае я была «на стороне автора», когда читала и перечитывала эти произведения. Но «сны» - увольте… Погружаться в мир чужого подсознания? У меня самой оно достаточно богатое и переполнено бредовыми картинами.

Как ни странно, сны Веры Павловны в «Что делать?» подобного отторженияне вызывали. Но это-то как раз и понятно, ведь это были лже-сны, а на деле – утопия, поданная в форме «сна». Там все выглядит весьма рационально (рациональность иногда смыкается с бредом, но это отдельная тема), но главное – там присутствует логика бодрствующего человека. А вот логика «настоящего» сна понятна только самому сновидцу.

Люди и сейчас записывают сны и публикуют в блогах. Кто-то пишет коротко, жестко, переводя мутный язык сновидения на отчетливый язык дневного света: только краткий сюжет и парадоксальный вывод. Кто-то погружается в тяжелые волны бреда и добросовестно пересказывает подробности погонь, встреч, падений, нападений и прочих странностей, которые никак не вытекают одна из другой. Подобные подробные странствия души по пещерам подсознания важны для самого человека, но меня вгоняют в лютую тоску. Даже если там много приключений.

Для меня приключение имеет смысл, если оно ведет из точки «А» в точку «Б» не только участника этого приключения, но и читателя. (Впрочем, мое отношение к чужому абсурду (как и любому другому явлению), естественно, не абсолютно, его можно разделять или нет, я ни на чем не настаиваю).

Литература абсурда существует. Это объективная реальность. Она смыкается с салонным обычаем рассказывать сны (который моя мама считала неприличным). Тоже реальность.

Вопрос: сколько времени можно удерживать читательское внимание внутри абсурдной ситуации? Каким должен быть абсурд, чтобы человеку не захотелось бежать оттуда, как из чужого кошмара? (Кстати, чужой кошмар предпочтительнее своего только в том отношении, что оттуда можно сбежать, в то время как от своего не скроешься).

Можно расширить тему: до какой степени фэнтези, например, близка литературе абсурда? Фэнтези – жанр достаточно вторичный, она льнет то к историческому роману, то к любовному, то к боевику, то к мистике. Случается ей притулиться и к влажному тощему боку абсурдистской прозы. Так вот, какова должна быть доза абсурда, чтобы читатель не сбежал с криком «только не это»? И вообще, каким должен быть этот абсурд, чтобы читатель не сбежал?

В принципе, абсурд никому ничего не «должен», но все-таки вопрос этот меня изрядно занимает.

Возможно, к теме следует подходить вообще с другого бока и не дозировать жанровые элементы в процентах (десять процентов эротики, пятнадцать – абсурда, сорок – исторического романа, а оставшееся залить мистикой), а обратиться к персонажу.

Если персонаж цепляет, то читатель за ним пойдет в огонь и в воду. И даже в абсурд.

Но. Даже за самым цепляющим меня персонажем я не пойду в его сновидения. Если герою снятся сны, я их пролистываю. Всегда. Поэтому вот и думаю: внутри абсурда должна быть логика, понятная читателю. Периодически читаю статьи популярно-психологического содержания, и там, в частности, говорится, что люди теряют волю к жизни и всякую радость бытия, если оказываются в ситуации, которая им полностью неподконтрольна и в которой напрочь отсутствует понятная им логика. Концлагерь, например. Литература абсурда существует, но она не должна превращаться в концлагерь. То есть главный критерий – там должно быть процентов на семьдесят логики, понятной читателю. Если читая ты в принципе не в состоянии предвидеть большую часть поступков персонажей, то в конце концов возникает чувство тянущей тоски – и завершается все паническим бегством. Книга все-таки не концлагерь, ее можно просто закрыть.

Герои нашего времени (1)

00:00 / 19.01.2018

Учительница литературы озадачила учеников 11 класса темой – «Кто для вас является героем нашего времени»? На уроке состоялась бурная дискуссия. Очевидно, что дети не имели готового ответа на этот вопрос. Тема всех взволновала. Одна из девочек сказала, что для нее героем нашего времени является известная американская актриса, которая большие деньги жертвует на благотворительность. Другие ребята, в общем, согласились… - но тем не менее у школьников оставалось сомнение, которое я полностью разделяю.