Записки из страны Нигде

Конечно, жертвовать деньги на благотворительность - весьма похвально. Многие актеры и модели используют свои доходы и известность для того, чтобы привлечь внимание людей к проблемам неимущих, бездомных, сирот, истребляемых или брошенных животных, детей, лишенных возможности получить образование, – и так далее. В общем, тратят свои материальные и душевные ресурсы на добрые дела, непростые и хлопотные, хотя могли бы просто сидеть в бассейне и потягивать мартини.

Однако сейчас следует обратиться к двум важным моментам, заданным в дискуссии изначально.

Во-первых, мы говорим о герое-нашего-времени, а не просто о хороших людях. Ведь благотворительностью люди занимались и раньше: и во времена Диккенса, и во времена Мартина Турского… То есть под определение «наше время» благотворитель, при всех его прекрасных качествах, не подходит.

Во-вторых, как говаривала когда-то наша учительница литература, на уроках литературы не существует тем, свободных от литературы. То есть если на доске написаны три темы для сочинения – на выбор: «Образ Печорина», «Образ Максим Максимыча» и «Свободная тема: герой нашего времени – кто он?» - то третья тема не является свободной в полном смысле слова. Она обязательно должна быть завязана на литературу, на ту проблематику, которую предлагают литературные произведения. И по большому счету, в таком контексте говоря о благотворителях, нужно вспоминать не Алена Делона или Анжелину Джоли, а братьев Чирибл из романа Диккенса, т.е. литературных персонажей.

Поэтому и «герой нашего времени» на уроке литературы должен быть, во-первых, специфическим именно для нашего времени, а во-вторых, иметь хоть какое-то отношение к литературному процессу.

В советские времена существовала генеральная идеологическая линия, и она очень качественно обслуживалась произведениями литературы, кинематографа, живописи, музыки.

Сейчас у каждого свой герой. Причем если бы этих героев (или, скажем так, кумиров) объединить в одном помещении, то они неизбежно бы подрались. Вот, скажем, в пятидесятые: соберутся вместе мальчик-партизан, девушка - ударник труда и пожилой советский профессор. Сидят, пьют чай и немножко дискутируют – старая добрая «борьба хорошего с очень хорошим». А сейчас? Представьте себе вампира с душой, мать Терезу, полуголую борцунью за права сексуальных меньшинств и сурового пожарника-спасателя… Вряд ли между ними возникнет душевное дружеское общение: они не заодно, у них очень разные жизненные векторы.

Такой же разброд царит в литературе. По большому счету, литература сейчас вообще не предлагает героев – образцов для подражания, таких, как Волька - добрая душа или тот неизвестный герой, о котором известно только, что «знак ГТО на груди у него».

Попробуем отталкиваться от другого. От собственно текста Лермонтова, в котором много иронии и горькой насмешки. Показывая Печорина во всей красе, беспощадно, автор говорит: вот он, наш герой, герой нашего времени, глядите, «нынешние» (и особенно барышни)! Вы видите перед собою «роскошного скептика» Печорина и прямо волю теряете… А истинные герои – они другие.

Кто же они?

И вот тут мы наталкиваемся на один любопытный феномен. Получается, что герои для каждого поколения – представители предыдущего поколения. То есть Печорин – лже-герой, а истинные герои – герои Двенадцатого года. Но потом героями будут уже «кавказцы». Для земского доктора восьмидесятых героем будет разночинец-революционер шестидесятых, для скучающего декадента нулевых («тех» нулевых) – земский доктор, который, по крайней мере, делал дело и лечил детей бедняков. Революция несколько изменила этот порядок, но потом все восстановилось: дети тридцатых поклонялись революционерам, Павка Корчагин задал образ героя, не устаревший и для молодгвардейцев; в свою очередь молодгвардейцы (романа Фадеева) – герои для следующего поколения.

Я не говорю сейчас о душевной и интеллектуальной жизни «внутренних эмигрантов», диссидентов и других несогласных. Сейчас я имею в виду общую литературную тенденцию, внедряемую через литературные тексты, кинематограф, средства массовой информации и пропаганды, школьные сочинения.

Итак, повелось, что для молодого поколения героями становятся те, кто на 15-20 лет старше. Что любопытно – идеологическое единство исчезло, а тенденция осталась. Просто из многообразия, которое предлагает предыдущее поколение, последующее поколение выбирает разных героев – себе по вкусу. Раньше выбор героев был, скажем так, гораздо более единообразен, только и всего.

Разговор оказался длинным, продолжим и закончим в следующей заметке.

Герой нашего времени (2)

00:00 / 25.01.2018

В обществе внезапно (внезапно ли?) возникла своеобразная ностальгия по девяностым. Те времена были, выразимся мягко, отнюдь не идиллические. Те, кто выживал в 90-е и обладает хорошей памятью, вряд ли жаждет повторения.

Лет уже… довольно много назад я написала повесть «Дочь Адольфа», которая сразу по обнародовании произвела на читателей странное впечатление: люди смеялись и разводили руками. «Впервые я встречаю вещь, в которой у автора хватило духу показать девяностые так, чтобы у меня это не вызывало отвращения (по отношению к тому времени)», - так сказал мне один из читателей.

То есть еще лет десять назад девяностые ничего, кроме отвращения, не вызывали. «Дочь Адольфа» удивляла именно тем, что в своем тексте я преодолела это ощущение.

А сейчас сплошь пошла ностальгия. «Назад, в девяностые!» - такие наборы продаются в магазине «Буквоед». Предлагают вспомнить вкусы тех лет: тогдашние газированные напитки (чистый яд, между нами), тогдашние жвачки, еще что-то из той химической дешевки, что выпрашивали у мамаш их детки – тогдашние детки, нынешние дяденьки и тетеньки лет под тридцать…

Так что же получается? Получается, что для современных подростков лет семнадцати «героями времени» становятся персонажи девяностых. Но какие же они – персонажи девяностых – в глазах нынешнего поколения? При всем их многообразии – что между ними общего?

Оказывается, все те экзотические способы зарабатывать на жизнь, к которым многим в те годы приходилось прибегать, в глазах следующего поколения приобрели ореол «плутовского романа».

Да наверное, это и был плутовской роман, только не в книжке, а в реальности. Здесь можно было бы порассуждать о попаданцах, которых совсем не то ожидает в иных мирах и эпохах, чем хотелось бы благодушному автору. Ведь в плутовском романе всё так забавно и происходит не с тобой, - а попади внутрь такого романа, и даже не сразу и поймешь, как всё это любопытно и потешно выглядит со стороны…

Но мы здесь говорим не о попаданцах, а о «героях нашего времени».

Многие из «жителей девяностых», устав от бесконечной фантастической карусели, хотели бы оказаться в черно-белом стабильном мире пятидесятых и подискутировать за чаем с пожилым советским профессором о лучшем способе заточки мечей… то есть, простите, о лучшем способе прививать яблони, - но, увы, жизнь действительно поместила нас прямиком в плутовской роман, и вырваться оттуда не получалось. Этот роман можно было только пережить – дочитать до конца.

Плутовской роман. Мир «восходящей» буржуазии, мир веселых жуликов, которые постепенно превращаются в солидных бизнесменов. Время, когда мелкие воришки еще революционны и прогрессивны - когда за ними стояло будущее. Мир предприимчивости, отвязности, смелости, мир всего нового, мир, в котором люди оказались способны выживать самыми причудливыми способами.

Бывшие дети, а ныне дяденьки и тетеньки, похоже, не знают, в каком отчаянии порой были их родители, которые пытались протащить своих отпрысков через вселенную, где, как в романе Желязны, постоянно менялись декорации и то, что вчера было прочным, сегодня шло трещинами и обваливалось. Мне даже кажется, что большинству из нас удалось сочинить для них более-менее счастливое детство. Ну а младшие братья и сестры видят в этом времени нечто увлекательное, авантюрное. «Это как «Севильский цирюльник», - назвала дочь свое любимое произведение этого жанра.