Записки нечаянного богача 3

Сцену с Владиславом Галкиным в роли командира разведвзвода в том сериале я помнил прекрасно. Блестяще сыграно, хотя злые языки говорили, что это и не игра вовсе была. Замечательный актёр, светлая память ему.

— А вот если мы с ним сейчас встретимся — то быть беде. Он-то от методики ни на шаг не отступит, годами навык отточен. А вот я тогда не скоро пивка попью, — он сидел с грустным и задумчивым видом.

— Надь, — сказал я. И жена без вздохов зашла в дом.

— Как нога? — спросил я у Артёма.

— Нормально, чего ей будет? Пару недель бегать-прыгать не надо, а потом уже как карта ляжет. Там не разрыв и даже не надрыв, а растяжение и подвывих какой-то. Бадька, оказывается, в этом волочёт. Полночи мне какие-то иголки в коленку тыкала, так что та распухла, будто ёж прилип. Вообще не удобно было, короче, — смутился он. — С утра просыпаюсь, и так хреново, а надо мной она стоит со скальпелем в руке. Ну, думаю, хана мне, не иначе — другим именем назвал. А каким, что самое обидное, и вспомнить не могу. Она мне ножиком пырь в коленку — и полведра дерьма какого-то сцедила с сустава. Пластырем заклеила и говорит — гуляй. Вот я и пошёл. Ну, не сразу, правда, — снова опустил он глаза.

Надя вернулась с двумя бутылками какого-то местного пива. И тарелкой бутербродов, которые тут же принялись исчезать в Головине, как в черной дыре. Но поблагодарить жену за гостеприимство и хлебосольство успел, видно, что офицер. А я и не знал, к своему гуманитарному стыду, что слово такое есть: «хлебосольство».

Мы сидели на ступеньке, и Тёма рассказывал, что это ж надо было проснуться в такое время, когда кабаки все уже закрыты, а магазины — ещё, и как ему повезло иметь в соседях такого запасливого меня с чудо-женой, когда скрипнула калитка. Пришли Ланевские и Бадма. Баба Дага сказала молодым, что мы с Артёмом того и гляди пить начнём без них и велела торопиться. Да уж, с такими соседями ни собак, ни камер не нужно — служебно-розыскная бабка держала наш переулочек в три дома под неусыпным контролем. В оба глаза, правда, не смотрела, но у неё и так отлично всё получалось. И зря, оказывается, Головин наговаривал на Лорда — он припёр из дома на плече ящик пива, какого-то прямо английского, импортного, о чём гордо заявил. Во второй руке, в пакете, была кастрюля с куриными крыльями, которые с вечера, как выяснилось, замариновала Мила. Пока мы с Тёмой разводили огонь — проснувшийся Антон с Серёгой подтянули к мангалу лавки и повесили между столбами и деревьями три гамака. Утро продолжало добреть с каждой минутой.

Глава 30 Новые планы и перспективы нечаянного богача

В этот раз мы будто бы решили позволить себе ту самую «маньяну», за которую всегда ругали и смеялись над местными. Нам, северным людям, этих баловней природы никогда не понять. Мы не можем представить жизни без борьбы и преодоления тягот и лишений, которые часто сами себе создаём, для порядка. Чтобы просто так потратить два-три дня, а уж тем более неделю или того больше, на ничем не омрачённый отдых — это даже представить себе с налёту не получается. Потому что сперва на тот отдых надо копить, прибегая к финансовому планированию и экономии, что само по себе тяжко, а гуманитариям так в особенности. Потом начинаются пляски с выбором локации, транспорта и жилья, вполне способные довести до драки с разводом те ячейки общества, что послабее. Прилетев или приехав на место, выясняется, что основная точка притяжения для жены — это рынок или какая-нибудь достопримечательность, до которой надо ехать полдня на жадных верблюдах, а для мужа — вот он, рай — прямо во внутреннем дворе отеля, возле бассейна, «бар олл-инклюзив» называется. Мезальянс налицо, и поводов для драки и развода становится ещё больше. Именно поэтому семейные пары с опытом подходят к планированию отпуска, как к общевойсковой операции, прорабатывая варианты и тактику на все случаи жизни. И всё равно в салонах самолётов, летящих в родные края то и дело попадаются пары, сидящие рядом с такими лицами, что пропасть между их креслами видна невооружённым взглядом. Как и вырывающиеся из неё языки адского пламени. Обычно со стороны женщин.

Но мы приложили все усилия. И женщины наши не были ограничены в передвижениях: хочешь — в театр, хочешь — на рынок. Но предпочли остаться рядом. Видимо, чтобы нас опять случайно не занесло куда-нибудь в лес, на малярийные болота или в океанские глубины. Но мы и сами, откровенно говоря, не рвались. Вчера, видимо, надорвались, поэтому сегодня сидели у мангала, медленно, вполне по-местному, по-аборигенски, пили пиво и ели куриные крылышки. Без каких бы то ни было попыток бежать мир спасать.

Тёма незаметно огляделся по сторонам, задержав взгляд на Бадме, что играла с Аней в мяч. Обе радовались, как дети.

— А вы с Надькой давно женаты? — спросил он неожиданно.

— Седьмой год, — ответил я.

— И как?

— Триста, — на ум пришёл старый анекдот про Чапаева и приборы.

— Логично, — вздохнул стальной Головин. — Я думаю Бадьке предложение сделать. Что скажешь?

— А мне-то чего говорить? Ты ж предлагаешь, не я. Рука и сердце тоже твои, — пожал я плечами. Но вдруг понял, что вопрос был задан серьезно, а не как обычно.

— Я думаю, тебе в любом случае виднее. Но то, что эта не продаст — железно. Ну, я точно так думаю, по крайней мере. Не тот человек. Зарезать — пожалуйста. А вот предавать — не её тема. И в медицине, ты говорил, шарит. И поёт красиво. Я бы взял, — врать друзьям сроду привычки не имел. Обычно все проблемы с этого и начинались.

— Да уж, редкое сочетание восточной таинственности, внешней красоты и внутренней мудрости, — задумчиво проговорил он, соглашаясь.

— Ого! В тебе говорит поэт. А это очень тревожный звоночек, Тём. Сперва в тебе звучат стихи, а потом ахнуть не успеешь, как снаружи оркестр вжарит Мендельсона, — попробовал я вернуть его шуткой.

— Ну да. А потом борщ, халат, бигуди и сопливые дети. Не поверишь, очень хочу посмотреть на неё в халате. И детей, — Головин потряс головой и потянулся к мангалу, перевернуть новую порцию крыльев на решётке. От них шёл такой аромат, что становилось жалко бабу Дагу.

— Ну тебя к чёрту, колдун проклятый, короче! Я-то думал — отговаривать начнёшь, а ты вон как копнул. Теперь точно жениться хочу, — вздохнул он.

— Ну так женись, хороняка, в чём проблема-то? — удивился я.

И стальной приключенец, гроза лесов, морей и рек, а также пустынь и прочих местностей «примерно в тех краях» неожиданно отвёл взгляд и опустил плечи.

— Я так далеко не заходил в этом вопросе как-то. Опасаюсь — маху дам.

— Ну, как сказали бы мозговеды, душезнаи и прочие модные коучи: «то, что вопрос тебя тревожит, означает только одно — он важен для тебя». А если ты заранее боишься налажать — тем более важен. Ты чего, правда ни разу в ЗАГСе не бывал? — удивился я.

— Неа, — покачал головой друг, — на каких-то островах расписались с одной, но это было очень давно и неправда.

То, с каким выражением он смотрел на Бадму, что уже учила Аню делать куклу из травы и веточек, сомнений не оставляло: боится расстроить и боится сделать что-то неправильно. Артём Головин. Страшный человек, краса и гордость — и вдруг боится. Скажи кому — не поверят. Хорошо, всё-таки, что я не из болтливых, и с ним мы сразу условились: «ничего ни про кого не знаю, а что знаю — не расскажу».

— Вот что, друже. Давай-ка мы романтику чуть отодвинем и подумаем по-вашему, по-военному. Не в смысле «хоп-хоп — и в дамки», а нормально, обстоятельно. Если глаза мне не врут, то ты втрескался в неё по уши, так?

— Не врут. По уши, — покаянно кивнул он, не сводя глаз с цветка прерий, что как будто почуяла его пристальный взгляд, подняла голову, откинула упавшие на глаза чёрные густые пряди и улыбнулась ему. Прожжённый диверсант и головорез тут же расплылся в ответной улыбке, подошедшей бы больше восьмикласснику.

— Продолжаем разговор. Ты готов перейти к скучной официальной части отношений, с детями-бигудями? — продолжал я неторопливо.

— Ага, — кивнул он. Что-то мне подсказывало, что слушал он меня очень внимательно.

— И боишься налажать?

— Опасаюсь, — недовольно зыркнул он на меня. Ну да, кому ж охота признаваться, что он чего-то боится.

— Тогда тебе нужна дружеская помощь и поддержка. Погоди орать, что ты ко мне за тем и сел с разговором, это-то понятно. Я про детали, — поднял я руку тогда, когда он уже раскрыл было рот.