Записки нечаянного богача 3

С Михаилом Ивановичем поделился парой идеек, исключительно в надежде на добрый совет из серии: «да брось ты, Дим, это невозможно!». Ну, как Головин приходил ко мне насчёт свадьбы советоваться. Но закончилось всё точно так же: у мощного старика загорелись глаза и он треснул мне ровно в тот же самый многострадальный синяк на плече. Идеи взялись обрастать подробностями на глазах, растя и, не побоюсь этого слова, пучась, как облако пепла над готовящимся извергнуться вулканом с тем исландским названием, на произнесении которого погорело столько телеведущих. Но три головы — Второва, Головина и моя — работали значительно, несказанно лучше одной моей персональной. И понеслась череда хороводов событий такого масштаба, такого уровня случайных совпадений и везения, что ахнуть!

Вот кто бы мог знать, что один из трёх лучших в мире специалистов по тому самому три-дэ-чего-то-там, чем рисуют на небе яркие картинки, заметные из космоса, окажется русским? Да ещё и будет оголтелым фанатом того самого якутского вокально-инструментального ансамбля из Белой Горы, продюсером которого выступала семья Кузнецовых? Ну, вернее, я, если быть предельно откровенным, при деятельной поддержке Серёги, который, видимо, заразился от меня привычкой не мелочиться, потому что быстренько организовал студию звукозаписи и что-то типа продюсерского центра. Так вот, с экспертом в три-дэ-что-то мы с Головиным договорились за возможность ему принять участие в следующем клипе молодой якутской группы, с упоминанием его компании и демонстрацией новых достижений и веяний световой индустрии. При том, напомню, что ни я, ни Тёма не смыслили в этом ровным счётом ничего. Но парень-световик показался мне честным и толковым, и обещал сделать танец Волка и Вороны на ночном небе так, что на подтанцовку спустятся ангелы. Головин при этом сделал такое лицо, которое громко, хоть и молча, сообщало, что к ангелам он привычно не торопится, но без обещанного шедевра теперь с этого нового подрядчика не слезет.

Несказанно помогла баба Дага. Мы с Тёмой сидели на пляже, рисуя на мокром песке схемы одновременной доставки какой-то очередной нужной хрени в Могилёв из Санкт-Петербурга, Казани, Парижа и Мадрида. Океан заботливо, как по заказу, выкинул нам под ноги какой-то прутик с облезлой корой как раз в тот момент, когда мы вконец отчаялись изобразить схему исключительно иллюзорно и почти полностью перешли на повышенные матерные тона. И тут — такой подарок стихии! Разломав веточку на две части и «зачистив» босыми ногами операционное поле, мы упали на задницы и принялись чертить.

— Вы пока лаялись — понятнее было, — заставил нас вздрогнуть голос старухи. Шелест песка под широкими покрышками её модной колесницы мы предсказуемо пропустили.

— Да вот, каменный цветок не выходит никак, — плюнул прямо в чертёж злой Головин. — Надо грузы привезти к свадьбе, а тут то одно, то другое! А Серёге никак нельзя говорить — весь сюрприз псу под хвост тогда. Все мозги сломали!

— Дай телефон, Тёма, — спокойно протянула в его сторону ладонь старая Ворона, — только номер набери, я на этих ваших гладких экранах не могу.

Она продиктовала цифры, не забыв про «плюс» и код Беларуси. Он, судя по лицу, послушал первый гудок, кивнул и вложил смарт ей в руку.

— Андрусь, здравствуй. Это я, — произнесла она в трубку. И в трёх словах обрисовала задачу, которую мы мусолили, разбавляя солёными военно-морскими выражениями, уже полчаса.

— Я трубку передаю Артёму Головину, он по этим вопросам будет с тобой работать. Смотри, Андрусь, не подведи — внучкину свадьбу готовим, ошибаться нельзя никак, — вроде бы мягко закончила она, возвращая аппарат Тёме. Но что-то было такое в её голосе, что допускать ошибки расхотелось даже мне.

Друг принял телефон и тут же пошёл вдоль берега, глядя на океанскую гладь, отвечая на какие-то вопросы собеседника: чётко, ёмко, по-военному, как отлично умел.

— Андрей у Витольда логистику курировал, — пояснила Дагмара на мой невысказанный, но, видимо, излишне явно висевший в воздухе вопрос. — Всякую. Он как-то на спор в наш зоосад слона привёз. Вчистую сделал, со всеми бумагами и прививками, настоящего, живого и здорового. Пришлось за один день вольер там ему городить утеплённый — по весне дело было, холодно, жалко скотинку, — в голосе проскочила трогательная забота, будто она прямо сейчас видела до крайности изумлённое животное, попавшее из саванны в снежный край лесов и болот.

— Спасибо, баба Дага, — только и смог сказать я.

— Так не на чем, Дима. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Да и то, получается, не для тебя, а для внучки своей. Сперва всё пыталась понять, какой тебе резон и профит в той свадьбе. А потом поняла. Никакого. Но для друзей и родных ты ни сил, ни времени, ни денег не то, что не пожалеешь — даже считать не станешь.

— Не стану. Меня Серёга за это ругает постоянно, — согласно кивнул я.

— Серёжа за это тебя уважает так, как никого, наверное, — неожиданно ответила Ворона. — Он, почитай, только о тебе и говорит: «Дима то, Дима сё». И подвести тебя боится. Только ему не говори.

— Не скажу, конечно, — я опять сперва молча кивнул, а потом вспомнил, что она не увидела этого.

— Они как-то с Тёмой разговаривали, тихо, но у меня слух-то, как и нюх, хорошие. Мне фраза понравилась, что ты, может, и талант во всякую странь вляпываться, но не подлый, не жадный, не трус и не предатель. Головин сказал — вообще таких штук семь за всю жизнь встречал, но осталось, почитай, трое. А Серёжка признался, что было у него искушение как-то там что-то с документами нахимичить, ты б не понял никогда ничего, и не догадался даже. Но я, говорит, вдруг как будто физическое отвращение к самой этой мысли почувствовал. Так что повезло тебе с друзьями, Дима. Сам честь по чести живешь, и люди тебя такие же окружают.

— Спасибо за науку, баба Дага, — помолчав, ответил я. — Раз довели Боги с хорошими людьми рука об руку идти — значит, так тому и быть, спасибо им. И тем, кто идёт, и тем, кто их мне посылает по дороге. А свадьба будет такая, какой сроду не бывало, это я тебе обещаю!

Головин ругался так, что на лимоне дрожали листья:

— Да ты спятил что ли вконец?! Этой хреновине, как я понял, цены нет, а ты решил её просто так отдать?! Задарма! Там сколько ни дай — мало будет, а ты вообще за так?!

— Не ори, а? Неправильно ты считаешь. Криво. Сам же сказал: сколько ни дай — будет мало. Значит, надо менять. На что-то сопоставимое. Хотя бы примерно, плюс-минус два лаптя. Вот я и меняю.

— Объясни тогда, умный ты наш и до боли оригинальный, на какие такие сопоставимые вещи ты собрался менять ценность, за которую все музейщики мира друг другу бороды вырвут и съедят? — язвительно попросил он.

— Сколько стоит счастье, Тём? А восторг? А детские улыбки, тем более на лицах у взрослых? — поднял я глаза на него.

— Тьфу на тебя, идеалист проклятый. Опять уел, — он перестал нарезать круги вокруг меня и уселся рядом на ступеньку. — А не кинут?

— Если кинут — я расстроюсь. Очень, — ровно ответил я.

— В гробу я видал — тебя расстраивать, — его аж передёрнуло. — Искренне надеюсь, что эти твои контрагенты тоже так думают. Павлик сказал, по поисковым запросам если смотреть — ты теперь за кордоном очень популярный персонаж. Того и гляди — пришлют Джеймсбонду какую-нибудь по твою душу.

— А на всякую их хитрую разведку у нас есть контрразведка, ещё хитрее, гора-а-аздо, — протянул я, хмыкнув, глядя на Головина, который гордо расправил плечи и вскинул нос к синему испанскому небу.