Записки нечаянного богача 4

— Мать Куду просит тебя показать знак, Белый Волк! — перевела с бабкиного на английский Огонёк. И повела плечами под накидкой, пояснив для туговатых по вечернему времени туристов, что речь шла о дереве Лихтенберга, что по-прежнему чесалось нещадно.

Я шагнул ближе к их чёрному крылечку, снимая с шеи дочь, и поставил её на овальный щит-ступеньку рядом с Мотей. Толпа было загудела, и даже мужики под щитами что-то загомонили, но старая ведьма крикнула коротко — и тишина навалилась обратно. Дочь замерла испуганным зверьком под чёрными тонкими ладонями Огонька. Я подмигнул им обеим, стараясь успокоить и самому успокоиться. Заголяться на людях привычки никогда не имел.

Повернувшись спиной к баобабу, снял куртку и стянул футболку. Посмотрел на барахло в руках — и ничего лучше не придумал, как бросить под ноги. Ни плечиков, ни вешалки, ни завалящей спинки стула, чтоб развесить культурно, вблизи не было. Да и вдали, наверное.

Сзади загудели мужскими восторженными голосами воины-«ступеньки». И что-то снова скомандовала бабка.

— Покажи знак Мулунгу людям шамбала, Белый Волк с Севера! — голос Моти звенел.

Я обернулся к ним. И за спиной поднялся настоящий шторм. Чёрное море бушевало, выло, визжало и гремело. И продолжалось это несколько минут, пока снова не начали гулко стучать большие барабаны, повинуясь жесту Мсанжилэ. Народ шамбала затих, как по команде.

Я опять подмигнул дочери, что стояла с разинутым ртом и глазами, показывая, что всё в порядке и бояться по-прежнему нечего. А потом сморщил нос и клацнул зубами — мы так с детства с ней играли. Аня подняла верхнюю губу и зарычала, а потом рассмеялась, как всегда, когда я изобразил испуг от её «страшного рыка». Мотя и бабуля за нашими с дочерью играми смотрели во все глаза, с интересом, но каким-то довольно тревожным. Видимо, в семьях Куду не было принято рычать и щелкать зубами. Козы, что с них взять.

Дерево на спине начало будто бы пощипывать. С каждым низким басовитым ударом барабанов вокруг, казалось, шевелились волосы на голове и всём теле. Вечер оказался критично богат на эмоции и впечатления, и заканчиваться пока не планировал. Казалось, что недавняя буря, что устроили шамбала позади меня, наполняла какой-то необъяснимой силой, энергией. Вспомнилось, что почти так же я себя чувствовал на берегу Индигирки, когда Зинаида Александровна, большуха рода Кузнецовых, прокричала свой алгыс, пожелание добра, адресуемое только самым близким, которое следом за ней повторил и я. Воспоминания о ней, о Васе-Молчуне и его дочке Дайяне, о счастливых людях, ставших тоже моей семьёй, запустили в хоровод крупные мурашки по всему телу. Аня с Мотей, как и бабка позади них, не сводили с меня глаз. И если у дочки они были гордо-счастливыми, то Мсанжилэ с внучкой явно выглядели испуганными. Присмотревшись внимательнее, я заметил знакомый жёлтый блеск в зрачках Анюты. И порадовался, что она больше не пугалась этого, как тогда, а яхте у Второва.

И тут оборвался бой барабанов. Тишина африканской ночи до боли надавила на уши. А я заметил, как засеребрились украшения на ведьме и её внучке. И даже овальные щиты охотников будто бы стали поблёскивать. Поднял голову — и увидел, как над кроной великана-дерева поднимается огромный диск Луны. Казалось, она заслоняла полнеба — никогда не видел её так близко, хоть рукой дотянись. «Давай!» — хором выдохнули внутренние голоса. И мы завыли.

Полсекунды, наверное, потребовалось Лорду, чтобы «включиться» — его вой присоединился к нашему. Тоненько тянула, задрав нос к небу, Анюта. И почти сразу же вся саванна снова заполнилась лающими звуками голосов Куду, издаваемыми всеми четырьмя племенами.

Потом было застолье. Хотя, нет. Столов не было и в помине, народ сидел на земле, вокруг каких-то больших половиков, заставленных едой и напитками. От костров тянуло жареным, варёным и печёным. Мы, как пояснил Илюха, оказались в самой что ни на есть царской ложе, вместе с бабкой и четырьмя старичками-вождями, один из которых оказался тестем морпеха и дедом Моти, и теперь не сводил с неё блестевших глаз. Иногда глядя на меня, кивая и поднимая большой палец. Ни русского, ни английского он принципиально не знал.

Мотя выступила блестяще. Едва перестала саванна гавкать после нашего воя, Огонёк начала вещать, громко и звонко. Судя по тому, что овации сорвала оглушительные — публике понравилось. Илюха рассказал, что Мотэ Мдого повинилась перед всей большой семьёй за недостойное поведение и стремление покинуть родные края. Осознание и просветление пришли к ней в тот самый момент, когда Белый Волк выскочил из непроходимого кустарника, взлетел птицей и поймал её на руки у самой земли, героически скончавшись, и тут же воскреснув, потому как великий Мулунгу средь бела дня и чистого неба прислал молнию, знак-след от которой все видели своими глазами. Это, оказалось, считалось у шамбала величайшим достижением в жизни, и человек, выживший после удара молнии, признавался едва ли не святым. Не то, что в дремучей Европе, где, бывало, даже сжигали тех, кто чудом спасся, гордясь при этом тем, что помогают Богу, по недосмотру не добившему бедолагу небесным огнём с первого раза.

В соответствии с традициями и верой шамбала, жизнь Мотэ Мдого принадлежала теперь Белому Волку, и она лишь выразила робкое желание остаться дома и поступить в ученицы к бабушке. Которую просто называли бабушкой, а сколько ей было лет — вроде как даже старички-вожди не помнили. Я, разумеется, тут же прилюдно заявил, что инициативу эту всячески одобряю и поддерживаю, и даже попросил Мсанжилэ не сильно лютовать, передавая опыт молодому поколению. Услышав, что турист с дикого края не будет забирать любимую внучку в свои заснеженные края, Мотин дед полез обниматься и залил слезами мне всю обновку — безрукавку из, видимо, настоящего леопарда. Я, признаться, подобный фасон не одобрял — что-то в нём было тревожное, из девяностых. Но дарёному танку в дуло не смотрят — обрядился в оказавшуюся коротковатой шкуру и деда от всей души поблагодарил, отдарившись своей курткой, в которой тот тут же «утонул». Головин покатывался со смеху, уверяя, что я стал больше похож на гарлемского сутенёра, чем сам гарлемский сутенёр. Скептик с фаталистом в это время затеяли этимологический диспут на тему: «кацавейка и поддергайка — сходства и отличия». Было познавательно.

К моему, да и Тёмы с Серёгой удивлению, на половиках кроме традиционных блюд и напитков попадались вполне привычные глазу бутылки с американской газировкой и виски, ирландским и шотландским. Удивили бутылки с иероглифами, кажется, китайскими. Умка, отведав из такой, помолчал и выдал:

— Сильна советская власть, живёт дело партии. Аж цитатник Мао Цзедуна вспомнил.

Сидели вполне культурно, и от похожего сабантуя в Белой Горе отличия были только по климату, кухне и динамике мероприятия — местные то и дело срывались поплясать у костров, колотя в барабаны и тряся копьями и прочими подробностями. Праздник набирал обороты.

В разгар очередного танца с прыжками к нам подсели два молодых парня, одетых, как и все здесь, в национальное. Только у одного на носу были тонкие очки, смотревшиеся чуждо и дорого, а у другого подмышкой портфель, из крокодиловой, правда, кожи. Внутренний скептик напрягся, отметив, что для аборигенов у юношей излишне правильный прикус и маникюр.

— Уважаемый Белый Волк, — сообщил тот, что в очках, по-английски, снова на языке богатых, тут же заинтересовав Лорда и Бадму, навостривших уши, — для корректного оформления сделки с земельным участком нам необходимо знать Ваши имя и фамилию, адрес и ИНН.

Ну, то есть про ИНН — это уже я сам так перевёл, очкастый спросил «TIN-number», да так привычно, будто был юристом или нотариусом. «Или копом!» — влез внутренний скептик. «Или вражеским шпионом!» — добавил фаталист.

— Господа, я имею честь представить вам моего финансового поверенного: Сергей Ланевский, — важно ответил я, стараясь в меру сил попадать в их акцент и насквозь казённые фразы. Лорд возник рядом, умудрившись даже на половик этот местный присесть как-то вальяжно и по-дорогому. Они втроём продолжили общаться на богатом, исключительно беся Головина — он то и дело громко шептал Бадме: «Чо он сказал? А чего тот ответил?». Язык он, надо полагать, в силу специфики профессии и прошлого знал неплохо, так что скорее всего просто дурака валял.