Записки отставного афериста III
Шрифт:
Ну что ж…
Пора себя и в работорговле попробовать. Кому его?
Братве, понятное дело. Митяю? Нет, он почти легален, ему не надо. Да и с Митяя много снять не выйдет, дружбан все-таки. Толику? Он дурак. И жадный. Этот скорее отнимет, чем купит.
А если?…
– Сигизмундыч, здравствуй. Прости, если разбудил.
– Кто это?
– Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом.
– Макс, если по делу, говори. Только…
– Всё законно. Негра продать хочу.
– Дальше.
– Он посол. Настоящий. С верительными грамотами и прочей мутотенью.
– А
– Сигизмундыч, возьми мои слова и положи их себе в уши. Согласно Венской конвенции машина и дом посла неприкосновенны для властей. Шмон, арест им не грозят.
– Вообще?
– Совсем.
– Машина у него есть?
– Машину ты ему сам купишь. Номера в УПДК CD1 получит, и всё. Эцилопп тебя не имеет права бить по ночам.
– Сколько?
– Полтину грина.
– Никогда не видел, чтобы такой маленький пацак был таким меркантильным кю.
– Товар штучный. Мне за него в ООН долю засылать придется. Пенису де Куельяру. Короче, берёшь? Нет, я его Толику отдам.
– Вот именно. Толику ты его отдашь и ещё должен останешься. Тридцать.
– Сорок пять. Только из уважения.
– Тридцать пять, и можешь не уважать. Был бы с машиной, одно дело. А без – извини-подвинься.
– 40. Машин много – посол один. К тому же он целку строить не будет, последние полгода бомжевал.
– Откуда ты такого посла выкопал?
– Из снега. По рукам?
– Привози его ко мне.
Растолкал спящий товар.
– Одевайся. Как раз под тебя клифт Армани есть. И выкинь своё тряпье в мусоропровод, будь любезен. Мне его трогать страшно. Оно, кажется, шевелится.
– Куда мы?
– Я тебя продал.
– Пидорасам?
– Негодяям.
– На органы?
– На шкуру. Тобой салон мерседеса обтянут. А диплом Сорбонны в рамочку и на потолок. Вот, мол, какого образованного зверя завалили. Знаешь, как называется черножопая обезьяна, если она профессор астрономии?
– Как?
– Черножопая обезьяна.
– Бу-га-га! Но это хуйня, снежок! Знаешь, как спасти девушку от изнасилования 4-мя неграми?
– ?…
– Бросить им баскетбольный мяч!
– Гр-р… Ты крут, нигга!
– А знаешь, как легче всего снять негра с дерева в Алабаме?
– Ну?
– Перерезав верёвку!
– Жжёшь, чёрный! Алаверды: чем отличается труп задавленного негра от трупа задавленной собаки в Париже?
– Говори!
– Перед собакой есть следы торможения!
– Су-укимблядя-ям-м ххы-ы!
Сигизмундыч быстро пристроил посла к делу. Жан-Батист (для братвы Женя) таскал всё: оружие на стрелки, наркотики жаждующим. Чем составил серьёзную конкуренцию Главдури. Федеральная служба по контролю за незаконным оборотом запасного колеса возмутилась. Клиентов отбивают! Раньше их 7-ки БМВ с мигалками были вне конкуренции на рынке кокоса, а тут посол завёлся на их поляне. Непорядок!
Пришлось уйти с этого бизнеса. Но без работы Женя не сидел. Оказался трудоголиком. Сигизмундыч жаловался, что ещё и левачить начал, – чужих жмуриков за город вывозил. Из-за чего в купленном ему 140-м мерине стоял отвратительный запах катафалка.
Мусора на него только зубами щелкали. А низзя.
Женечка в машине играл с ними в детскую игру "я в домике".
А
слежку ставить без толку, – за рулем у него сидел гонщик с 20-летним стажем. Что, помноженное на 500 лошадиных сил, лишало ментовские таратайки всяких надежд на догнать негодяя. "Вести по шапке" попытались пару раз, да плюнули. Николай Николаич просто слал оперов в жопу с заявками на ноги за Жаном."Видит око, да зуб неймет" – вот так можно описать мусорские страдания по этому поводу.
Но сколько веревочке не виться…
93 год.
Революция.
Дружку Жени, бывшему тяжелоатлету Славе приспичило переезжать с хаты на хату. Очень вовремя. В Москве комендантский час, патрули, стрельба – похуй. Переезду это не помеха. В машину запихивается весь нехитрый бандитский скарб, на 50 кило состоящий из носильных вещей и на тонну – из его чемпионской штанги с блинами. Грузят штангу в багажник. 600 проседает, но едет.
Погнали.
В Останкино их тормозит Рязанский ОМОН, перегородивший "Уралами" улицу. ОМОН о Венской конвенции и краем уха не слыхивал, но сильно пьян и вельми напуган.
Плюс вооружен, туп и отморожен.
Омон начинает колотить по машине прикладами. Жан Батист сдуру приоткрывает окно, блеет о произволе и тут же получает стволом в зубы. Через минуту троица (водила, посол и тяжелоатлет) прислонены к машинам в позе "знак качества". Уже в изрядно помятом виде. Чрезвычайно и полномочно отпизженный посол не может выговорить слово "экстерриториальность" (шепелявость мешает: передние зубы он держит в ладошке) и получает берцем в промежность. Вспоминает родную Руанду или Сомали. Тоскует по Родине. Ему досталось больше всех, так как 1. Буржуй (см 600 мерс) и 2. черножопый. (см жопу Жана).
Идет повальный шмон. На удивление в машине ничего противозаконного, кроме пассажиров. Но криминальные рожи, увы, состава не представляют.
Наконец, гоблины добираются до багажника. Смотрят на тонну железа.
– Слышь, чертила (Славе), давай вытаскивай свои железяки!
– Командир, отвечаю, там нет ничего!
– Варежку закрой! Выволакивай железо!
– Не могу! У меня грыжа межпозвоночная!
– Я те ща!
– Тебе жмур нужен? Уверен, что отпишешься?
Мент не уверен. Один орал, что помощник депутата и корочками в рожу тыкал, пока по щам не получил, второй, чёрный, вообще послан кем-то с Хуюнги-Муюнги с неведомой целью. Плюс машина. Лучше не обострять до предела. Тем более повода не дают. Командует своим, и те, кряхтя и матерясь начинают погрузо-разгрузочные работы. Упарились, бедные.
На асфальте растёт куча блинов. Наконец всё. Тяжело дышащие мусора тупо смотрят в пустой багажник.
Действительно ничего.
– Я ж говорил, командир!
– Закройся! Ладно, свободны!
– А погрузить назад?
– А ху-ху не хо-хо?
Слава пожимает метровыми плечами и в две минуты закидывает железо назад. Менты разевают рты. Чудесное исцеление налицо.
Мерин отчаливает. но эта история сильно повлияла на Жана. Он понял, что в нашей непредсказуемой стране могут ушатать, не посмотрев на неприкосновенность. И потихоньку начал завязывать с нелегалом. Вошёл в какую-то коммерцию, разбогател и лет через 5 свалил в Европу.