Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 - 1916)

Палицын Федор Федорович

Шрифт:

Болховитинов – начальник штаба армии (Юденича), но сидит в Тифлисе и считается начальником штаба великого князя. Вольский по закону подчинен главнокомандующему, а на самом деле подчинен Юденичу. Орган снабжения армии, заменяющий собой этапно-хозяйственное отделение армии (Приказ Верховного главнокомандующего 1915 г. № 141), а он их не исполняет, и все обязанности переданы командирам корпусов. Чепуха полная и противоречие с ст. 449 Положения об устройстве войск в военное время.

О последствиях такого порядка на операцию не говорю. Для человека мало-мальски не предубежденного это ясно.

Великий князь это понимает, но хочет изменить это по-хорошему. Мои доводы его, по-видимому, не убеждают, а извилистые полученные доводы убеждают.

Передача моих доводов Болховитинову и Янушкевичу и выслушивание

их опровержения не в моем присутствии не одобряю. Не будь близких отношений к великому князю и моя долголетняя к нему привязанность, а существующие просто служебные отношения, я оставаться здесь не мог бы и должен был бы уйти.

Но у великого князя – другой путь, он их хочет убедить и чтобы они сами приступили бы к исправлению этого организационного безобразия. Но он ошибается. Янушкевич вообще ничего не может, а Болховитинов не хочет, ибо ему выгоднее держаться за Юденича, чем за опального великого князя. Но он ошибается – Юденич его в конце концов не поблагодарит, ибо не оставит у себя играющего двойную игру. И он будет прав. Вот это Болховитинов не видит. При больших способностях, громадной памяти и большой работоспособности, при отличном здоровье – Болховитинов, на мой взгляд, сбит с прямого пути. Юденич не забудет Болховитинову Сарыкамыша, когда он с Мышлаевским улепетывал 12-го из Сарыкамыша, а 14 из Меджингерта на Калышман. Испортил Мышлаевский хорошего офицера, каким всегда был Болховитинов. Болховитинов чувствует, что я изменил свои отношения к нему. Он, вероятно, объясняет это другим, но могу ли я идти человеку навстречу с открытым сердцем, когда он юлит, искажает действительность и служит своему начальнику не искренно. Угождая во всем великому князю, он служит другим интересам и в этом большая опасность. Может быть, мой приговор суров, но он не вытекает из нерасположения и недружелюбия. Наоборот, Болховитинов мой старый офицер. Я всеми силами его поддерживал; но его деятельность не полезна, с побуждениями, которых одобрить не могу.

3-го апреля

Вчера вечером с Янушкевичем имел продолжительную беседу по тому же тылу. Он заявил, что его взгляд на этот вопрос совпадает с моим в общем и в частностях, что он давно докладывал об этом великому князю и что его совесть, как выражается, чиста. С того времени, как Янушкевич в должности помощника наместника, по его рассказу, отношения к нему великого князя по тому, как было раньше, круто изменились и никакого доверия к нему не было. Может быть, Янушкевич преувеличивает, но фактически это так. Всем овладел Болховитинов. И пусть владеет, но лишь бы с пользой для дела и великого князя. Но этого-то и нет. Вообще во всех делах здесь, и по словам Янушкевича, Болховитинов центральная фигура, но с окрасом в сторону минуса. Я видел это с первого дня. Он нравится великому князю своею готовностью на все, не разбирая, полезно или неполезно этому самому великому князю, не говоря о деле. Но он умен и способен и может много работать. Но приемы у него Мышлаевского, у которого учился при графе Воронцове-Дашкове. Посмотрим, что будет. У великого князя в этом отношении все открыто, он знает, что перед ним и какого качества, и он может сам распоряжаться, никого не спрашивая.

Здесь я лишний. Мои заявления бесплодны. Ни предварительно, ни при решении меня не привлекают. Я узнаю о совершившемся как о post factum. Не претендую и претендовать не могу. Мое вмешательство было бы назойливо и неправильно, ибо по существу знаю только то, что дают.

После взятия Эрзерума меня 8-го февраля выслушали, но сделали по-своему; во время моей поездки организовалось Трапезундское предприятие, без связи с главными силами. С замыслом и исполнением я не согласен. Возможно, что обстановка противника мне плохо известна, а Юденичу и Болховитинову хорошо известна.

Но мои выводы, сделанные в феврале и марте, осуществляются довольно точно, хотя материал был плохой. Оценка материала разведки у них своя, а у меня своя.

Я считаю тыл армии не только устроенный, но совершенно расстроенный, и расстроенный ими, т. е. Юденичем и Болховитиновым, организовавшим его и теперь отстаивающим его. По этому вопросу я поднял энергичный поход письменно и словесно. Он мною закончен, и решение должно исходить от великого князя.

Но думаю, что будет компромисс или останется по-старому.

Меня это волнует и физически истощает. Теперь это закончено и моих заявлений не будет, ибо они бесполезны.

Когда шли операции и волнения в декабре, январе и феврале, был нужен. Теперь тихо, я не нужен. Но впереди большая гроза, и мы к ней по-должному не подготовлены ни в оперативном, ни в административном отношении. Не готовились так, как я это понимаю и считаю нужным, но готовились так, как они привыкли – спорадически, без внутренней связи с настоящими и ожидаемыми событиями. Вернее, готовятся, как умеют.

Но, на мой взгляд, это умение не вдумчивое, не планомерное, не соответственное с общим положением и эпизодическое.

Та к делается у нас везде. В мирное время люди не работали над этим, жили вопросами, а к делу вышли с пустым багажом. Я сужу строго, но я говорю то, что говорил до войны, во время войны и теперь. Из этого не следует, что я сделал бы лучше, но если бы пришлось, я вел бы дело иначе. Поэтому и положение наше представляется мне серьезным в будущем.

Может быть, наш враг еще в худшем положении. До сих пор так было, и мы успевали. Дай Бог, чтобы и в будущем так было.

Я рассчитываю, что серьезные события у нас разыграются или, вернее, начнут разыгрываться в мае. К этому времени я и думаю приехать, хотя не знаю зачем. Только, чтобы болеть сердцем; помочь будет трудно.

Счастье, что снабжение у нас богатое – сравнительно, и войска хороши, подготовленные прежними успехами. Мало у меня веры в Калитина и в де Витта {175} . Мало верю в тактическую подготовку, за болтливость (тактическую) и умение выбираться из трудных положений. При неустройстве тыла, отсутствии в нем правильной организации, все будет трудно и все опасно. И в этом, на мой взгляд, бесспорно, виноваты здешние порядки и деятели. Янушкевич мне говорил, что он указывал на это великий князь еще в сентябре.

175

де Витт Владимир Владимирович (1859 – после 1918), генералы от инфантерии (1917). С 17 февраля 1913 – генерал-лейтенант, начальник 39-й пехотной дивизии с которой вступил в войну; с 19 декабря 1915 – командир 4-го Кавказского армейского корпуса; с июня по октябрь 1917 – временно исполнял обязанности командующего Кавказской армии, позднее – руководил отступлением корпуса. С 1918 – участник Белого движения.

Я уеду, будет успешно, меня оставят, будет нехорошо, спешно вызовут. И что могу я помочь, что может человек там, где нет организации. Буду страдать вместе с другими.

5-го апреля, вечером

Трапезунд пал.

Удивительно и нежданно, к сегодняшнему числу турки его очистили, когда на левом нашем фланге пластуны «повисли» над шоссе у села Избери. Очень это хорошо сделано было, и столь важный пункт достался нам с малой кровью. Наше общее положение улучшилось.

Вися на фланге, мы обеспечены на нашем фронте. Будет странно, если турки допустят это и не попытаются выбить нас или, по крайней мере, изолировать от Чороха и Каликита. Пока наши силы у Трапезунда слабы, чтобы быть грозными туркам, да и ничего нет для наступления к югу. Часть турок отошла на Керазунд, а другая на Гюмаш-Кала. Кое-что из артиллерии осталось в Трапезунде. Турки уводят мусульманское население. Но неустройство тыла наших глав. сил, инертность в использовании очень больших средств нас погубит.

Действительного на фронте из-за тыла мы ничего сделать не можем. Ничего не делалось раньше, а как худо – виноваты дороги. В этом вопросе, на мой взгляд, кругом виноваты Юденич и Болховитинов, давшие тылу такое уродливое неустройство. А поставив во главе Керстича, по-видимому, неопытного в этом деле человека, они еще ухудшили его. Как выберутся, не знаю, но сделав подсчеты, вижу: транспортных средств много, а армия оперативной свободы не имеет, потому лишь вся работа покоится на транспортах без комбинации с магазинами, а кроме того, большая непродуктивность из-за общей неразберихи, своеволия и беспорядка.

Поделиться с друзьями: