Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Запрет на любовь
Шрифт:

— Так, Петросян, Джугели, — Матильда Германовна отмечает фамилии в приказе, задержав на мне обеспокоенный взор.

— Здравствуйте.

Останавливаюсь чуть в сторонке, у клумбы.

— Звоню Зайцевой, только её не хватает. Где мой телефон? Неужели на столе забыла? — цокает языком, повторно инспектируя содержимое своей сумки. — Стойте здесь, ребята, никуда не уходите. Сейчас вернусь, — наставляет строго перед тем, как исчезнуть в дверях.

«Отделалась царапиной на лбу»

«Ага. Жива-здорова, в

отличие от Абрамова»

«Нет, ну какая тварь!»

«Мозги ему сколько делала, а сама, считай, почти замужем была»

«С обоими крутила»

«Мне она сразу не понравилась. Мутная»

«Жаль пацана»

«И хватило ж наглости сюда припереться»

Вот такие реплики до меня доносятся. Да, произнесённые в пол голоса, но всё же так, чтобы я их обязательно услышала.

— Какого хрена ты сюда заявилась, крыса?

Передо мной агрессивно настроенный Ромасенко, и в глазах его столько ненависти, что становится не по себе.

— Чё молчишь, дрянь конченая? — за предплечье хватает, больно его сжимая.

— Отпусти.

— Не трогай её, Макс, — вступается за меня Горький.

— Собираешься защищать? Ты серьёзно? — нехотя разжимает пальцы и поворачивается к нему.

— Оставь её, сказал! — цедит Паша.

— А если нет, то чё? — бычится сын директрисы.

— Не нарывайся.

— Чего? — прищуривается. — Ты попутал?

— Немедленно прекратите! — кричит Полина.

Однако Ромасенко уже толкает друга, а Горький толкает его в ответ.

— Хватит, ополоумели на пару? Сейчас не время для разборок, — встаёт между ними Денис.

— Кого рядом с ней увижу, — показывая на меня, громко произносит Максим, — раскатаю. Я не шучу, мать вашу! — угрожает, сверкнув глазищами. — Не смейте ваще говорить с этой падлой… Не смотрите на неё даже. Не существует её для нас больше. Все услышали?

— Что там у вас происходит? — на крыльце появляется встревоженный классный руководитель.

— Всё в порядке, — успокаивает её Филатова. — Вы дозвонились Зайцевой?

— Да, — женщина, запыхавшись, спускается по ступенькам. — Можем выдвигаться. Женя проспала, приедет на такси прямо к ППЭ [32] .

— Ясно. Одиннадцатый «А», внимание! Парами проходим к автобусу! — командует староста.

Свободный хлопает Ромасенко по плечу.

— Пошли.

Максим сплёвывает в мою сторону и, ругнувшись, направляется к калитке следом за одноклассниками.

32

ППЭ — пункт проведения экзамена

— Выбираем себе место и не пересаживаемся. Я составляю список для ДПС. Котов, где белая рубашка? Что за голубой горошек?

— Филатова, не нуди с самого утра!

— Петросян, почему в чёрной футболке?

— Потому

что ЕГЭ по математике — это, блин, траур.

— Согласен.

— Дураки!

— Как ты себя чувствуешь? — обращается ко мне Матильда Германовна, замыкающая строй.

Молчу, опустив глаза, и, к счастью, диалог, который не задался, дальнейшего продолжения не имеет, поскольку с ней в беседу вступает водитель.

Захожу в автобус и знаете, пока иду в конец салона, вдруг чётко понимаю, что учебный год заканчивается ровно также, как начался.

Я снова для этих людей чужак.

И я опять персона нон-грата.

Человек, которому в открытую объявлен общеколлективный бойкот.

Правда, принципиальная разница в том, что сейчас у меня нет ни сил, ни права на борьбу.

Я ведь действительно всё это заслужила.

— Привет, Та-та — здоровается со мной Мозгалин, сидящий у окошка.

— Привет, — выдыхаю я, забиваясь в противоположный угол.

— Во время поездки не едим, не мусорим и не шумим. Всем необходимо пристегнуться.

Натягиваю потрёпанный ремень. Защёлкиваю.

— Германовна, вы прикалываетесь? Даже если водила — Шумахер, эта старая, фырчащая колымага максимум сорок кэмэ в час поедет.

— Я повторяю, пристёгиваемся! Иду проверять. Полиночка, ты всех записала? Мы никого не потеряли?

— Все на месте, — докладывает староста.

— Горький, мне тебя самой пристегнуть, что ли? Петросян, сел! Не трогаем форточки и не суём туда свои руки!

— Жарко.

— Вепренцева, это что такое? — возмущённо осведомляется учительница.

— Формулы.

— Я вижу! Почему они на твоих коленках? Немедленно всё стирай! Тебя с позором выгонят с экзамена.

— Ну, мы едем или как? — теряя терпение, интересуется водитель.

— Да. Едем.

До того, как трогаемся, чувствую, что соседнее место кто-то занимает.

— Расскажешь, что там было на самом деле? — слышу голос Илоны и открываю глаза.

Вебер, в отличии от остальных, смотрит на меня без злости и порицания. С сожалением.

— Лучше тебе отсесть.

— Никто не будет указывать мне, с кем общаться, а с кем нет, — чеканит она холодно, бросая взгляд на Ромасенко.

— К тому же, кому-кому, а нам не привыкать быть изгоями.

Филатова тоже нарушает правило, опускаясь на пустое сиденье, которое находится передо мной.

— Я не хочу ни с кем говорить.

— Тата…

— Ушли обе! — гоню их от себя в грубой форме.

Илона принимает мои слова молча. Филатова перестаёт улыбаться. В глазах в ту же секунду появляются слёзы обиды.

Расскажешь, что там было на самом деле?

Нет.

Даже им.

Не могу.

Отворачиваюсь к окну. Прислоняюсь лбом к стеклу и прикрываю веки.

*********

Монотонно тикают часы.

Идёт третий час экзамена.

В аудитории очень душно, несмотря на то, что все окна распахнуты настежь.

Поднимаю руку.

— Можно выйти попить воды? — обращаюсь к тучной женщине, обмахивающейся веером.

— Подождите. У нас молодой человек ещё не вернулся.

Поделиться с друзьями: