Запрет на любовь
Шрифт:
Дико больно вдруг за отца становится.
Хочется изорвать эти кадры, но я не имею на это права, поэтому просто со злостью запихиваю снимки обратно.
Чуть успокоившись, пододвигаю ближе к себе изысканный свадебный фотоальбом. Открываю и восторженно замираю, жадно рассматривая самую первую фотографию.
Какие же они тут невероятные!
На снимке молодые стоят на фоне махровых, зелёных гор и одеты они в нашу национальную грузинскую одежду.
Отец в чоху [16] .
16
Чоха —
Белая рубашка. Богато украшенный плащ с атласным подбоем, поясное украшение, кинжал, брюки и сапоги из кожи.
Мать, как подобает настоящей грузинской невесте, обряжена, согласно установленным традициям, в красивый двухсоставной наряд.
Нижняя деталь этого свадебного наряда представляет собой рубашку с воротом, которая является символом скромности и непорочности невесты. Поверх рубахи красивое, расшитое золотыми нитями платье белого цвета, длинные, разрезные рукава которого спадают вниз.
На голове невесты традиционный головной убор, совмещённый с фатой. Волосы заплетены в косу. На шее ожерелье. Взгляд направлен вниз.
Не могу удержаться, будучи под большим впечатлением от увиденного, беру телефон. Фоткаю и зачем-то сохраняю этот снимок в галерею.
Листаю дальше.
Несколько разворотов посвящены всё той же фотосессии в национальных нарядах, где ярко отражены традиции грузинской свадьбы.
Улыбку вызывает кадр, на котором красавец-папа танцует.
Хорош!
С середины альбома появляются фотки, сделанные явно в Красоморске.
Здесь уже всё по-другому. Мама одета в пышное белое платье с корсетом. Отец — в дорогой, строгий костюм с галстуком. Гости, преимущественно на грузин не похожи.
Наконец, попадается совместный снимок родителей невесты и жениха.
На лице бабушки Этери самая настоящая скорбь, да и мать моя как-то совсем не кажется в этот знаменательный день счастливой.
Юная, очаровательная, хрупкая, невероятно красивая невеста на всех кадрах выглядит одинаково печальной и подавленной, а уж на снимке, где под руку к жениху её ведёт дед, замечаю в глазах и вовсе слёзы.
«Она не хотела выходить замуж»
Вспоминаются слова бабушки.
Вздохнув, вытаскиваю диск, вставленный в специальный кармашек переплёта. Покручиваю его в нерешительности пальцами.
С одной стороны, очень хочу увидеть свадьбу своих молодых родителей. С другой, испытываю странное и крайне тревожное чувство: я будто бы чего-то неосознанно боюсь…
От размышлений, стоит или не стоит смотреть запись прямо сейчас, отвлекает какой-то шорох, доносящийся снаружи.
Опять соседские коты?
Возвращаю диск на место и захлопываю фотоальбом.
Снова что-то слышу.
Нахмурившись, поднимаюсь с постели и подхожу к приоткрытой балконной двери.
В то же самое время из темноты неожиданно появляется человек и я, тихо вскрикнув от испуга, прижимаю ладонь ко рту.
Тук-тук-тук.
Сердце
остервенело стучит под рёбрами.— Охренеть, Джугели, как тебя сложно найти в этом грёбаном замке, — произносит Абрамов, бесцеремонно вторгаясь в мою спальню.
— Ты что здесь делаешь? — растерянно моргая, смотрю на Кучерявого и букет нежно-розовых тюльпанов, который он держит в левой руке.
Глава 28
Марсель
Джугели смотрит на меня вот точно также, как смотрела в первую нашу встречу, когда я поймал её в лесу. Сперва абсолютно растерянно, потом уже зло.
— Навестить пришёл, — поясняю цель своего визита, а заодно оцениваю беглым взглядом состояние девчонки.
Выглядит хорошо. Очень даже.
Не накрашена. Чистая кожа. Естественный румянец. Волосы распущены и спадают вниз по плечам мягкими волнами.
Она сегодня без этой своей опции «полный парад» по-особенному красивая.
А пижама-то какая! У-у-у… Закачаешься!
Тонкий шёлковый топ на бретелях. Короткие шортики, во всей красе демонстрирующие длинные, стройные ножки.
Звездец мне. Сегодня ночью точно не усну.
— Чё, как ты? — внаглую её разглядываю. Почти не моргаю. Запоминаю, отпечатывая образ девчонки на сетчатке.
— Нормальные люди через дверь заходят, — недовольно ворчит, сдёрнув со стула серебристый шёлковый халат.
— В нормальных семьях через эти самые двери в дом впускают, — пожёвывая жвачку, наблюдаю за тем, как она, чёрт возьми, одевается.
— Что это значит? — хмурит брови, завязывая пояс.
— Меня развернули на вашем КПП.
— И ты не придумал ничего лучше, чем перелезть через забор?
Самодовольно ухмыляюсь.
Это было реально сложно. Помог Ромасенко, отвлёкший охрану своей дебильной выходкой, и дерево, удачно растущее вдоль стены. Высоченной, мать её, стены, ограждающей особняк бывшего губера от простых смертных.
— Мне надо было тебя увидеть.
Цена? Содрал бочину до мяса. Чуть не поломал хребет и копыта. Всего-то.
— Увидел? — интересуется сердито.
— А ты «гостеприимная», — усмехнувшись, вкладываю ей в руки многострадальные тюльпаны и вытираю вспотевшие ладони о шорты.
Думал, букет рассыпется на фиг и не выдержит полёта на балкон, но нет, по итогу, он остался целым и смотрится вполне себе сносно.
— Симпатично у тебя тут, — изучаю принцесскину спальню.
Пастельные тона. Высокая кровать с балдахином. Абажуры. Лепнина на стенах. Картины. На одной из которых изображена известная мне балерина.
Что-то подобное я и представлял.
— Цветы зачем принёс? — осведомляется она холодно.
— Не с пустыми же руками идти тебя проведывать, — бросаю в ответ без эмоций.
А что? По-моему, нормальное объяснение. Опустим сопливое признание о том, что впервые захотелось подарить девушке цветы.
Сёстры и мать ваще не в счёт. Это всё-таки другое.