Зарубежный детектив 1979

Выходя из юрты, Балдан бросил взгляд на хамбу. Его лицо уже не выражало ни испуга, ни неприязни. Перед жертвенником на невысоком помосте сидел, скрестив ноги, в величественной по­зе благообразный лама. Его желтые руки с тонкими, изящными пальцами перебирали четки, немигающий взгляд был устремлен куда-то вдаль. В отблеске лучей заходящего солнца, упавших через тоно 1 на желтый шелк одежды, хамба-лама был похож на бронзового бурхана, стоявшего у него на жертвеннике рядом с лампадой.

15

Новый халхасский хан Дамдин-Очир по пути к японскому раз­ведывательному управлению остановился возле рынка, удивлен­но разглядывая огромную разношерстную толпу спекулянтов, пе­рекупщиков, торговцев наркотиками, бродяг, шныряющих в по­исках куска хлеба. И вдруг посреди этой серой массы он увидел открытую карету, на заднем сиденье которой сидела удивитель­ной красоты молодая женщина, приковавшая к себе все взоры.

Когда карета поравнялась с ним, показалось, что женщина улыб­нулась и подмигнула ему. Дамдин-Очир на мгновение растерял­ся, но все же с искренним восхищением проводил взглядом ка­рету. Приставленный к Дамдин-Очиру японской разведкой тело­хранитель проследил за взглядами монгольского ламы, улыб­нулся.

– С такой красоткой не соскучишься. Но есть и получше красавицы. Не желаете ли поразвлечься в ожидании приезда гос­подина Инокузи? Он все равно не сможет принять вас раньше полудня.

– Как это поразвлечься? — с недоумением спросил Дамдин-Очир.

– Не желаете ли зайти в один фешенебельный публичный дом, здесь поблизости? Девочки там — просто прелесть, на лю­бой вкус. Можно выбрать, там и альбом есть... О, этот альбом можно смотреть часами... А если захотите, сможете увидеть кое-что и получше, — японец захохотал.

Дамдин-Очир почувствовал стыд от унизительного предложе­ния и непочтительного обращения молодого японца.

— Разве я за этим приехал сюда?

– Простите великодушно, не хотел вас обидеть. Мне велели развлечь вас и показать увеселительные места. Как-никак, мы с вами связаны с разведкой, и будет нелишним, если узнаем что-нибудь новенькое. — Японец опять захихикал.

– Я всегда предпочитал узнавать что-нибудь дельное, — зло отрезал лама.

– Разведчику до всего должно быть дело — так считают у нас.

– И до публичных домов тоже?

– Конечно!

Дамдин-Очиру этот разговор был крайне неприятен и неже­лателен. Японец, приставленный к нему телохранителем, прекрас­но обслуживал, исполняя любое желание ламы и стараясь пред­угадать каждое его движение. Но развязные манеры и нагловатый тон, с ехидцей прищуренные глаза, в фальшивой улыбке растя­нутые губы страшно унижали гордость Дамдин-Очира.

«Меня возвысил святой Банчин-богд, вознеся на пре­стол халхасского хана. А этот проходимец осмеливается нагло со мной разговаривать и даже предлагает в публичном доме спать с китаянками и японками. Какой срам! Ни один даже са­мый отсталый и невежественный арат в моей стране никогда не унизит иностранца, кем бы он ни был». Дамдин-Очир отвернулся от японца, заложил руки за спину и зашагал в противополож­ную сторопу. Японец догнал его и, взяв под руку, сказал:

– Прошу вас, не сердитесь. Право же, вы ведете себя как ребенок. К тому же вы слишком высокомерны.

– Оставьте эти слова для вашего господина, который вам платит!

— Не гневайтесь, ваше величество. Вы многого не знаете о здешнем образе жизни. Я от чистого сердца хотел показать вам то, что скрыто от постороннего глаза. Публичные дома, опиумо-курильни и салоны азартных игр — здесь явление совершенно обычное, они имеются на каждой улице, и пет ничего обидного в том, что я предложил вам посетить одно из этих заведений. До­сточтимый каноник, у нас в Стране восходящего солнца муж-чипа, кто бы он ни был, всегда выше неба, а женщина, какой бы красавицей ни была, всегда ниже земли. Как бы поздно ни вернулся домой муж, жена не может лечь спать до его прихода, она снимет с пего пыльные ботинки и вымоет его грязные ноги.

– Вы это знаете?

— Нет. И знать пе желаю. В моей стране другие обычаи.

— У нас еще есть время. Давайте заглянем в один уютный китайский ресторанчик. Здесь рядом, через дорогу, — японец указал рукой.

Они вошли в просторную чистую залу, убранную в китайском стиле, и сели за столик у окпа.

— А что там, за занавесями? — поинтересовался лама.

— Там отдельные кабинеты, где курят гашиш и обедают с красивыми женщинами. У вас в Халхасии, я понимаю, наверное, и время провести негде, пе так ли?

— Да будет вам известно, молодой человек, что у нас в Хал-ха-Мопголии почитают старость и благоговеют перед духовны­ми лицами, которые свято блюдут обет, обращая все свои помыс­лы на благодеяния и защиту ближнего.

В зеркало Дамдин-Очир увидел, как за его спиной зашевели­лась портьера, высунулась и тотчас же убралась обратно голова китайца, а через несколько минут из-за нее вышел другой кита­ец, в очках, и направился к их столику. Отвесив низкий поклон, в высокопарных и замысловатых выражениях он спросил о самочувствии каноника из Монголии и пожелал ему здоровья на долгие лета. Изумлепный Дамдин-Очир не успел и рта раскрыть, чтобы воздать благодарение бурхану за бдагопожолання, кото­рые он не ожидал здесь услышать, как китаец удивил его еще больше.

– Высокородный господип, мне кажется, что я видел вас раньше, но не могу припомнить точно, где именно. Не случа­лось ли вам бывать когда-либо в монастыре Сзятого Лузана?

– В монастыре Святого Лузана?! Да я же родился в этих краях!

Китаец сел за столик напротив Дамдин-Очира.

— Как обстоит дело с возведением субургана? — довери­тельным тоном спросил он, перегнувшись через стол. — Когда конец?

Удивлению монгольского каноника этой осведомленностью незнакомого китайца не было предела.

— Дело в полном разгаре. Я полагаю, осенью при большом скоплении народа мы устроим церемонию обряда освящения места, где будет возведен милостью бурхана всесильный субур­ган... А вы кто такой будете? Я вас что-то не припомню!

— Несколько лет назад я работал в тех краях и перед отъ­ездом на всякий случай оставил свой портрет у хамбы Содова. Возможно, я еще вернусь туда... Узнает ли меня хамба-лама? Или уже забыл? Столько лет прошло!

— Не думаю, чтобы хамба Содов мог забыть... У него цепкая память. А ваше фото, возможно даже, хранится у меня. Хамба давал мне чей-то портрет, но это было давно.