Защити меня от… себя!

Надеяться на доброту Наташи глупо. В ней, несмотря на то, что она нежна и ласкова, чувствуется стержень.

Не всегда понимал, почему она уступает отцу, но, думаю, он слишком строго её воспитывал. Вот она и привыкла к подчинению.

Спрашивал у неё, почему так, но она из раза в раз напоминала мне наши договорённости: не лезть друг другу в душу!

Беру волю в кулак и звоню в дверь. Не открывает.

Знаю, что она дома. Чувствую.

Принимаю решение ждать в подъезде дальше. Не знаю, откроет ли, но продолжаю сидеть.

Через час слышу, как поворачивается ключ в замке, и вижу свою женщину. Она, заметив меня, теряется, хочет закрыть дверь, но я не даю.

Вижу, течёт слеза по лицу, она, скорее всего, боится меня.

— Наташа, позволь объясниться. Я не причиню вреда, клянусь тебе.

Она не слушает, снова пытается закрыть перед моим носом дверь.

— Я всё равно не уйду, пока мы не поговорим!

Отступает и соглашается войти в квартиру.

Уходит вглубь комнаты, следую за ней.

— Прости меня, — начинаю с главного, даже не здороваясь. — Я знаю, все мои аргументы сейчас бессмысленны, но ты всё-таки выслушай.

Наташа стоит у окна, не поворачивается ко мне, но уверен, она слышит.

— Смогу ли оправдаться перед тобой. Вряд ли… Но хотя бы попытаюсь. Надо было раньше душу обнажать, но я струсил. А теперь вот при таких обстоятельствах готов к своему позору. Откладывал его как мог. Каждый ли признается в таком…

Не знаю, куда деть себя. Сесть или продолжать стоять, пока буду обнажать свою душу.

— Я был довольно молод, когда меня предала любимая женщина. Она врала сильно и много. Это я позже, конечно, узнал, не сразу. Знаешь, что самое дерьмо? Самое дерьмо, что я долгое время был верным и примерным в своей любви, оставаясь слепым, безоговорочно веря своей женщине, продолжая любить её, когда она на самом деле этого не заслуживала. Эта ситуация, которая случилась со мной, — хожу вокруг да около, не говоря всей правды, — она… привела меня к тому, что я ненавижу ложь. Даже если она во благо! Я, Наташ, превратился в параноика в отношении лжи. Ты не представляешь, как ломало меня, когда я застал жену с другим мужиком…

Замолкаю. Застываю. Словно снова прохожу это во второй раз. Говорить трудно, в горле ком, но надо продолжать. Я же обещал рассказать всё.

— Тяжело, словами не передать. Она, как оказалось, даже рожать от меня не захотела. Насколько я никчёмный, видимо, оказался муж и человек. Не знаю, чем уж я так ей не угодил. С того времени полностью поменял свои приоритеты в жизни и взглянул на отношения с женщинами по-другому: никаких привязанностей. И мне стало легче, скажу честно. Решил, что так проще жить. Нет привязанности — нет предательства.

Она по-прежнему молчит, никак не реагирует на мои такие страшные откровения. Хотя может, для меня они страшные, а ей плевать…

— Но всё это до встречи с тобой. Когда я встретил тебя, сначала просто увлёкся, а потом понял, что ты другая. Мне ведь на самом деле не просто было взять и поверить, что настоящие и искренние отношения возможны. С тобой поймал себя на мысли, что надоело быть одиночкой. Решил дать себе самому ещё один же шанс. Да, не скрываю, изначально хотел с тобой только переспать, но потом это перешло в иное чувство. Ты стала казаться мне уникальной, лучшей. А когда пришёл твой отец, и наговорил кучу всего, снесло башку от злости и разочарования. Эта ваша переписка… она как доказательство обмана и того, что снова что-то делалось за моей спиной. Опять воспоминания про ложь и предательство долбанули, но это, конечно, меня ни в коей мере перед тобой не оправдывает.

Всё, вроде сказал всё, больше и добавить-то нечего…

— Наташа, не молчи. Назови меня уродом, ублюдком, кем угодно. Но только не молчи.

Жду её реакции…

— Наташа… — но, она продолжает молчать. Даже лицо своё ко мне не поворачивает.

Хочу подойти к ней, но она отходит в сторону и охватывает себя руками, словно хочет защититься.

— Наташа… Я не обижу тебя больше никогда. Обещаю. Знаю, ты не веришь, и нет прощения такому поступку. Я люблю тебя, слышишь? Скажи что — нибудь!

— Хорошо, — кивает, соглашается на разговор. — Ты начала говорить правду, тогда и я тебе скажу. Только моя короче будет. Три предложения, коротких, но таких понятных: я тебя не люблю. Не приезжай ко мне больше. Забудь меня.

Ну вот и всё. На мою тираду — откровение три предложения, убивающие всякую надежду на будущее.

— Я понимаю твоё желание, но не могу. Хочу исправить то, что натворил.

— Такое разве можно исправить? — смахивает слезу.

А я смотрю на то, как она плачет, и сам себя убить хочу.

Я обидел ту, кто заслуживает самого большого счастья на этой грешной земле.

— Прошу, поговори со мной, — продолжаю настаивать, только шансы на разговоры теперь, видимо, остались в прошлом.

Глава 32

НАТАША

— Прошу, поговори со мной, — настаивает, и я сдаюсь.

Но не потому, что я слаба и хочу его простить, а потому что теперь, действительно пришло время правды с двух сторон. Жаль, не раньше.

Пусть узнает и мою историю. Возможно, поймёт, что его страдания не самые страшные. В этой жизни всё познаётся в сравнении.

А я сейчас представлю ему возможность сравнить свою с моей.

— Ну что же… значит пришло время откровений, которого я так хотела, а ты избегал. Ты ноешь мне, как тебе было плохо, не допуская, что у каждого из нас своя беда… Страдалец! Выросший в сытой жизни и прекрасной семье. У меня не было ничего. Ничего! Знаешь смысл этого слова? Посмотри вокруг.

Наташа показывает глазами обстановку, но руки по-прежнему скрещены на груди, она также закрыта.

— Эта квартира — единственное, что есть у меня. Иногда удивляюсь, как отец мне позволил жить отдельно. Он же может тоже лишить меня и этого в любой момент. На улице останусь, как бомж. Когда умерла мама, и принимали с ним наследство, я не решилась настоять на том, чтобы квартира осталась мне. Он всегда знал, что я боялась его кулаков, поэтому, когда пришло время документы оформлять, нотариус даже на дом приехал. А отец перед этим избил меня, так что я на заднице сидеть не могла. Как только представилась возможность, съехала от него. Нет, неверное слово употребила. Я не съехала, я сбежала! Счастлива была, что разрешил.

Конечно, мне не хочется всего этого вспоминать, но я продолжаю. Слёзы просятся наружу, но я не позволяю себе плакать.

На Влада не смотрю, не неинтересно, как он будет реагировать на мои признания.

— Мы были среднестатистической семьёй, он был обычным мужиком. По крайней мере, не помню ничего критичного в его поведении до определённого времени. Всё изменилось, когда он стал хорошо зарабатывать. Отец ходил королём, что мог позволить себе многое. Мама зарабатывала значительно меньше, и он стал упрекать её, что он один по сути содержит семью.