Застава, к бою!

— И не думаю, — сказал я. — Вот, скажем, рядовой Алейников…

Я кивнул на Стаса.

— Он в бою лично уничтожил не меньше семи душманов. Это только тех, что видел я. А сколько там по-настоящему было, я и не считал.

Я хитровато глянул на Алейникова, которого, казалось, майор поначалу и не заметил. Тем не менее сейчас майор тоже заинтересованно глянул и на него. Смерил смутившегося Стаса взглядом.

— Алейников, говоришь?

— Так точно, товарищ майор, — зачем-то ответил ему немного удивленный Стас.

— Молодец, Алейников, — кивнул белоголовый.

— У нас сегодня на Шамабаде много отличившихся, — продолжил я, — парни выдержали немало. Рукопашную выдержали. Что тут еще говорить?

— Знаешь, Селихов, — вздохнул майор, — вот слушаю я тебя, и мне с каждым словом за себя все стыднее становится. Стыднее, что мы вовремя не поспели. Шли быстро, как могли, но вязли постоянно. Дороги в ущелье размыло. Распутица. Продвигались, как черепахи. Хотя и делали что могли. Спешили.

— Ну, летать БТРы пока что не научились, — улыбнулся я.

— И то верно, — майор вздохнул. Потом усмехнулся, показав золотую коронку на зубах — Да и какие полеты? Ночь, дождь. Погода не летная. В общем, ладно. Я чего хотел тебе сказать…

Майор прочистил горло.

— Звать меня Гринем Андреем Санычем. Будем, кстати, знакомы.

— Будем, товарищ майор. Меня Сашей.

Он не ответил, но кивнул. Потом продолжил свою мысль:

— В общем, чего я хотел-то? У нас в мангруппе служба суровая. Сложная. Нам нужны парни типа тебя, крепкие и умелые. О тебе я давно слыхал. Начотряда тебя даже упоминал. Отмечал отдельно, как умелого, несмотря на возраст, бойца. На так вот. Не хочешь ко мне пойти? Я тебя в моей мангруппе с радостью приму, стоит только тебе рапорт подать. Получишь звание сержанта и отделение стрелков под свое руководство. Опыт в таком деле у тебя уже имеется. Да и в принципе ты себя проявил отлично. А у лейтенанта первой заставы Моржина как раз сейчас проблемы с младшим командирским составом. Некомплект. Нам бы такой боец, как ты, очень пригодился.

Предложение майора не сказать, что застало меня врасплох, скорее несколько удивило. По обескураженному взгляду Алейникова, я понял, что удивило оно не только меня.

Ну что тут можно сказать? Афганская война только набирала свои обороты. В ближайшие несколько лет на долю Советской армии выпадет немало тяжелых испытаний.

И если говорить о пограничниках, именно мотоманевренные и десантно-штурмовые группы станут вытягивать на своих плечах большую часть бремени, что наложит на ПВ КГБ СССР эта война.

Именно они в скором времени пойдут «За речку» и бок о бок со сводными отрядами, а потом и, потеснив их, станут выполнять нелегкую задачу по охране Государственной Границы. Станут охранять ее уже не на рубежах нашей Родины, но на чужой, вражеской земле.

Считал ли я, что могу принести немало пользы в мангруппе? Определенно да. Считал. Но… Имею ли я право оставить мою заставу сейчас? В такой сложный для моих товарищей период, когда только прошлой ночью отгремели над Шамабадом последние выстрелы? Нет. Так я не мог. Слишком рано.

Как любила повторять нам с Сашкой мама: «Любишь кататься, люби и саночки возить». Это, можно сказать, была главная ее поговорка, которую использовала она и к месту, и не к месту. Вот и сейчас, на саночках я покатался. Предотвратил печальный конец Шамабада то есть. Теперь пришло время и повозить саночки. Помочь парням возобновить штатную работу заставы. А дел тут будет о-го-го.

Это еще не говоря о том, что у нас с Шариповым была договоренность. Когда-нибудь особист придет и попросит у нас какой-то помощи. И что тогда? Таран останется расхлебывать все один? Нет. Мои принципы бы не позволили мне бросить товарищей в такой сложной ситуации.

— Ну? — Хмыкнул майор Гринь и уставился мне прямо в глаза. — Чего ты молчишь, Саша? Чего задумался?

* * *

Рюмшин, матерясь изо всех сил, хлопнул крышкой капота УАЗика. Пробираясь по перепаханным колхозными самосвалами и гужевыми повозками раскисшей дороге, прошел к обочине.

Шарипов, стоявший там вместе с Аминой и афганцем Фазиром, вздохнул. Уставился на заглохшую машину. Потом на дорогу, которая под дождями превратилась в жуткое грязевое месиво с глубокими колеями, заполненными водой.

— Какой черт нам эту рухлядь подставил? — Пробурчал Рюмшин и добавил матом.

Заметив, что Амина смутилась, Шарипов недовольно бросил:

— Не выражайся при ребенке.

— Да ситуация такая, что без выражений ну никак не обойтись! — Развел Рюмшин руками, — что, не могли нормальную машину дать?! Приписали какую-то рухлядь страшную!

— Машина пограничная, заставская, — спокойно сказал Шарипов, — служила долго на Границе. Видать, дергали ее на холодную. Вот двигатель и застучал.

— Застучал… — Рюмшин недовольно сплюнул. — Тоже мне… Так. Ладно. Сколько там до ближайшего кишлака?

— Километра четыре, — прикинул Шарипов, — пойдем пешими. Оттуда позвоним в отряд. Нас заберут.

— Всю ночь по этой грязюке пробирались! У меня все брюки мокрые насквозь! — Не унимался Рюмшин.

Особист показал Шарипову свои сапоги и брюки, покрытые коркой сырой грязи.

Дорога с Границы далась им тяжело. Ливень, ночь. Видимость отвратительная.

Не раз и не два они топли в этой грязи, и почти намертво застревали на дороге. Не раз и не два Рюмшин или Шарипов, поочередно с ним, становились за карму УАЗика вместе с афганцем Фазиром, чтобы попытаться вытолкать машину и отправиться дальше. И выталкивали. Выталкивали, пока многострадальный УАЗик просто не стукнул движком и не умер с концами.

— Не умеешь ты быть оптимистом, товарищ Рюмшин, — сказал Шарипов кисловато. — Дождь, вон, закончился. Хотя бы сверху не намочит.

— Мне уже, везде где надо все намочило! — Рюмшин бесстыдно указал себе на промежность.

Молчаливая Амина спрятала свой смущенный взгляд.

— Ну я ж просил тебя не выражаться, — насупился Шарипов. — Не все так плохо.

— Ай… — Рюмшин отмахнулся, — тоже мне, оптимист нашелся.

— В конце концов, всех своих целей мы добились, — сказал Шарипов, — девушку вытащили. Информатора тоже. Дойдем теперь спокойненько до кишлака. Там почта есть. Позвонить сможем.

— Вот у меня настрой совершенно небоевой, Хаким, — кисло пробурчал особист, — а, напротив, очень даже раздражительный. Грязь эта… Машине каюк, да еще и на гранате чуть было ночью не подорвался!

— Ну не подорвался же, — ухмыльнувшись, глянул на Рюмшина Шарипов. — Селихов тебя вытащил.

— Да еще и Селихов вытащил! Мальчишка какой-то! Я чуть в штаны не навалил от страха, а Селихов, как каменный был! Даже не вспотел!

Только на этот раз Рюмшин вдруг осекся, глянув на девушку, и кисло сказал: