Застава, к бою!

Майор снова тяжело вздохнул, принялся о чем-то разговаривать с Пуганьковым. Потом вместе они торопливо пошли во двор заставы. Следом быстро побежали несколько санитаров, которые приехали на броне с подкреплением из отряда.

— М-д-а-а-а-а… — Протянул Алейников, поправляя фуражку, — поменьше б мне таких ночек на моем веку…

Только что закончив конвоировать пленных духов к одному из БТР мы вернулись во двор заставы, чтобы приступить к другой работе. Однако Алейников задержался под навесом, где обычно стояла Шишига. Достал сигарету.

Шамабад, конечно, потрепало. Тут и там на территории заставы зияли в земле воронки от мин. Здание самой заставы было испещрено пулями и осколками. Под ее стенами валялась размокшие от дождя куски штукатурки. Это еще не говоря о разрушенной конюшне и заборе.

Уверен, стоило присмотреться повнимательнее, как на глаза попадется еще многое, что предстояло нам исправить своими силами.

— Скоро дембель, — улыбнулся я Стасу, — уйдешь на гражданку.

— Дембель… Скажешь тоже…

— А что? Передумал? — Хитровато глянул я на Стаса. — Все же решил на сверхсрочную?

Алейников закурил, уселся на лавку, под навесом в чьем шифере зияли дыры после боя.

— Дурак я, наверное, — сказал он.

— Это почему ж?

Алейников хмыкнул.

— Нормальный человек, если такое, как сегодня было, переживет, — начал Стас, посерьезнев, — захочет бежать от всей этой войны куда подальше. Скрыться от нее скорее, чтобы пули над головой не свистели… Что б душманы убить не грозились. Домой… К мамке с папкой. Туда, где безопасно.

— А тебе что мешает?

Алейников вздохнул. Глянул на меня.

— Не знаю я, что мне делать дальше, Саша. В колхоз, что ли? Я ж в школе был ни туда ни сюда. Первый раздолбай на деревне… Мне батька всегда говорил, что ничего кроме как языком молоть, я и не умею…

Стас затянулся, выдохнул густой сигаретный дым. Глянул на меня.

— А, выходит, умею. Неплохо врага бить умею.

— Эт точно, — улыбнулся я. — Уж не раз мы с тобой попадали в переделки. Не подводил.

— Сам этому удивляюсь, — горьковато усмехнулся Алейников. — Каждый раз, когда в бой иду… И не страшно выходит. А как после… то аж поджилки трясутся. Вроде бы и страшно, что убить могли… А вроде бы и радостно, что не убили. Эх…

Я обернулся, услышав какое-то копошение и голоса за спиной. Увидел, как через двор, поднырнув Тарану под руки, бойцы ведут раненного старшего лейтенанта куда-то к воротам.

— Его что, повезут в отряд? — Удивился Алейников. — Он жеж не доедет. Сколько они к нам сюда ехали? Я аж со счету времени сбился!

Вопросы наши развеяли далекие хлопки, эхом разносящиеся по небу. Это вертолет МИ-8 спешил к Шамабаду, чтобы забрать раненного начзаставы.

— На вертолете полетит, — сказал я.

Алейников поджал губы.

— Не поеду я никуда, — сказал он вдруг.

Я вопросительно глянул на Стаса.

— Не поеду. Останусь на сверхсрочную. Мало ли я, что ли, пота, крови за Шамабад пролил? И просто так уходить? — Он погрустнел, — после сегодняшней ночи, сильней мне стало казаться, что я ни для какого дела, кроме военного не гожусь. Что тут мое место.

— Поживешь — увидишь, — улыбнулся я.

— Главное, что б тут не помереть, — серьезно проговорил Стас и вдруг повеселел. — Ну ничего! Я — везучий черт!

— Селихов! — Окликнули меня со спины.

Я обернулся.

К нам шел седой майор, приехавший из отряда.

— Младший сержант Селихов!

Алейников тут же вытянулся по струнке.

— Я! — Отозвался я, встав «смирно».

Глава 25

Майор, вопреки моим ожиданиям, не стал подзывать меня к себе. Вместо этого он приблизился сам.

Оказался он ниже меня на полголовы. Хоть и невысокий, он тем не менее мог похвастаться широким торсом и крепкими руками, что говорило об отличной физической форме.

Его лицо его, хотя в нем и угадывался возраст, казалось очень гладким. Не единой морщинки. Только едва заметные шрамы на лбу от, должно быть, перенесенной в детстве оспы, говорили о том, что это все же живое лицо, а не безэмоциональная маска.

Майор снял фуражку и обнажил седые короткостриженые волосы.

— Значит, ты у нас Саша Селихов, — начал он холодновато, — слышал о тебе. Слышал о твоих заслугах. Еще даже первого года службы не минуло, а уже младший сержант.

С этими словами он очень оценивающе уставился на меня. Взгляд его маленьких, глубоко посаженных глаз был внимательным и я бы даже сказал, требовательным. Во взгляде этом сложно было распознать какие-либо эмоции, которые я, как правило, легко считывал и анализировал, если речь шла о любом другом человеке.

— Да только представлял тебя себе немного по-другому, — продолжил он. — Почему-то думал, что ты будешь смотреться постарше. Покрупнее, что ли.

— Уже не в первый раз такое слышу, — сказал я ровным тоном, — товарищ майор.

Майор поджал очень тонкие и почему-то бледные губы. А потом, внезапно, протянул мне свою широкую ладонь.

— Пуганьков доложил мне, — сказал он, — сказал, что ты ему помог с руководством обороной в его первом бою. Что не дал духам прорвать защиту заставы. Взял на себя командование отделением, когда командира контузило. Признаться, я восхищен этим, Саша.

Майор усмехнулся, когда я пожал ему руку. Продолжил:

— Ни раз не видел, что б боец первого года службы работал вот прям так. Как профессионал. Это ж откуда ты такой взялся? На моем веку, как не молодой солдат, так обязательно набедокурит.

— Нам бедокурить нельзя, — ухмыльнулся я в ответ, — мы тут Границу защищаем.

— Эх… взять бы такое твое понимание, да переложить в головы другим солдатикам… И все ж, как ты это так умудрился?

— Немножко удачи и смелости, товарищ майор.

— М-да-а-а-а-а… — Протянул он, — Тут не немножко, я б сказал. Ну да ладно. Я человек простой. После армии работал мотористом. Вот и думаю, что если уж работает, то нечего в рабочую схему нос пихать. И раз у тебя все так ладно получается, то делай, как получается. Одно мне жаль — что у нас не все такие Селиховы. Я б даже сказал, очень уж их «Селиховых» мало.

— В одиночку я Шамабад бы не отбил, — возразил я, — мы все сегодня сработали в едином кулаке. Оттого и удержались.

— Скромничаешь? — Ухмыльнулся майор.