Затерянные во времени

Шеннон снова погладила его лицо.

— У меня есть лосьон. Он защитит твою кожу от ожога.

— Что бы ты ни говорила, Шеннон, — пробормотал Джон, уткнувшись лицом ей в волосы, — я рад, что ты заставила меня побриться. Из-за этой чертовой бороды я не мог почувствовать, какие у тебя мягкие, нежные волосы.

— Нам пора идти, Джон. Ты говорил, что до деревни идти четыре часа.

— Пора, — он позволил ей слезть с его колен. — Ты готова?

— Сначала я хочу заплести косы.

В глазах Джона промелькнула печаль.

— Хочешь быть похожей на жителей деревни?

— Мне все равно, понравлюсь я им или нет. Я хочу, чтобы они поняли, я — не сумасшедшая, — Шеннон грустно вздохнула. — Не ревнуй. Мне не нужен Кахнаваки. Если мы будем ссориться всю дорогу, для нас это будет невосполнимой потерей. Возможно, эти часы будут последними, что мы проведем вместе.

— Мы ни за что не будем ссориться. Пойду, оседлаю мула.

— Постой, — почти сразу рассеялось сияние любви. — Кто из нас поедет на муле?

— Я иду пешком, но хочу, чтобы ты приехала в деревню отдохнувшей.

— Нет, я иду, ты едешь. У тебя ведь болит нога.

— Ты поедешь.

— Стать похожей на Пилигрима или, как его там? Благодарю покорно. Лучше не бери мула совсем.

— Надо спросить у Герцогини, что она думает по этому поводу, — рассмеялся Джон. — Ей не нравятся такие длинные прогулки, не то, что Принцу.

— Собаки пойдут с нами? Как хорошо!

— Только Герцогиня. Поиграет и поохотится с деревенскими мальчишками. Принц останется стеречь хижину. У него есть чувство ответственности. А мул нам нужен, чтобы привезти из деревни шкуры. Послушай, давай-ка сюда вот это, — Джон взял ее сумку, схватил свой кожаный мешок и распахнул двери. — Только после вас, мисси.

Шеннон вышла из хижины и огляделась вокруг, отмечая все подробности, в особенности — лесную усадьбу Джона Катлера. Ей хотелось запомнить ее навсегда такой, какой она видела ее в эту минуту. Ей хотелось навсегда запомнить Джона Катлера — с бородой и чисто выбритым — и она знала, что не забудет его никогда.

— Шеннон?

— Иду.

* * *

— Это, наверное, самое прекрасное место на земле, — заметила Шеннон, когда они проходили через лесок, пронизанный лучами солнца. Ее безбородый спутник, соглашаясь, кивнул головой.

— Видно, тебе подходит этот лес. Я думал, к этому времени ты устанешь до смерти…

— Ты это серьезно? Я хотела бы прожить в таком месте всю свою жизнь. Могла бы бесконечно идти рядом с тобой, слушать пение птиц и шелест листьев. Как смешно Герцогиня выглядит на спине у мула! Никогда бы не подумала, что она так быстро устанет. Мы идем не больше двух часов.

— Почти три. Герцогиню растили не для такой жизни. Моя сестра подарила мне ее, иначе она бы здесь не оказалась.

— Герцогиня — самая потрясающая собака на свете.

— Она — прекрасный охотник. Я не жалуюсь.

— Но Принц больше подходит для жизни в лесу, правда? Ты называешь его ответственным. Так всегда называл меня мой брат. Но по отношению ко мне — гиперответственность.

— Что это значит?

— Я поступаю всегда так, будто судьба мира у меня в руках. Я считаю себя ответственной за все и незаменимой там, где что-то идет не так. Несомненно, это плохая черта характера. Или… по крайней мере, Фил старается излечить меня от этого.

— У тебя, оказывается, всегда были иллюзии, — нахмурился Джон. — А я надеялся, что это от ушиба головы.

Шеннон весело рассмеялась.

— Не было у меня никаких иллюзий. Только видение, о котором я тебе говорила вчера. В остальном мои воспоминания ясные и четкие. Тогда я тоже ушибла голову.

— Ты выздоровела?

— Совершенно. Не волнуйся, — она игриво сморщила носик. — У тебя самого тоже гиперответственность, но не столь огромная, как у меня. Если б ты слышал, как смеялся надо мной Филипп, узнав, что я не спала всю ночь перед своим первым днем выборов. Мне казалось тогда, что мой голос мог повлиять на судьбу всей страны.

— Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Ты принимала участие в выборах? Это же смешно!

— Почему?

— Когда я был мальчишкой, я мечтал стать королем или рыцарем. Я думал, все девочки хотят быть принцессами. Но ты…

Шеннон сдержала улыбку.

— Что я?

— Ты мечтала стать мужчиной! Выборы!

— Очень смешно. Там, откуда я пришла, Джон Катлер, совсем не обязательно быть мужчиной, чтобы иметь власть или быть полезным.

— Ты полезна в моем мире. Ты развлекаешь меня.

— Ах, успокойся. Ты настоящий шовинист. И это твой недостаток. Там, откуда я пришла, мужчина может разговаривать с женщиной на любые темы, и их отношения становятся более полными.

— Они говорят о политике?!

— Конечно. И об экономике. Они прямо и откровенно говорят о сексе.

— Секс? Что это?

— Половые сношения. Ну, я не знаю, как вы их называете. Спариваться?

Джон фыркнул.

— Ты говоришь непристойности, женщина. Я расскажу об этом Кахнаваки.

— Что?

— Не беспокойся. Я скажу, что тебе это подходит.

— Какой же ты несносный!

Джон бросил повод и схватил Шеннон, заставляя ее замолчать.

— Давай обсудим «спаривание» честно и откровенно. Ты девственница?

— Не твое дело!

— Ну вот! — Джон отпустил ее. — Нет на земле места, где бы мужчины и женщины могли обсуждать подобные вопросы. Это противоестественно.

— Ты же не пытаешься просто обсудить этот вопрос. Ты стараешься смутить меня, — высокомерно заметила Шеннон. — Прекрати. Пошли дальше.

— Подожди.

— Что еще? — Она хмуро посмотрела на Джона. Джон отошел от нее, поднес ко рту сложенные чашечкой ладони. Герцогиня тут же спрыгнула с мула и села у ног хозяина. И вдруг зазвучала мелодичная песня красногрудой малиновки. Вдалеке запела еще одна малиновка.

— Как красиво! Джон? Это Кахнаваки отвечает тебе?

Джон самодовольно кивнул.

— Он научил меня.

— Вы подаете друг другу сигналы! Как мне нравится!

— Кахнаваки может подражать дюжине птиц. Я научился только двум. Правда, крик совы у меня еще не очень хорошо получается.