Затерянные во времени
Шрифт:
Казалось, Кахнаваки сбит с толку. Он смотрел поверх головы Шеннон, и она поняла, что подошел Джон Катлер. Шеннон не взглянула не него, опасаясь не выдержать и отменить свое решение.
— Накажи меня, Кахнаваки. Я дважды разжигала костер на священной земле. Выполни свой долг, — и, чтобы успокоить Джона, добавила: — Я не боюсь. Я заслуживаю кары и хочу ее.
«Прощай, любовь моя, — подумала Шеннон, и тихо заплакала. — Я бы все отдала за единственный поцелуй, за объятие, если бы только моя жизнь… принадлежала мне…»
— Отвяжи ее, —
— О, Джон… — Шеннон прижалась к нему, зарылась в мягкую бахрому его куртки. — Мне так не хватало тебя, Джон…
Он поднял ее на ноги, обнял и крепко прижал к себе.
— Я позволил ему уговорить себя…
— Но он прав. Мы должны пройти через это. Какая несправедливость! Я хочу быть с тобой. Все могло бы быть так чудесно…
— Шеннон…
— Когда я исчезну, ты женишься на сестре Кахнаваки. Вы будете красивой парой, но…
— Ты никуда не исчезнешь…
— Я исчезну, как только он накажет меня. Ты не веришь мне, но я знаю точно. Я счастлива, что могу попрощаться с тобой. — Блестящие изумрудные глаза умоляюще смотрели на Джона. — Попрощайся со мной. Я не вынесу, если ты не согласишься. Пожалуйста, Джон, скажи мне «до свидания».
— Я не хочу расставаться с тобой и запрещаю это бессмысленное наказание.
— Нет, разреши, иначе я действительно сойду с ума. Неужели ты не понимаешь?
— То же самое сказал Кахнаваки, но я не могу спокойно наблюдать, как тебе причиняют боль.
— Даже если наказание избавит меня от душевных мук? Я не вынесу иной боли! Потерять тебя…
Джон был растерян и встревожен.
— Дай мне слово, Шеннон, что ты никогда не будешь говорить вздор об истории или наказании, если я соглашусь.
— Честное слово.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Джон… Больше всего на свете я хочу выйти за тебя замуж. Если я не исчезну, то выйду за тебя. Если я уйду, ты должен постараться понять… и принять это спокойно. Прошу тебя, Джон, — она умоляюще смотрела в его глаза.
В них царило смятение. Он должен выбрать между наказанием, — но ему трудно вынести причиняемую ей боль, — и расставанием — ему хотелось быть рядом с нею часы, дни, годы. Налаженная спокойная жизнь Джона нарушена, и Шеннон поняла, что ему, даже больше, чем ей, необходимо освобождение от нелепой ситуации. Она осознавала, что в любом случае он найдет успокоение.
— Я люблю тебя, Джон Катлер. — Пальцы Шеннон нежно гладили густые волнистые волосы Джона. Всю свою любовь, страсть она вложила в поцелуй, который связал их через века. Его поцелуй, нежный и горький сказал Шеннон, что какая-то часть его души поняла ее.
— Простись со мной, — тихо попросила она.
— Не могу, — он с трудом улыбнулся и прижался щекой к ее щеке. — Это начало, Шеннон, а не конец. Клянусь тебе.
— А если я исчезну после наказания?
Ему
надоело выслушивать вздор.— Ты никуда не исчезнешь! — раздраженно сказал Джон.
— Окей, окей, — Шеннон отошла от него и попыталась овладеть собой. — До свидания, Джон. Береги себя. Кахнаваки, исполни свой долг. И никаких шуток. Наказание должно быть строгим. Окей?
Кахнаваки слегка пожал плечами, показывая, что он устал слушать их. Выражение лица вождя было неподвижным, непроницаемым. Жестом он приказал ей стать на колени, и начал привязывать к колоде.
— В этом нет необходимости. Я не убегу, — он не обратил внимания на слова Шеннон. Ее охватил страх, что противоречило смелым словам. Возможно, Джон Катлер не хочет, чтобы ей причинили зло, но Кахнаваки…
На память пришли слова Джона: «Ты не знаешь его, Шеннон, он может оказаться фанатиком…»
«Сейчас тебе нужен фанатик, — неуверенно сказала себе Шеннон. — Будь стойкой. Джону будет очень трудно, когда ты уйдешь. К тому же, это твоя рука, а не Джона, привязана к колоде в ожидании неизвестного». Шеннон не осмеливалась смотреть на него, опасаясь, что он один или они оба не выдержат. Взглянула на Кахнаваки и кивнула головой.
Кахнаваки окинул Джона изучающим взглядом, схватил Шеннон за руку и провел острым, как бритва, ножом в дюйме от трепещущего предплечья. Потом положил свою левую руку рядом с рукой Шеннон и острым лезвием надрезал кожу. Рана Шеннон была небольшой и неглубокой. Рана на смуглой руке Кахнаваки — глубже и больше. Шеннон почувствовала не боль, а скорее удивление. Затем вождь прижал свою рану к ране на ее руке и усмехнулся, глядя на Джона поверх ее плеча.
— Какого черта! — прорычал Джон. Он отбросил руку Кахнаваки и вытер кровь Шеннон куском влажной белой ткани.
— Джон! — Шеннон крепко обняла его здоровой рукой. — Я боялась, что больше не увижу тебя.
— Ты думала, я ушел? Я никогда не оставлю тебя, Шеннон. И больше никогда никому не позволю причинить тебе боль. — Кахнаваки фыркнул и с показным равнодушием направился к вигвамам. — Черт побери! — Джон рассматривал небольшой неглубокий порез на руке. — Он обещал, что будет маленькая царапинка…
— Так и есть…
Джон разрезал ремни, и обнял Шеннон.
— У этого негодяя отвратительное чувство юмора. Смешать свою кровь с твоей. Это не входило в наши планы.
— Что это значит?
— Он говорит, что теперь вы одной крови, и что он выполнил договор, скрепленный вампумом, и дает мне в жены женщину, в жилах которой течет кровь саскуэханноков. Хитрая бестия!
— Я все еще здесь, — изумилась Шеннон, приходя в себя от потрясения и волнения. — Держи меня, Джон.
— Все хорошо, — он прижал ее к своей груди, ласково поглаживая по спине. — Тебя наказали, Шеннон. Я противился этому, но Кахнаваки обещал не быть жестоким — наказание должно было быть символическим — казалось, оно необходимо тебе. Думаю, мы все ненормальные. К счастью, все уже позади.