Затерявшийся в мирах (Лафайет О'Лири - 2)
Шрифт:
– Вот с этим всем ты пойдешь к герцогу?
– спросила Свайнхильд. Послушай, Лейф, это меня не касается, но на твоем месте я бы не делала этого, понятно?
– Завтра же утром я отправлюсь в путь, - пробормотал Лафайет, вылизывая тарелку.
– Где, ты сказала, резиденция герцога?
– Я тебе этого не говорила. Но могу и сказать, ты все равно узнаешь. Он живет в столице, в двадцати милях к западу отсюда.
– Хм-м. Это где-то в районе штаб-квартиры Лода в Артезии. В пустыне, верно?
– обратился он к Свайнхильд.
– Не угадал, дорогуша. Столица на острове, на Пустынном озере.
–
– В Колби Конерз вся эта территория находится под водами залива. В Артезии на этом месте настоящая Сахара. А здесь нечто среднее. Ну, как бы там ни было, пора отдохнуть. Где здесь гостиница, Свайнхильд? Ничего особенного мне не надо: скромная комната с ванной, желательно с окнами на восток. Я люблю просыпаться с лучами солнца.
– Я брошу свежего сена в козий хлев, - сказала Свайнхильд.
– Не бойся, - прибавила она, заметив растерянный взгляд Лафайета.
– Там никто не живет с тех самых пор, как мы съели козу.
– Неужели в этом городе нет гостиницы?
– Для парня, у которого не все дома, ты быстро соображаешь. Ну, пошли.
Вслед за Свайнхильд он вышел через заднюю дверь на каменистую тропинку, которая вела к воротам, заросшим сорной травой. Неподалеку виднелось покосившееся строение. Лафайет поплотнее запахнул камзол под порывами холодного ветра.
– Полезай-ка сюда, - пригласила его Свайнхильд.
– Устраивайся под навесом, если хочешь. Я за это денег не возьму.
Лафайет заглянул внутрь, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте. Четыре подгнивших столба кое-как подпирали проржавевшую металлическую крышу. Под ней густо разрослась сорная трава. Он принюхался - в хлеву явственно различался запах, по которому можно было догадаться о его прежней обитательнице.
– Нельзя ли найти что-нибудь поприличнее, - взмолился Лафайет.
– Я до конца своих дней был бы тебе признателен.
– Ничего не выйдет, приятель, - заявила Свайнхильд.
– Деньги вперед. Два пенса за еду, два за ночлег, пять за разговор.
Лафайет порылся в карманах и достал пригоршню серебряных и золотых монет. Он протянул Свайнхильд плоскую монету достоинством в 50 артезианских пенсов.
– Этого хватит?
Свайнхильд взвесила монету на ладони, попробовала ее на зуб и уставилась на Лафайета.
– Это же настоящее серебро, - прошептала она.
– Ради всего святого, Лейф, то есть Лафайет, что же ты раньше не сказал, что ты при деньгах? Пойдем, дорогой. Для тебя - все самое лучшее.
О'Лири последовал за ней обратно в дом. Она зажгла свечу и по крутой лестнице проводила его наверх, в крохотную комнатку с низким потолком. Он огляделся: кровать под лоскутным одеялом, круглое оконце, застекленное донышками от бутылок, на подоконнике горшок с геранью. Он осторожно принюхался, но в комнате пахло только дешевым мылом.
– Великолепно, - просиял он.
– Только где же ванная?
– Корыто под кроватью. Я сейчас принесу горячей воды.
Лафайет вытащил медное корыто, снял камзол и сел на кровать, чтобы разуться. За окном всходила луна, освещая далекие холмы, чем-то похожие на холмы Артезии. А во дворце сейчас Дафна, наверно, идет к столу об руку с каким-нибудь болтливым денди, удивляясь про себя исчезновению мужа и, может быть,
смахивая иногда с ресниц слезинку...Усилием воли он отогнал прочь мысли о ее гибком стане и вздохнул поглубже, чтобы успокоиться. Ни к чему расстраиваться. В конце концов, он делает все, что в его силах. Где есть желание, там есть и возможность. В разлуке сердце любит сильнее...
– Кого?
– пробормотал он.
– Меня или того, кто поближе?
Открылась дверь, и на пороге появилась Свайнхильд с двумя ведрами, от которых валил пар. Она вылила воду в корыто и локтем попробовала воду.
– В самый раз, - сказала она.
Лафайет прикрыл за ней дверь, разделся, обнаружив при этом, что дорогая ткань камзола была местами порвана, и со вздохом облегчения погрузился в горячую воду. Мочалки нигде не было видно, но под рукой оказался кусок коричневого мыла. Лафайет намылился и горстями стал поливать воду на голову - мыло сразу же попало ему в глаза. Он ополоснулся, расплескивая воду и что-то бормоча, поднялся и потянулся за полотенцем.
– Черт, - выругался он.
– Забыл попросить...
– Вот, возьми, - раздался рядом голос Свайнхильд, и жесткая ткань коснулась его руки.
О'Лири схватил полотенце и живо обмотался им.
– Что ты тут делаешь?
– спросил он, становясь на холодный пол. Уголком полотенца он протер глаза и увидел, как в этот самый момент девушка сняла сорочку из грубого хлопка.
– Эй!
– воскликнул он.
– Что ты делаешь?
– Если тебе больше не нужна вода, - язвительно ответила она, - то я приму ванну.
О'Лири быстро отвел глаза - не из эстетических соображений, напротив. То, что он успел заметить - стройное тело, ножка, пробующая воду, - было очаровательно. Несмотря на растрепанные волосы и обломанные ногти, у Свайнхильд была фигура принцессы - точнее, принцессы Адоранны. Он быстро вытер спину и грудь, слегка коснулся полотенцем ног, откинул покрывало и юркнул в постель, натянув одеяло до подбородка.
Свайнхильд что-то мурлыкала себе под нос, беспечно плескаясь в корыте.
– Поторопись, - сказал он, разглядывая стену.
– Что если Алан, то есть Халк, поднимется сюда?
– Ему придется подождать своей очереди, - сказала Свайнхильд. Впрочем, этот неряха никогда не моется ниже подбородка.
– Он твой муж?
– Можно сказать, что да. Над нами никто не произносил магических слов, у нас даже не было вшивой гражданской церемонии в ближнем городке. Этот бездельник утверждает, что так нам не придется платить налоги, но если ты хочешь знать мое мнение...
– Ну, все?
– выдавил из себя О'Лири и зажмурился, стараясь не смотреть на Свайнхильд.
– Почти. Осталось только...
– Свайнхильд, пожалуйста, мне надо выспаться перед дальней дорогой.
– Где полотенце?
– В ногах постели.
Легкое женское дыхание, шлепанье босых женских ног, близость молодого женского тела.
– Подвинься, - услышал он нежный женский голос у своего уха.
– Что?
– Лафайет подскочил на постели.
– Господи, Свайнхильд, ты не можешь здесь спать!
– Неужели ты считаешь, что я не могу спать в своей собственной постели?
– с негодованием воскликнула она.
– Что же мне, по-твоему, устроиться на ночь в козьем хлеву?