Затерявшийся в мирах (Лафайет О'Лири - 2)

– Ты хочешь сказать, что не спросил его разрешения?

– Зачем было будить человека среди ночи с такой дурацкой просьбой?

– Не может быть! Ты... ты...

– Зови меня Кранч, а все ругательства прибереги для бездельников, которые уже наверняка пустились за нами в погоню.
– Кранч приналег на весла, и лодка понеслась вперед.

– Чудесно, - простонал Лафайет.
– Просто великолепно. Вот награда за нашу честность: ночные гонки с полицией на хвосте.

– Послушай меня, парень, - сказал Кранч.
– Эти ребята никакие не полицейские. И они без всяких там предрассудков. Если нас поймают, то в суд не потащат, можешь мне поверить.

– А может быть, повернуть назад, - предложил Лафайет.

– Мы бы объяснили, что вышло недоразумение.

– Мне совсем не хочется идти на корм рыбам, ваша светлость, не знаю, как тебе, - заявил Кранч.
– И потом, нам надо подумать о малютке. Эти ребята не церемонятся с девчонками.

– Побереги дыхание, - сказал Лафайет.
– Лучше приналяг на весла.

– Если я еще приналягу на весла, то они сломаются, - сказал Кранч. Похоже, они нас догоняют, приятель. Придется мне облегчить корабль.

– Неплохая мысль, - согласился Лафайет.
– Что мы можем выбросить за борт?

– Никаких снастей в лодке нет - значит, их не скинешь за борт. Я на веслах и не могу бросить эту посудину. Ну, и милашку нельзя выбросить за борт, разве что в крайнем случае. Поэтому, видишь ли, приятель, кроме тебя, никого не остается.

– Кроме меня?
– машинально повторил Лафайет.
– Да ты что, Кранч? Я же тебя нанял, забыл ты, что ли? Ты шутишь...

– Какие уж тут шутки.

Великан положил весла в лодку, отер руки и повернулся к Лафайету.

– Но - кто тебе заплатит, если я буду в озере?

О'Лири пытался выиграть время, отодвигаясь как можно дальше на нос лодки.

– Да, это сложный вопрос, - согласился Кранч, почесывая подбородок. Послушай, отдай-ка мне прежде кошелек.

– Ни за что. Кошелек останется при мне.

– Ну, ничего не поделаешь. Раз уж ты такой жмот, придется взять двойную плату с твоей подружки.

И с этими словами Кранч наклонился вперед, стараясь схватить Лафайета. Но тот увернулся и бросился на великана, пытаясь ударить его головой в живот.

Однако вместо живота вдруг оказалась кирпичная стена. Упав на дно лодки, О'Лири краем уха услышал свистящий звук, за которым последовал глухой удар, словно деревянным молотком ударили о кол.

Затем произошло землетрясение, подбросившее лодку вверх, как ореховую скорлупку. Лафайета окатило водой с головы до ног. Он вскочил, беспорядочно размахивая кулаками.

– Полегче, Лейф, - прозвучал голос Свайнхильд.
– Я стукнула его веслом, и он свалился носом вниз. Чуть было не потопил нас к чертовой матери. Давай-ка побыстрей выбросим его за борт.

– Мы... мы не можем этого сделать, - с трудом проговорил Лафайет.
– Он без сознания и наверняка утонет.

О'Лири взял из ее рук весло и ощупью нашел скамейку. Отпихнув слоновью ногу Кранча, он погрузил весло в воду и приналег...

Раздался сухой треск, и весло сломалось, отбросив его к борту.

– Видно, я перестаралась, - печально заметила Свайнхильд.
– Это все привычка орудовать сковородками и котелками...

Лафайет с трудом поднялся и сел на скамью, стараясь на обращать внимания на боль в голове, шее, глазах и других местах.

– Придется грести одним веслом, - сказал он, задыхаясь.
– Только в каком направлении?

– Понятия не имею, - ответила Свайнхильд.
– Думаю, это и неважно теперь. Глянь-ка!

О'Лири посмотрел по направлению ее вытянутой руки. Из густого тумана с левого борта на них надвигалось что-то белое, напоминающее по форме треугольник.

– Это парусник, - прошептал Лафайет, глядя, как судно их преследователей, покачиваясь на волнах, приближалось из тумана. На палубе столпилось с полдюжины человек. При виде неподвижной лодки они подняли крик и, изменив курс, направили к ней судно. Оставшееся весло Лафайет разбил о голову первого моряка, попытавшегося перепрыгнуть в лодку. Но потом на него, казалось, обрушился неизвестно откуда взявшийся айсберг, погребая его под тоннами камней и оледеневших костей мамонта.

Придя в себя, О'Лири обнаружил, что лежит ничком в ледяном капустном супе, а в голове у него раздаются удары медного гонга. Пол под ним вздымался и падал в затяжной мертвой петле, а когда он попытался за что-нибудь схватиться, то обнаружил, что его руки обрублены по плечи. Он пошевелил ногами - и лицо его еще глубже ушло в холодную жижу, которая с бульканьем потекла ему за ворот. Он сильнее оттолкнулся ногами и кое-как перевернулся на спину. Оглядевшись, он понял, что лежит на палубе небольшого парусного судна. Руки все-таки на месте, решил он, почувствовав обжигающую боль в крепко связанных запястьях.

– Никак наш щеголь проснулся?
– услышал он чей-то веселый голос.
– Надо бы врезать ему пару раз по морде.

– Подожди, сначала вытянем жребий, кому достанется девчонка.

О'Лири потряс головой и, застонав от нестерпимой боли, окончательно пришел в себя. Прямо перед собой он увидел с дюжину обутых в резиновые сапожища ног, топчущихся у нактоуза. Ногам под стать были и крепкие тела их владельцев. Неподалеку стояла Свайнхильд, которую держал сзади за локти детина с отрубленным ухом и лицом, изрытым оспой. Изловчившись, она неожиданно лягнула его. От такой любезности детина подскочил и выругался под дружный хохот своих товарищей.

– Ишь ты, живая какая!
– ухмыльнулся беззубый парень с сальными волосами до плеч.
– Ну, давайте тянуть жребий. У кого соломинки?

– Какие же соломинки на корабле?
– отозвался другой.
– Придется тащить рыбу.

– Рыбу...
– неуверенно протянул широкоплечий коротышка, до самых глаз заросший иссиня-черной бородой.
– Никогда не слыхал, чтобы из-за девки тянули рыбу. А нам все надо сделать честь по чести, по всем правилам.

– Оставьте в покое ваш улов, мальчики, - предложила Свайнхильд.
– Я привыкла сама выбирать себе дружков. Вот ты, красавчик, - вызывающе обратилась она к самому рослому члену команды. Это был белобрысый парень с огромным подбородком и лицом цвета овсянки.
– Ты мне нравишься. Ты что же, уступишь меня этим бродягам?

Тот, к кому были обращены эти слова, разинул рот, потом ухмыльнулся и, распрямив широкие сутулые плечи, выпятил грудь колесом.

– Ну, что ж, ребята, я думаю, дело ясное...

Свайка, брошенная чьей-то рукой, описала короткую дугу и угодила в челюсть говорившего, который рухнул на пол как подкошенный.

– Брось свои штучки, девка, - скомандовал чей-то хриплый голос.
– Не пытайся нас перессорить. Здесь все поровну. Верно, ребята?

В ответ раздались голоса одобрения. Лафайет попытался сесть и ударился головой о румпель, расположенный как раз над ним. Рулем никто не управлял - румпель был закреплен канатом, и судно неслось по ветру над пенящимися волнами. Порывы ветра надували растянутый по гику парус. О'Лири попытался освободить руки, но врезающиеся в запястья веревки были крепки, как стальные наручники. Пока матросы хохотали над грубой шуткой, подмигивая Свайнхильд, один из них старательно собирал в кулак копченые селедки, высунув от усердия кончик языка. А Свайнхильд, предмет дележки, стояла в мокром, облепившем ее стройное тело платье, с высоко поднятым подбородком и посиневшими губами.