Затмение: Полутень
Шрифт:
— Если знать, куда смотреть. Она похожа на звезду.
— Я думаю, ты тут себя не в своей тарелке чувствуешь. Вступить в НС — не лучший способ заново акклиматизироваться на планете.
Она уставилась на чёрные от сажи ладони и сломанные, подведённые грязью ногти. Пожала плечами и огляделась.
— В общем-то... — Грустная усмешка. — Мне в этой пещере даже комфортно — коридоры Колонии не слишком от неё отличаются... Вот только, о Господи, знала бы я... — Она осеклась и зажмурилась.
— Ты бы хотела знать, погиб ли он? — спросил Торренс.
Спустя без малого десять секунд она очень
— Погиб ли папа.
Они почти два часа не разговаривали. Костёр догорал; тьма смыкала кольцо вокруг отряда. Стейнфельд, Левассье и Данко о чём-то негромко совещались у другого костра, ближе к выходу.
Большинство остальных партизан спали.
Торренс и Клэр сидели рядышком на спальном мешке, подняв колени и греясь друг у друга. Внезапно девушка шепнула:
— Тут становится холодно. Но я... в общем, я не очень чувствую холод. Просто ощущение, каких много, и всё. Я сбежала из Колонии, спасаясь от войны, я покинула место, где всё рушилось и летело к чертям, оставила свой многолетний дом, и... б..., ты на меня только глянь, ну?
— Ты могла бы отправиться в Штаты. Стейнфельд наверняка это организует. — Если мы выберемся отсюда живыми, мысленно добавил он.
Она покачала головой.
— Второй Альянс захватил Колонию. Поработил всех. Их уже достаточно задело, что я в первый раз сбежала от этих членососов. Если второй раз им попадусь, мне не жить. Я хочу остаться здесь и сражаться с ВА. И, клянусь памятью папы, я хочу отомстить Прегеру. — В темноте выражения на её лице было не разобрать. — Возможно, мне стоило остаться в Колонии. Драться с ними там.
— А что бы случилось, останься ты там?
— Меня бы арестовали. Допросили. Скорее всего, убили бы. И всё бы подстроили так, словно это мятежники нас прикончили, я так думаю.
— Ну и чего ты себя изводишь, что не осталась? Ты бы не смогла им противостоять. Ты была в ловушке, тебя в угол зажали.
— Чувства — штука иррациональная. В смысле, как часто человек чувствует вину за то, что был не в состоянии контролировать?
Он был вынужден признать её правоту.
— Я понимаю, о чём ты.
— А сегодня меня... я себя так чувствую, будто меня тупо вые....ли. Эти штуки, они ведь даже не люди, и они охотились на нас... безмозглые нелюдские летающие железки... — Голос её упал. — Я так перепугалась... думала, что у меня сердце из груди вылетит.
— И я.
— И ты? — Она, кажется, удивилась.
— Я испугался до усрачки.
Он потянулся к ней и коснулся её руки. Почувствовав её ответное движение, он начал было отводить руку, но она развернула свою руку ладонью вверх, сжала его руку, склонилась к нему и уткнулась головой ему в плечо.
Торренс испытал неимоверное желание обнять её — и отдался этому порыву. Она обняла его в ответ.
Он чувствовал, как тело девушки содрогается от тихого плача.
Он долго баюкал её в объятиях, стараясь не задеть раненую руку, пока не стало слишком холодно без спальника.
— Полезли накроемся, — прошептал он. — И поспим, — это он добавил, чтоб она знала, что он не собирается к ней приставать.
Она кивнула. Они разулись и залезли в двойной спальник.
От обоих кисло воняло потом. Но это уже давно не имело никакого значения.Они обнимали друг друга, отгоняя холод и страх.
Он почти уже соскользнул в сон, когда почувствовал её движение — можно сказать, слепой тычок губ. Его член напрягся; она тоже это ощутила и вжалась промежностью ему между ног. У обоих всё болело, девушку жгла рана предплечья — но это лишь делало ласки осторожнее, а облегчение пронзительнее. Она расстегнула блузку и прижала к грудям его потрескавшиеся руки.
После возни с застежками-молниями и кнопками штанов, отнявшей несколько минут, они соединились; Клэр оседлала его и с тихими, почти плачущими вздохами стала раскачиваться. Внутри у неё было очень тепло и очень мокро. Кончая, она вжала его лицо себе между грудей, и он поразился — искренне поразился — неожиданной изысканной роскоши этих ощущений в звериной берлоге на мёрзлом краю поля битвы.
В десять часов утра Стейнфельд, Левассье, Данко и Торренс собрались на военный совет. На мерцающем синем экране карманного компьютера отображались карты. Они сопоставили данные о перемещениях войск ВА, НАТО и Новых Советов. Вывод был неутешителен. Покидать убежище — вероятное самоубийство. Оставаться здесь — значит ожидать казни.
Они решили пробираться через горы. Раненых придётся оставить — или убить. Об этом не говорили вслух — и так понятно. В глазах Стейнфельда застыла неподдельная печаль.
Прежде им ещё не приходилось прибегать к такому шагу. Торренс задумался, сумеют ли они себя принудить.
Вопрос остался без ответа, поскольку, не успели партизаны собраться в путь, как появился враг.
Снаружи заколотились вертолётные лопасти, и усиленный электроникой голос бухнул в пещеру, выговаривая с идиотской официальностью:
— Мы представляем международную корпорацию охранных услуг «Второй Альянс» и действуем по поручению Организации Североатлантического Договора. Выходите без оружия, руки за голову. Если сдадитесь в плен, вам не причинят вреда. Повторяю, если сдадитесь...
Об этом не могло идти и речи. Их подвергнут экстракции. От экстрактора ничего не утаишь. Враги узнают всё, что знает Стейнфельд, а это будет означать аресты, сотни арестов...
У Стейнфельда сделался почти счастливый вид. Раненых не придётся бросать.
Они глядели на Стейнфельда.
Стейнфельд произнёс:
— Готовьтесь к обороне.
• 02 •
Если смотреть с Земли, она была похожа на звезду, а внутри...
У Дэна «Остроглаза» Торренса была сестра. Он полагал, что девушка в безопасности, в той же коттеджной крепости в пригородах Нью-Йорка, где обитали их родители.
Но сестра Дэна Торренса, Китти, успела выйти замуж, пока братца носило по Европе. Её избранником стал техник, вдобавок чёрный. Она эмигрировала на ПерСт, в Космическую Колонию, к своему мужу Лестеру, технику-связисту по профессии. Как раз незадолго до новосоветской блокады Колонии.
Она вышла замуж, но её лучший друг-феминист настоял, чтобы Китти не меняла фамилию. Поэтому её до сих пор звали Китти Торренс.