Затмить Земфиру
Шрифт:
– Ага, только стадионы. Многажды об этом слышал. Все, привет.
В таком же ритме со мной поговорили еще двое арт-директоров. В общем, в правоте им не откажешь: я бы тоже не взял на работу «гениального» журналиста, если бы он не представил в доказательство парочку шустрых статей.
Звонок в дверь. Блин, опять эта липецкая картошка!
Открыл, не поглядев в глазок. Зеленая страшная собачья маска – такую и на Хэллоуин не наденешь.
– Привет, зятек!
Маску сняли. На круглом обветренном лице особенно выделялся нос. Как у старика с картины Гирландайо [29] : увесистый грецкий орех, очищенный от скорлупы.
29
Доменико
– Что это за дурацкие шутки? Вы кто?
Маленькая женщина, грудь и зад, будто два экскаваторных ковша. С обидой покачала головой:
– Мало что не встретил, еще и хамит.
– Да кто вы, ей-богу? Я Деда Мороза не вызывал!
– Я мама Маринки. Вам что, Маринка не звонила? Я из Бугульмы. Ну, лопата сутулая, это в ее духе. Ну я ей покажу!
– Так вы мамка? В смысле Манина мама? – Я слегка растерялся. – Нет, Маня не звонила. Вообще. Она вчера утром улетела в Уфу.
– В Уфу? Зачем ей в Уфу? Вот сволота казанская. Я же ее предупреждала. У меня же консультация в клинике. Ничего эту лопату сутулую не интересует. Эгоистка проклятая! Дала этот адрес.
Я наконец улыбнулся:
– Вы не нервничайте. Вам остановиться негде? Проходите, ничего. Поживете у меня. А то, что Маня забыла позвонить, это действительно в ее духе. Я уже почти привык.
Мамка зашла в прихожую, ловко сняла пальто, по крою больше похожее на офицерскую шинель.
– Мне всегда кажется, что она это нарочно, назло мне делает.
– Да нет, не назло. У нее, конечно, много недостатков, но она не мелочная. Мыслит всегда концептуально. И не мстительная.
– Надежда Борисовна меня зовут. – Мамка подхватила свою челночную, в крупную клетку, сумку. – Ну, зятек, куда селиться?
Выбор был невелик. Мой кабинет и гостиная, с широким французским диваном и допотопным шкафом, живущим инфернальной жизнью: поскрипывающим по ночам, дверцу открывающим по собственному усмотрению. Но мамка, видимо, ничего не боится – сама любит пугать, судя по зловещей псиной маске.
– А что это за морда у вас, ну, собачья? Сувенир из Бугульмы? Очень страшная!
Надежда Борисовна щупала пупырчатые обои, терла ступней ковролин, внимательно разглядывала потолок и люстру. Музейный нос ее (подобный можно увидеть в Лувре [30] ) оценивающе морщился.
30
Картина Гирландайо находится в Лувре.
– Давно ремонт делал, зятек?
– Не помню. Лет восемь назад. Так что за маска? Из магазина ужасов?
Мамка усмехнулась:
– Угадал. Я в Бугульме магазин держу. Хозяйничаю помаленьку. Жить-то надо. Детям помогать. «Страшилка» называется. Магазин ужасных вещей. Из Турции таскаю. Сама, ага... Восемь лет, говоришь? Оно и видно, оно и видно. Халупа, а не квартира.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
С целлофановым пакетом Надежда Борисовна двинулась на кухню. К нечищеной плите, к раковине, забитой посудой. Бесцеремонно распахнула холодильник – в нормальных семьях это градусник, который определяет «погоду в доме». Смачно выругалась, кажется, по-татарски. Я сострил:
– Сижу на диете.
– Ага. – Мамка посмотрела на меня с подозрением, как управдом Бунша на вора Милославского.
Я ответил цитатой:
– «Вот вы говорите – царь, царь. А вы думаете, Марфа Васильевна, нам, царям, легко?»
– Пропил, зятек, память, что ли? Меня Надеждой Борисовной зовут.
– Шутка. Цитата из Гайдая.
– Цитата... Мышь вон у тебя в холодильнике сдохла. «Царь...»
Что же ты Маринку в черном теле держишь? Она и так худющая!– Маринка ест о-го-го. У нее аппетит отменный. Это я на диете сижу, я.
– На диете... Все диеты придумали американцы.
– Ну да – Поль Брэгг, Роберт Аткинс [31] , — заметил я с умным видом.
– Знаешь, зачем? Скоро людей на планете будет столько, что всем продуктов не хватит. Подыхать будем с голоду. Вот американцы и придумали диеты, чтоб им больше досталось.
– Оригинальная идея.
– Ты посмотри, какие они сами жирные! Задницы у школьниц-соплюшек – у меня меньше!
Расхохоталась, ее музейный нос покатился по лицу, будто яблочко по блюдечку. Затихнув, нырнула чуть ли не с головой в свой пакет. Вытаскивала содержимое медленно, с шутками-прибаутками. Это были (по крайней мере на первый взгляд) шедевры кулинарии. Я тут же вспомнил оду украинскому борщу, поэму о говяжьем соте – все то, что нараспев читала мне Маня в благословенную египетскую пору.
31
Известные американские диетологи.
– Борщец-то Маринка варит тебе?
– Конечно, – соврал я.
– Борщец она великолепный делает. Великолепный, почти как у меня. Сейчас попробуешь.
Последней Надежда Борисовна выставила на стол поллитровую бутылку с мутной жижей.
– Яблочная бражка, – с гордостью сообщила. – Яблок в прошлом году было – завались. Из-за жары, наверное. Понюхай, как пахнет.
Она открутила пробку, нахально сунула мне под нос.
– Приятный запах.
– Давай по маленькой за приезд.
– Не-не-не, – меня чуть не стошнило. – На работу скоро. У нас там строго.
– Полдень уже. Что это за работа такая? В ночную?
– Я в газете тружусь. У нас вольный график.
– Везет. Повезло тебе, зятек. Ну, присядь хотя бы ненадолго, я чуточку выпью, перекушу. – И с этими словами она вдруг протянула мне небольшую подушечку, бордовую, с какими-то восточными узорами. – На вот, подложи под попку.
Недолго думая подложил. Подушка издала протяжный неприличный стон.
– Подушечка-пердушечка! – захохотала мамка, крутя носом. – Подушечка-пердушечка! Презент из Бугульмы!
Я промолчал, кисло улыбнувшись. Но на разогретый борщ смотрел уже с некоторой опаской, елозя ложкой между бугристой свеклой и волокнистой капустой.
Надежда Борисовна, выпив бражки, мою осторожность заметила.
– Ты ешь, не бойся. Я же ем, я с едой никогда не шучу, запомни. Котлеты сейчас разогрею.
Она хлебала свой борщ с жадностью осужденного на 15 суток Верзилы, и я опять не сдержался, пошутил:
– «А компот?»
Банку выставили на стол. Знаменитое хокку о персиковом компоте. Помню, помню египетскую Маню.
– Я думаю, Маринка сегодня должна позвонить.
– А чего ты сам не позвонишь? – Мамка цедила в розовую пиалу бугульминский кальвадос [32] . — Чудно из пиалы бражку пить. У тебя что, рюмок нет?
– Разбил.
– Босяк.
Я пропустил ее колкость мимо ушей.
– Я бы уже давно сам позвонил. Но она роуминг на мобилке не сделала. А уфимских телефонов у меня нет.
– Вот бестолочь! Вот лопата сутулая!
Мамка вальсом, твистом и вприсядку упорно летела к заветным 200 граммам. В принципе это мой шлагбаум, за которым начинается мятежный спуск. Возможно, Надежда Борисовна крепче стоит на лыжах. Но некоторые признаки бесконтрольного скольжения были все же налицо.
32
Французское яблочное бренди.