Завет воды

— Тяните, мадам.

Мариамма рассчитывает, что там запястье или предплюсневая кость, которую она должна определить на ощупь.

— Легко-лопатка-левая.

— Не торопитесь, всезнайка! Вам уже говорили, что вы тараторите слишком быстро? Назовите отдельные части.

— Коракоидный отросток, акромион, ость…

— Выньте и покажите место прикрепления трапециевидной и большой круглой мышц…

Вскоре она пишет отцу, напоминая, что пора присылать взнос за выпускные экзамены, — оказывается, год уже пролетел.

Это приятно, конечно, что Поди передает через тебя приветы, но спроси, почему она сама не может написать. Скажи, я не буду ей писать, пока не получу от нее письмо. И успокой, пожалуйста, Анну-чедети, что я не забываю на ночь пить «Хорликс» [230] . Меня не удивило то, что ты слышал о Ленине. Он сам писал мне, что предпочел бы препарировать трупы, чем сидеть за одной партой с одноклассниками, которые сами как покойники.

Аппа, после года с лишним изучения человеческого тела мой успех или провал на экзамене сводится к шести вопросам эссе. Если провалюсь, попаду в группу Б и придется все повторять через шесть месяцев. Представляешь, сотни страниц, которые я вызубрила наизусть, сотни начерченных диаграмм — и всего шесть вопросов, вроде такого: «Опишите и проиллюстрируйте строение Х». А Х может быть названием одного лишь сустава, нерва, артерии, одного органа, единственной кости или одной темы в эмбриологии. Это нечестно! Шесть эссе, чтобы оценить все, что я выучила за тринадцать тысяч часов. (Анита подсчитала.)

Кстати, я рассказывала тебе про Гаргульямурти и Каупера. Оба высоко оценивают мои навыки препарирования и предложили участвовать в конкурсном экзамене по анатомии. Немногие студенты решаются на это. Экзамен проходит в отдельный день, заранее сдаешь эссе, а затем препарирование, которое нужно закончить за четыре часа.

230

Сладкий напиток, солодовое молоко.

Во время учебных каникул она просыпается после дневного сна и обнаруживает, что на ее рабочем столе сидит, часто моргая, чернолицый морщинистый паренек с седыми бакенбардами. Он, видимо, просунул руку через оконные решетки и отодвинул задвижку. Она пытается шугануть его, но он скалит зубы и угрожающе подается вперед. Курангу [231] обшаривает столы в поисках еды и, ничего не найдя, из подлости стягивает бельевую веревку, прежде чем смыться. Проблема обезьян поистине выходит из-под контроля.

231

Мартышка (тамил.).

Мариамма разыскивает Чинну, президента их курса. Тот вздыхает:

— Я приставал и к декану, и к коменданту с просьбами помочь. Безнадежно! Я хотел подождать до окончания экзаменов, но мартышки объявили войну.

Чинна был единодушно избран на пост президента — возможно, из-за его хладнокровия в самый первый день при встрече с Гаргульямурти. И пока остальные истово зубрят, Чинна начинает «Индо-приматную кампанию». Он вводит запрет на хранение еды в комнатах, имена нарушителей заносят на доску позора. Нанимает уличных мальчишек, вооруженных рогатками, чтобы те сидели на верхних балконах и залпами встречали послеобеденные набеги обезьян. Затем, каким-то таинственным образом, пара мартышек застревает на ночь в кабинете декана, а еще парочка — в кабинете коменданта, разорив и загадив комнаты в своих исступленных метаниях. И уже на следующий день бригада рабочих обрезает ветви деревьев, нависающие над общежитием, ремонтирует ставни, и мусор теперь вывозится дважды в день. Доска объявлений в столовой возглашает: МАРТЫШКИ, БЕРЕГИТЕСЬ ЧИННЫ. И он безусловный кандидат на переизбрание.

Но Мариамме Чинна признается, что совершенно не готов к экзамену.

— Скажу тебе правду. Я попал на медицинский факультет только потому, что мой дядя был ДМО.

Директор медицинского образования контролирует все назначения и прием на медицинский факультет.

— Дядюшка «замолвил словечко», хотя я-то хотел поступать на юридический. Это жулье в юридическом колледже не вкалывает так, как мы, точно тебе говорю.

В безумные недели, предшествующие экзамену, Мариамма получает письмо, адрес на котором написан рукой Ленина, но с почтовым штемпелем «Султан Батери». Он пишет, что находится в округе Ваянад, приписан к древнему аччану — тот вдовец, добрый и верующий человек, но очень забывчивый. Ленин наконец свободен от комендантского часа семинарии, но оказался в городишке, который забирается под одеяло уже в половине пятого дня. Церковный смотритель, туземец по имени Кочу-паньян [232] , — единственный, с кем удается поболтать. Они подружились. Ленин говорит, что он все еще «живет вопросом», как предложил БиЭй Аччан. «Но вера моя испарилась, — пишет Ленин. — Во время евхаристии, когда аччан приподнимает воздух, знаменуя присутствие Духа Святого, он плачет! Бедняга полон чувств. А я ничего не чувствую, Мариамма. Я потерялся. Не знаю, что из меня выйдет. Продолжаю ждать знака».

232

Коренное племя Кералы, живущее в основном в округе Ваянад.

В последние дни перед финалом все в общежитии ходят с остекленевшими глазами, в зубрильном бреду. Они дремлют с включенным светом, потому что коллективная мудрость утверждает, будто это верный способ обходиться меньшим количеством сна. За несколько дней до финала Мариамме снится, что прекрасный мужчина подводит ее к кровати под балдахином и обводит пальцем ее профиль. Он целует ее у самого уха. «Это, — шепчет он, — гинглимоартродиальный сустав».

Она просыпается и обнаруживает, что заснула на малоберцовой кости, которая отпечаталась у нее на щеке. Мариамма не припомнит, чтобы вообще слышала раньше слово «гинглимоартродиальный». Она заглядывает в справочник и выясняет, что «гинглимо» означает шарнир, как суставы между костями пальцев, а «артродиальный» означает скользящий, как суставы между костями запястья. Но существует только один– единственный «гинглимоартродиальный» сустав, который объединяет в себе шарниры и скольжение, — ВНЧС, или височно-нижнечелюстной сустав.

Она рассказала про свой сон Аните, добавив:

— Вот что бывает, когда используешь берцовую кость вместо подушки.

За завтраком Мариамму в столовой приветствуют звуками поцелуев, однокурсники многозначительно теребят уши. Анита вовсе не раскаивается, потому что исследование прошлых экзаменационных вопросов подсказывает ей, что ВНЧС возникал только один раз, семнадцать лет назад. Никогда в истории ни одного медицинского факультета не встречалось такого количества студентов, вызубривших эти две страницы из «Грэя».

Наконец наступает большой день, и они вскрывают печать на экзаменационных вопросах. Первый из шести гласит: Опишите и проиллюстрируйте голеностопный сустав.

Глаза бегут дальше, к другим вопросам. Она должна описать и проиллюстрировать подмышечную артерию, лицевой нерв, надпочечники, плечевую кость и развитие хорды.

Но голеностопный сустав? Если ее сон был вещим, они упустили очевидное: малоберцовая кость! Это же часть голеностопного сустава. Сам факт, что кость отпечаталась на ее щеке, был отвлекающим маневром. Она чувствует испепеляющие взгляды сокурсников.

На следующий день Мариамма и еще шестеро студентов соревнуются на конкурсном экзамене. После эссе ей назначено рассечение, обнажающее срединный нерв, который иннервирует кисть руки. Она достойно справляется с заданием, умудрившись не защемить и не порвать нерв и его ответвления.

Чинна убежден, что очень плохо сдал письменный экзамен; если он каким-либо чудом не сдаст на отлично устный через две недели, то отстанет на шесть месяцев. Но у него есть план: следующие четырнадцать дней он будет есть по килограмму жареных рыбьих мозгов и заставит своего кузена Гунду Мани, бакалавра естествознания (не сдал), читать вслух избранные фрагменты из «Анатомии Грэя», пока он будет спать. Чинна надеется, что слова Гунду сами собой отпечатаются в его памяти на матрице из рыбного протеина. Женское общежитие отдельно от мужского («Как Виргинские острова отделены от острова Мэн», — шутит Чинна), но со своего балкона Мариамма слышит заунывные декламации кузена Гунду, как будто брамин бубнит Веды.

За десять дней до устного экзамена она получает объемистое письмо от Ленина. И не решается сразу распечатать. Если он влип в серьезные «недоразумения», лучше ей об этом не знать. Но искушение слишком велико. Ленин пишет, что жизнь наладилась, с тех пор как он наткнулся на «Москву», также известную как «Детская чайная», которая открыта далеко за полночь и предлагает чай и напитки гораздо крепче чая. В этом месте собираются интеллектуалы, многие из которых симпатизируют Партии. Ленин пишет, что он многому учится у них, особенно у Рагху, своего ровесника, банковского служащего. «Рагху говорит, что я третий Ленин, которого он встретил в Ваянаде. А Сталинов он встречал больше, чем Рагху. И еще больше Марксов, чем Ленинов. И ни одного Ганди или Неру. Это место — родина коммунизма в Керале».

Мариамма пытается сосредоточиться на занятиях, но мысли возвращаются к письму Ленина. Северная Керала — бывший Малабар — совсем не похожа на остальную Кералу. Она никогда не задумывалась (вплоть до письма Ленина), что в Малабаре шестьдесят пять землевладельцев намбудири-браминов, или дженми, владеют землями столь обширными, что они никогда их даже не видели целиком. Их арендаторами были наиры и маппила [233] , которые получали огромный доход и отдавали дженми положенную часть. Когда цены на перец упали, дженми обложили налогом арендаторов и даже туземцев — племена вроде паньян. Вот поэтому, объясняет Ленин, коммунизм Кералы зародился в Ваянаде. «В семинарии мы ничего не знали о подлинных страданиях нашего народа. Можешь называть это коммунизмом или как пожелаешь, но мне хочется отстаивать права низших каст».

233

Мусульманская община в Керале, обладающая самобытной культурой.