Завет воды
Шрифт:
— Старый барсук! — весело прыскает Малютка Мол.
— Бедная женщина, — замечает Большая Аммачи.
— Ты не понимаешь, — перебивает Одат-коччамма. — Я с юности знаю Коши. Такой был умный… Айо, и такой красавчик был в форме, пока не уплыл за море. Ботинки сияют, и ремень, и атхум итхук окке [139] . — Руки ее порхают вдоль тела, показывая блестевшие тут и там пуговицы, медали и эполеты.
Она выпячивает грудь, как голубь-дутыш, встает по стойке смирно, но с ее кривыми ногами и вдовьим горбом это выглядит ужасно забавно. Малютка Мол копирует ее, и они дружно отдают честь. Одат-коччамма
139
Железяки сверкают повсюду (малаялам).
— В молодости он мог найти себе кого получше… С чего ему взбрело жениться на ней, не возьму в толк.
Тут на крыше каркает ворона.
— Господу, может, и понятно, а мне нет.
Заметив, как все уставились на нее, она фыркает:
— Что такого?.. Я хочу сказать, что если б мозги были керосином, у этой курицы не хватило бы даже на самую маленькую лампу.
— А вы с ней знакомы? — озадаченно спрашивает Филипос.
— Аах, аах. Ни к чему мне с ней знакомиться. Я и так кой-чего знаю.
— Британская армия разрешила ему оставить себе велосипед. Он говорит, что велосипед стоит больше, чем пособие. Он воевал во Фландрии. Досадовал, что мне ничего об этом неизвестно. Ой, а еще он дал мне почитать вот эту книгу. Говорит, в ней о жизни сказано все.
Малютка Мол, Одат-коччамма и Большая Аммачи уставились на книжку.
— На Библию что-то не похоже, — с сомнением проговорила Большая Аммачи.
Шрифт мелкий, и есть картинки, но стихи не пронумерованы.
— Это история про гигантскую рыбу. К следующей неделе я должен прочесть десять страниц. И записать все незнакомые слова. Он дал мне вот этот словарь. Саар говорит, это сделает мой английский лучше и научит меня всему на свете. В следующий раз я должен быть готов обсуждать то, что прочту.
Большая Аммачи невольно ревнует. Оставив попытки научиться плавать, сын словно в отместку направил свое любопытство на изучение всего прочего в этом мире. Его жажда знаний давно уже превзошла все, что мог предложить мальчику Парамбиль. Да и школы хватало еле-еле. Коши саар, несомненно, более образованный, повидавший мир человек, чем школьные учителя Филипоса. Мать видит, как ее голодающий сын получает пищу, но не из ее рук.
— Ему нужно будет платить?
— Регулярными поставками моих чернил «Медная Река Парамбиля», — гордо объявляет Филипос.
— Аах, — довольно усмехается Одат-коччамма. — Только не рассказывай ему, что ты добавляешь в эти чернила, мой тебе совет.
На следующей неделе Филипос возвращается еще более воодушевленный.
— Аммачи, он может цитировать наизусть целые страницы из этой книги! «Не думай» — это у меня одиннадцатая заповедь, а двенадцатая: «Спи, когда спится» [140] .
Подобного рода знания ее как раз тревожат.
— И что с того, что он помнит ту книгу. Одат-коччамма может рассказать наизусть целиком Евангелие от Иоанна, хотя даже не читала его. В былые времена так ведь и учились, верно? — обращается она к старушке, пытаясь защитить ту единственную книгу, которую Филипосу надо бы выучить. Но та с нетерпением ждет, что еще расскажет мальчик.
140
Г. Мелвилл. «Моби Дик». Пер. И. Бернштейн.
— Саар задал мне только один вопрос: «Кто рассказывает эту историю?» Ответ: Измаил! Об этом сказано в первой же строке. Измаил — «рассказчик».
Я точно знаю, что мой английский станет лучше, потому что он не позволяет мне ни слова произнести на малаялам.Следующие несколько недель семья собирается слушать заданные Филипосу страницы «Моби Дика» в его переводе и пересказе. Когда он говорит: «Уж лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином», все дружно хохочут. Большая Аммачи шокирована этой историей, но одновременно и зачарована. Однажды утром, как только Филипос уходит в школу, она решает еще раз внимательно рассмотреть иллюстрацию с татуированным дикарем, Квикегом. Но в комнате сына обнаруживает склонившихся над книжкой Одат-коччамму и Малютку Мол.
— Он пулайан, этот Квик-ашин! [141] — восклицает Одат-коччамма. — Кто еще видит свою судьбу в игральных костях? Кто другой будет мастерить собственный гроб? Помнишь, как Павлос-пулайан думал, будто ему в спину вцепился дьявол? И все никак не мог от него избавиться. В конце концов заполз в щель в скале, такую узкую, что дьявол не смог пролезть следом…
— И содрал половину кожи, и чуть не умер от укусов муравьев, — продолжает Большая Аммачи.
141
Больной, сумасшедший (малаялам).
— Аах, но вылез-то он с улыбкой! Дьявол был изгнан.
До сих пор годы в Парамбиле отмеряли Пасхой и Рождеством, рождениями и смертями, наводнениями и засухами. Но 1933-й стал годом «Моби Дика». На середине книги Большая Аммачи попросила Филипоса спросить у Коши саара, не выдумка ли весь этот «Моби Дик».
— Это занимательно. Но, может, это одна большая ложь? Спроси его.
Коши саар ответил очень возмущенно:
— Это художественная литература! Художественная литература — это великая ложь, которая рассказывает правду о том, как устроен этот мир!
Муссон, как и положено, пришел в Траванкор ровно в тот момент, когда утонул «Пекод». В Парамбиле не замечают дождя, барабанящего по крыше, потому что гроб Квикега стал спасательным кругом для Измаила, а самого Квикега последний раз видели цепляющимся за мачту. При свете лампы четыре головы склоняются над книгой, которую может читать только одна.
— Спаси Господь их души, — шепчет Одат-коччамма, когда все заканчивается, Малютка Мол печальна, а Большая Аммачи осеняет себя крестным знамением.
Она успела полюбить Квикега. И думает про Самуэля: как это слово, «пулайан», унижает его, когда на самом деле он, как Квикег, лучше почти всех известных ей людей. Сердце Самуэля исполнено великодушия, он трудолюбив и всегда стремится выполнить работу как можно лучше — такие качества не помешали бы, к примеру, близнецам, Джорджи и Ранджану. Она больше не чувствует себя виноватой, что оказалась в плену этой лжи-которая-рассказывает-правду, этого «Моби Дика».
— Коши саар не верит в Бога, — признается вечером Филипос, вернувшись с урока с новой книгой.
Он явно держал в тайне атеизм своего наставника, пока они не закончили «Моби Дика». Сын выглядит виноватым и боится, что мать прекратит его визиты к учителю, но зато он облегчил совесть.
Мать же с жадным нетерпением глядит на новую книгу в его руках, «Большие надежды» — роман, который задаст тон их 1934 году, как «Моби Дик» определил 1933-й.
— Ну, Коши саар, может, и не верит в Бога, но хорошо, что Бог верит в этого старика. Иначе зачем бы Он послал его тебе на пути?