Завтра будет среда
Шрифт:
Из комнаты вышли вместе: Юлька наотрез отказалась расспрашивать мать в одиночку.
В зале все были заняты делом. Матвей ругался в чате и ругался в реале, забывая, что он в наушниках. Папа, скучая без чемпионата мира, лениво щелкал в кресле пультом от телевизора.
– Мам?..
Мама сидела в прихожей у зеркала и смеялась по телефону. Очень художественно смеялась: прямоугольник дверного проема смотрелся багетом, обрамляющим портрет двух мам сразу.
Снова помрачневшая, Юлька присела на боковушку кресла и набычилась. Митька примостился с другой
– Пап, а мама о чем мечтает? Ты знаешь?
– У вас такое домашнее задание, что ли? Счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным - так, кажется? – папа продолжал щелкать, но уже по инерции.
– Как тебе сказать… Еще когда умные люди заметили, что сделать всех счастливыми невозможно.
– Но я про всех и не говорю. Вот мама о чем мечтает?
Ответить папа не успел. Мама сказала трубке: «Всего хорошего» и, поправив прическу, вышла в зал:
– Ну, Кузьменки, чего задумали? Что за семейный совет?
Папа с удовольствием посмотрел на маму - молодую, красивую, в ромашковом фартучке.
– Молодежь интересуют твои заветные желания. Не таи, поделись с тимуровцами.
Мама фыркнула:
– У меня только одно заветное желание – поскорей ремонт на кухне сделать.
– Поняли? Мужа ей другого хочется, рукастого, - хохотнул папа и снова уставился в телевизор.
Мама улыбнулась. Митька улыбнулся. А Юлька побледнела:
– Не надо.
– Что не надо?
– все еще улыбаясь, мама сняла фартук.
– Другого. Не надо. Даже если это … коллега.
В зависшей тишине продолжал говорить один телевизор. «И о погоде. Завтра в городе Петрозаводске облачно. Температура воздуха днем…» А спустя мгновенье гонгом зазвенел высокий голос мамы:
– Юля, что ты несешь? Я – хороший специалист. Меня уважают. Много звонят, консультируются.
– Я видела…
– Что ты видела?!
– Вас. Я…
– Как ты смеешь?! Соплячка! – фартучный жгут взметнулся и упал, а Юлька схватилась за красную щеку.
– Мать, свою мать подозреваешь!
Напевая: «Варить кофе, ждать любоовь», Матвей развернулся в кресле и застыл: прямо перед его носом отец пытался удержать маму за руки, а та вырывалась и тряпкой, не разбирая, хлестала Митьку, заслонившего сестру.
Все открывали рты, как рыбы в аквариуме - только Юлька молча смотрела перед собой.
Матвей стянул наушники, забыв, что собирался куда-то идти, и вздрогнул от резкого крика:
– Не смей подходить ко мне больше, слышишь?!
Вечер оборвался.
Митька с Матвеем ретировались к себе и уже оттуда слушали, как мама сквозь всхлипы сетует на неблагодарных детей, а папа невозмутимо считает капли валерьянки. Наказанная Юлька по-прежнему молчала. На диване. Отчаянно прижимая к груди второе и третье желания.
Уличный фонарь в утешение рисовал на ковре «классики». Часы привычно гремели никому не нужные одиннадцать.
Дверь в комнату приоткрылась, и в проеме застыл черный силуэт.
– Юль… Не спишь?..
Та шевельнулась и кивнула, запоздало поняв, что ее не видно:
– Иди сюда.
Митька проскользнул мимо постеров, потоптался в желтом квадрате, а потом поправил на
плечах одеяло и присел на край дивана.– Как ты?
Юлька помолчала. Митька тоже.
– Ты, правда, что-то видела?
Подождал ответа. Послушал тишину.
– Тогда расскажи про лошадей.
– Зачем?
– Надо.
– Ну, лошади... Они … большие. На них почти летаешь.
Юлька смотрела мимо брата, в потолок - в другую вселенную, где с визгом мчались среди звезд изукрашенные индейцы и пацаны купали в озере Красного коня. Там солнечные лошади целовали яблоки теплыми губами. Там святочные тройки взметали к небу снежные смерчи. И Юлькины глаза светились, как у Матвея за компьютером, неземно и безумно красиво.
Теперь помолчал Митька.
– Я придумал. Не надо загадывать лошадь насовсем. Понимаешь? Надо загадать, чтобы она появлялась тогда, когда ты захочешь. В парке. Или на даче.
Юлька вернулась на Землю и перевела взгляд с потолка на брата.
– Мить… Это же последнее твое желание.
– Ну, - согласно кивнул тот. – Последнее. И у тебя будет своя лошадь.
Юлька хотела сказать спасибо, но в горле только что-то булькнуло. А потом ей почему-то стало стыдно: вот еще, брата она не благодарила. И она булькнула горлом снова, а потом отвернулась к стене.
Митька неловко погладил трясущееся плечико и вышел из комнаты.
Через час все затихло.
Мама и папа спали, отвернувшись друг от друга.
Матвей ссорился с одеялом и, замерзая, крючился бубликом.
Митька посапывал у стены напротив. Негромко. Даже во сне злить Матвея не стоило.
Юлька улыбалась в потолок.
А рядом с ней осторожно перебирала ногами и встряхивала длинной челкой караковая лошадь.
Ьвобюл
– Дашенька, девочка, ты, главное, помни, что Бонечка боится сквозняков. Никакой рыбы, слышишь? Это вредно для почек…
– Конечно, тетя Катя. Не волнуйтесь вы так.
Гостья нетерпеливо кивает на все наставления, осматривая старую прихожую. Ну-ну, нам тоже интересно, с кем предстоит прожить две недели.
Короткая стрижка, зеленые глаза. Хорошенькая? Телефон упорно хранит молчание. Кот Бонифаций ходит кругами и мурлычет. Как ты доверчив, мой друг!
Мы видимся каждый день. Перед выходом из дома Даша рассматривает меня. Пристально. Изучающе. Иногда хмурится. Чаще улыбается. Ну, что ж, я не против.
Дашша. Это похоже на шшипение кота Бонифация, когда он на что-то злится. А еще на шшуршание Шубы.
Ей нравится петь для меня. «Раз не видишь по глазам, читай по губам». Неожиданно. Разве Максим - это женское имя?
Вечером к ней приходит какой-то парень. Он называет ее Зайкой. Звучит очень ласково - Заайка. Я не знаю, кто это, но кот Бонифаций утверждает, что это как Шуба - мягкое и пушистое.