Зайцемобиль

Генка смотрел на нее счастливыми глазами.

– Послушай, - вдруг спросила Светка.
– Тебе на жалко?

– Чего там! Захочу - еще достану!

– Тогда я возьму еще про войну. И вот эти серебряные, ладно?

– Бери!

Светка завернула марки в газету.

– Ну, я пошла...

И взглянула на Усова. Генка стоял посреди комнаты и не отрываясь глядел на Светку. Глядел - и глаза его сияли.

– Я пошла, - повторила она.

– Посиди еще... Хочешь, чай будем пить?
– очнулся Генка.

– Чай? Да мне попадет! Уже почти что ночь... Пока!

Она погладила его по голове, как всегда делала ее мать, уходя ни работу, и выскользнула за дверь.

Все марки, кроме флоры и фауны, Усов принес утром в класс и просто выложил на парте.

Произошла небольшая свалка. Несколько марок порвали.

– Подумаешь, я и сам соберу!
– сказал Мишка.
– Беспорядок только устраивают.

И в толкучку не полез. Генка стоял в стороне и блаженно улыбался, видя, как из-под его парты вылезают коллекционеры, крепко прижимая к груди марки. За этим занятием застала свой чудесный класс Алла Борисовна.

Весь урок и следующий тоже в классе шел энергичный обмен. Тот, кто схватил ненужные марки, менял теперь у других на те, которые требовались.

– Осел ты!
– ласково сказал Гарик Сонкин Усову.
– Самый настоящий, с длинными ушами. Ты бы мог знаешь сколько выменять на эти марки? А ты выбросил.

– Не выбросил, а отдал, - заметил Усов.
– Буду еще мелочиться! Что я, Плюшкин какой-нибудь?

– Да у Генки, знаешь, сколько марок?
– вмешалась Мельникова.
– Он себе и так собрал - будь здоров!

Сонкин задумался и ничего не возразил. Всеобщий азарт его не задел.

До выставки оставался всего один день. Все должны были расклеить свои марки на большие листы бумаги и принести в школу.

– Кто не расклеил, завтра - последний срок!
– обходил и предупреждал всех Гаврилов.

Листы разложили на полу, и Мишка отгонял любопытных, чтобы не наступили.

– А твои где?
– спросил он Усова.

Тот показал коробку.

– Разве у тебя тоже фауна и флора?
– удивился Гаврилов.

– Нет, - ответил Генка.
– У меня флора и фауна.

Оказывается, никто не собирал флору и фауну, кроме Мишки и Усова.

– Это же нечестно, понял?
– Мишка увидел, что у Гены марок намного больше.
– Надо самому собирать, а нахватать сразу я, знаешь, сколько могу, если схожу к отцу?

– Пойди, - согласился Усов.

– Так ведь их отмачивать надо, лучше готовые купить.

– Купи, - снова согласился Генка.

Тут начали марки вывешивать. Мишка повесил, и у него оказалось совсем мало. Усов вспомнил, как вырезал марки у тети Юли. Только теперь до него дошло, что директор завода и есть сам Мишкин отец. Как-то нехорошо получилось. Ведь, правда, Мишка мог сходить на завод, и это были бы его марки. На конвертах же написано: "Директору завода Гаврилову И.Я.".

– Знаешь, что?
– сказал вдруг Усов.
– Мне премию все равно не дадут.

– Почему не дадут?
– спросил Мишка.

Он кнопками прикреплял листы с марками.

– Ну, все будут смеяться: двоечник, а марки собирает... Не буду я в этой выставке участвовать. Бери мои марки!

– Ты это серьезно?
– удивился Мишка.
– Не шутишь?

Вместо ответа Усов протянул ему коробку с флорой и фауной. Миша пожал плечами, спрятал коробку в портфель и ушел домой.

Дома Усов вспомнил, что хотел написать письмо матери. Но чего ж теперь писать про марки, когда их нету?

Назавтра в классе прибавилось несколько огромных листов с наклеенными марками и надписью сверху: "Фауна и флора Гаврилова М.".

Из всех классов ходили смотреть выставку, и все замечали Мишкину коллекцию. Она была виднее всех, и в ней было больше всего марок. Даже вожатая гордо сказала:

– Растут ребята. У многих хорошие коллекции, а у Гаврилова флора и фауна лучше всех. Берите, ребята, все, как один, пример с Гаврилова.

Мишка получил премию: статуэтку - чугунный полководец Чапаев с саблей на скачущем коне. Он аккуратно завернул Чапаева в газету, положил в сумку, и все Гаврилову хлопали. А про Усова как-то забыли. Если и вспоминали, то с обидой: одним дал больше марок, другим - меньше. Раз уж ходил марки вырезать, мог бы взять и побольше.

МЕЧЕНЫЙ ЛЕЩ

Всю ночь кто-то шаркал босыми ногами, и бабушка встала. Приоткрыла дверь в коридор - на кухне горел свет. Она еще больше удивилась и испугалась. За столом, растопырив пятерню и держа на ней блюдце, сидел Генка Усов в одних трусах и пил чай, доставая вишневое варенье из банки столовой ложкой.

Увидев бабушку, Усов встал, закрыл банку с вареньем крышкой, поставил в шкаф. Сел, продолжая пить чай без варенья, как ни в чем не бывало.

– Что с тобой?
– спросила бабушка.
– Нормальные люди спят.

– Мне рыбу ловить. Видишь, светает?

– Рыбу... У него переэкзаменовка, а он рыбу... Все матери напишу!

Бабушка вздохнула, легла, долго ворочалась, не могла уснуть.

Усов допил чай, спокойно натянул штаны и, не возражая, выскользнул из парадного, держа в руке бидон и удочку. Пересек двор и остановился у подворотни нового дома.

Два окна над самой подворотней - Гарика Сонкина. Самое лучшее свистнуть, но свистнуть Усов стеснялся. Вдруг проснется его мать Алла Борисовна? Все-таки училка.

Усов стоял и не то, чтобы свистел, а подсвистывал. Так, слегка, и нельзя было догадаться, то ли он действительно свистит Сонкину, то ли просто так стоит, задумавшись...

С тех пор, как начались каникулы, Усов с Сонкиным ездят на озеро. И каждый день на берегу, сидя на обрыве, смотрят, как Тимофеич, небольшого роста небритый мужичок в резиновых сапогах, пыхтя, вытаскивает из тины бредень, выбирает из него рыбешку, складывает в бидон, извлекает из кармана четвертинку водки и сверток, пьет, закусывает, а потом подходит к ребятам. Тимофеич живет в одном дворе с Генкой и Сонкиным, днем где-то пропадает, а по вечерам стучит в "козла".

– Это что же у вас, - замечает вдруг он, - одна удочка на двоих? Снасть я те дам! Любую рыбу возьмет! Вот там, в затончике, говорят, сом живет большой.

– Где?

– А вон слева. Хитрый такой. Говорит: просто так не дамся!

– Кому говорит?

– Кому, кому! Известно кому - рыбакам. А здесь мое местечко. Я его, как говорится, облюбовал.

Смотав амуницию, Тимофеич берет бидон и поднимается кривой тропинкой в гору.

– Знаешь, почему у нас не ловится?
– сказал Сонкин, когда вчера они налегке возвращались домой.
– Тимофеич всю рыбу бреднем забирает, а остальную распугивает. Мы приходим - пусто. Давай завтра придем раньше его. Нам бы хоть маленькую поймать.